О покойном Мр. Пэлхэме (который хотя и был способным министром, однако не без недостатков) рассказывали, что, будучи подвергнут нападкам в Палате общин за временный характер своих мер, он заметил: "На мой век их хватит". Если бы столь пагубная и недостойная мысль овладела колониями в настоящем споре, грядущее поколение с ненавистью вспоминало бы имена предков.
Никогда еще солнце не светило более достойному делу. Это вопрос не какого-нибудь города, графства, провинции или королевства, это вопрос целого континента, составляющего по крайней мере одну восьмую часть обитаемого мира. Это не вопрос дня, года или эпохи; в борьбу фактически вовлечено потомство, и оно до скончания века будет в той или иной степени подвергаться влиянию настоящих событий. Теперь настало время заложить семя континентального союза, семя веры и чести. Сейчас малейшая трещина будет подобна имени, выгравированному булавкой на нежной коре молодого дуба; нанесенное повреждение росло бы вместе с деревом и потомство читало бы уже надпись из громадных букв.
Когда дело перешло от споров к оружию, наступила новая эра в политике и возник новый ход мысли. Все планы, предложения и т. п. до девятнадцатого апреля, т. е. до начала военных действий подобны прошлогоднему календарю, отслужившему свое и теперь устаревшему и ненужному. Что бы в то время ни выдвигалось защитниками разных сторон в споре, все заканчивалось одним и тем же, т. е. союзом с Великобританией. Единственное разногласие между партиями заключалось в методе осуществления этого решения. Одни предлагали насилье, другие — дружбу; кончилось же тем, что первое предложение потерпело крах, а второе утратило свое влияние.
Поскольку много говорилось о преимуществах примирения, которое подобно сладостной мечте ушло и оставило нас в прежнем положении, вполне уместно проверить доводы другой стороны и исследовать хотя бы часть того многообразного материального ущерба, который терпят колонии и всегда будут терпеть до тех пор, пока существует их связь с Великобританией и зависимость от нее. Необходимо изучить эту связь и зависимость в свете законов природы и здравого смысла, чтобы понять, на что нам рассчитывать при отделении и что нас ожидает, если мы останемся зависимыми. Я слышал утверждения некоторых о том, что поскольку Америка процветала при своей прежней связи с Великобританией, то такая связь необходима для ее счастья в будущем и всегда будет приносить те же плоды. Ничто не может быть ошибочнее доводов подобного рода. Таким же образом можно утверждать, что коль скоро дитя поправлялось от молока, то ему вообще не нужно мяса, или что первые двадцать лет нашей жизни должны стать примером и для последующего двадцатилетия. Но даже такое допущение заходит дальше, чем нужно, ибо я положительно утверждаю, что Америка процветала бы в такой же степени и по всей вероятности даже гораздо больше, если бы никакое европейское государство не обращало на нее внимания. Америка обогатила себя, продавая Европе предметы первой необходимости, и сбыт им всегда будет обеспечен, пока Европа не оставит привычку к еде.
Но ведь она [Англия] защищала нас, говорят некоторые. Допустим, что она владела нами полностью, это верно, что она защищала континент за наш счет так же, как и за свой собственный, но она защищала бы и Турцию из тех же соображений, т. е. ради коммерции и власти.
Увы! Мы долгое время находились во власти старых предрассудков и приносили большие жертвы своим суевериям. Мы гордились покровительством Великобритании, не учитывая того, что к этому ее побуждал интерес, но не привязанность, и что она защищала нас от наших врагов, не ради нас самих, но от своих врагов и ради самой себя, от тех, кто не был с нами в ссоре ни по каким другим причинам, но кто всегда будет нашим врагом по той же причине. Пусть бы только Великобритания отказалась от своих притязаний на континент или пусть бы континент сбросил с себя зависимость, и мы бы жили в мире с Францией и с Испанией, даже если бы эти страны и находились в войне с Британией. Бедствия последней Ганноверской войны должны были предостеречь нас от союзов.
Недавно в парламенте утверждалось, что колонии не связаны друг с другом, иначе как через метрополию, т. е. что Пенсильвания и Джерси и все остальные являются колониями-сестрами по линии Англии; это, конечно, весьма окольный путь доказательства родства, но зато ближайший и единственно верный путь доказательства неприязни (или враждебного состояния, если можно так выразиться). Франция и Испания никогда не были и возможно, никогда не будут врагами нам как американцам, но лишь как подданным Великобритании.
Но Британия — наша мать, говорят некоторые. Тогда тем более позорно ее поведение. Даже звери не пожирают своих детенышей, даже дикари не нападают на своих родных; вот почему такое утверждение, если оно верно, оборачивается по отношению к ней упреком; но, оказывается, оно не верно или верно лишь отчасти: слова родина или родина-мать иезуитски использовались королем и его тунеядцами с низким папистским умыслом повлиять на наши легковерные и слабые умы. Отечество Америки — это Европа, а не Англия. Новый свет стал убежищем для гонимых приверженцев гражданской и религиозной свободы из всех частей Европы. Сюда бежали они не от нежных материнских объятий, но от жестокости чудовища, и в отношении Англии это настолько верно, что та тирания, которая выгнала из дому первых эмигрантов, все еще преследует их потомков.
Мы здесь, на своей обширной части земного шара, забываем узкие пределы трехсот шестидесяти миль (протяженность Англии) и даем куда больший простор нашим симпатиям; мы считаем своим братом каждого христианина Европы и гордимся благородством чувств.
Отрадно наблюдать, как по мере расширения нашего знакомства с миром мы постепенно преодолеваем силу местных предрассудков. Человек, родившийся в любом городе Англии, разделенном на церковные приходы, естественно, больше всего станет обращаться со своими собратьями — прихожанами (у них во многих случаях будут общие интересы) и величать их соседями; встретив же одного из них в нескольких милях от дома, человек этот составит узкое понятие, возникшее от проживания на одной улице, и приветствует его как своего "городского"; если человек выезжает за пределы своего графства и встречает своего соседа в другом [графстве], он забывает мелкие деления на улицы и города и называет его земляком; но если в своих заграничных поездках люди эти сойдутся вместе во Франции или в любой другой части Европы, то их объединит уже более широкое понятие англичан. И в силу того же справедливого рассуждения все европейцы встречаются в Америке или в любой другой части земного шара как земляки; ведь Англия, Голландия, Германия или Швеция по отношению к целому миру занимают то же место, но лишь в большем масштабе, что улица, город и графство — в более мелком; эти понятия слишком узки для умов с континентальным кругозором. Лишь менее одной трети населения, даже в этой провинции [Пенсильвания], - английского происхождения. Вот почему я отвергаю приложение слов "отчизна" или "родина-мать" к одной только Англии как ложное, себялюбивое, узкое и неблагородное.
Но допустим, что мы все английского происхождения, что из этого следует? Ничего. Британия, сделавшись теперь открытым врагом, уничтожила тем самым всякое иное имя и название; сказать, что примирение является нашим долгом, поистине смехотворно. Первый король Англии, из ныне царствующего рода [Вильгельм Завоеватель], был француз и половина пэров Англии происходят из той же страны, следовательно, рассуждая таким образом, Франция должна управлять Англией.
Много говорилось об объединенной мощи Британии и колоний; о том, что, будучи в союзе, они могут бросить вызов всему миру. Но это простая самонадеянность; военное счастье переменчиво, а фразы эти ничего не значат, ибо мы никогда не допустим, чтобы континент наш обезлюдел ради оказания помощи британскому оружию в Азии, Африке или Европе.
Кроме того, с какой стати нам меряться силами со всем светом? Наша задача — торговля, а если ее вести как следует, то это обеспечит нам мир и дружбу со всей Европой, потому что вся Европа заинтересована в беспрепятственной торговле с Америкой. Ее торговля всегда будет служить ей защитой, а бедность недр золотом и серебром предохранит от захватчиков.
