Нойер догадывался, что может произойти дальше, но события развивались стремительно и превзошли все ожидания. Аресты инакомыслящих, мартовские выборы в Рейхстаг, запрет Коммунистической партии Германии, то есть окончательный разгром главного противника. И в конце месяца – Закон о чрезвычайных полномочиях. Занавес. Дальнейший ход событий предсказать было легко.
Далее, ещё в двадцать девятом году Гиммлер стал рейхсфюрером СС и успешно развивал эту структуру, на глазах превращая «чёрный орден» в самую мощную спецслужбу Германии. К весне этого года в рядах охранного отряда насчитывалось более пятидесяти тысяч человек. Сам же Гиммлер получал из рук нового канцлера должность за должностью. Пока, правда, всё больше в пределах Баварии, но недалёк тот час, когда влияние его распространится на всю страну. Нойер верил в это и мысленно рукоплескал – вот такого начальника он хотел иметь!
Рихард Блюме, между тем, звонил всё реже, а последние полгода вообще не давал о себе знать. Новый же руководитель Абвера Конрад Патциг не выказывал к проекту особого интереса. Не беда, директор с удовольствием оказался бы под крылом всесильного СС. Тем более что Гиммлер с маниакальным упорством подчинял себе всё, связанное с наукой, в том числе, – а быть может, и в первую очередь! – наукой исторической, связанной с древней Германией и пантеоном её божеств и героев. А также и оккультными знаниями.
И наконец, в июле состоялась устроенная известными расологами Дарре и Виртом выставка «Немецкое наследие предков», которую Гиммлер не преминул посетить. И не просто посетил, а всецело одобрил, и вместо тихо умирающего «Туле» появилось «Немецкое общество по изучению древней германской истории и наследия предков». А чуть позже – институт, для простоты сохранивший в названии два последних слова – наследие предков. «Аненербе».
Теперь Нойер был рад, что в деле подготовки диверсанток не обошлось без предтечи новоявленного научного центра. Это ставило школу как бы ближе к всемогущему рейхсфюреру. Но и одолевали сомнения: не пожелает ли новый хозяин сменить персонал? Новая метла по-новому метёт, есть у русских такая поговорка. Звонок из ближнего окружения Гиммлера вначале более испугал, чем обрадовал. Некто, представившись господином Клюге, поведал, что рейхсфюрер помнит о школе Кнохенхюте, знаком с программой обучения и приветствует перспективное начинание. В знак доверия он предлагает господину Нойеру встретиться с профессором Бертольдом.
– Учёный приедет к вам завтра, – негромко, но уверенно журчал голос на том конце провода. – Поговорите с ним, расспросите. Посмотрите, какой он человек, этот профессор, и что за идеи роятся в его голове. Мы знаем вас как опытного человека и убеждённого члена партии и рассчитываем на объективную оценку. Если Бертольд будет нести полный бред, не спешите отказывать. Прежде позвоните мне по телефону (далее следовали цифры). Подумаем вместе. Если же проект вам понравится, приступайте к реализации немедленно. Создайте учёному необходимые условия, подберите материал. И всё равно позвоните. Да, в мюнхенском отделении Кредит-Банка на счёт вашей школы мы положили некоторые средства (далее следовала цифра, весьма внушительная). Располагайте ими. Вопросы, господин директор?
Вопросов не было, была радость. Вот это хватка! Вот, что значит – хозяин в доме! Сразу и перспективный проект, – да не просто, а с научным открытием, с настоящим учёным! – и денежки. А уж он не подведёт. Отличный шанс доказать свою полезность!
В тот момент, когда Катрин Зобель в зале физвоспитания боролась с чешкой Ханной Куна, директор встречался с профессором в верхнем ярусе южной башни. Одной из тех, куда воспитанниц не пускали. Внизу располагались бухгалтерия и учебная часть. Верхний ярус пустовал. В восточной башне, в подвале находился склад оружия и боеприпасов для учебных стрельб, выше жили преподаватели школы. Получалось, будто они сидят на пороховой бочке, но никто не выражал неудовольствия или опасений.
Профессор выглядел в точности так, как порой описывают учёных мужей в книжках: слегка рассеянный, не от мира сего, с венчиком лёгких как пух волос вокруг лысого, блестящего черепа. Круглые очки его постоянно запотевали, и ему приходилось время от времени протирать их носовым платком. Выяснилось, что он преподавал теорию электромагнитных излучений на физическом факультете Мюнхенского университета Людвига-Максимилиана. Увлекался проблемой воздействия излучений рентгеновского спектра на живые организмы.
– Видите ли, рентгеновские лучи могут различаться по частоте и длине волны, – увлечённо повествовал Бертольд. – Энергия их лежит в пределе от ста электронвольт до двухсот пятидесяти килоэлектронвольт, а длина волны от пяти тысячных до десяти нанометров. Это чрезвычайно большой разброс…
– Подождите, уважаемый профессор, – мягко, но непреклонно перебил Нойер. – Не тратьте красноречие зря, я в физике всё равно ничего не смыслю. Давайте сразу к сути дела – чем ваши лучи интересны в плане подготовки будущих разведчиков-диверсантов?
– Ну да… – слегка сбился учёный муж, но тут же воспрял: – так я о чём и говорю! Можно подобрать такую энергию и длину волны, которые будут воздействовать на живой организм чрезвычайно интересным образом. Облучая узконаправленным пучком область гипофиза…
Чем дольше слушал Нойер, тем более испытывал неприятное удивление. В то время как в кругах национал-социалистов – он знал – полным ходом идут обсуждения, мол, стоит ли содержать умалишённых, дебилов и прочих увечных, это ярмо на шее общества, Бертольд предлагал этих самых уродов производить из нормальных людей. Таково ли предназначение его воспитанниц?
– Как вы говорите, задержка в росте? – переспросил он, отвлёкшись от собственных мыслей.
– Ну да! Выделение гормона роста резко сокращается. После серии сеансов внешне человек продолжает выглядеть ребёнком, в то время как внутреннее развитие продолжается. Интеллект, волевые качества, способность оценивать окружающую действительность и шкала личностных ценностей, способность принимать решения и действовать – всё это будет как у взрослого человека. Я доказал это, изучая поведение животных, а с недавнего времени получил возможность опробовать метод на… э-э… – ученый запнулся, подыскивая слово, – объектах из Дахау. Жаль, что среди них не было детей, только два подростка. У вас же здесь очень благоприятный материал. Мы можем сразу от стадии эксперимента перейти к…
– Вы сказали, внешне воспитанница остаётся ребёнком, а сила мышц, выносливость? Способность переносить физические нагрузки?
– С определёнными ограничениями, конечно. Всё-таки восьмилетняя девочка не справится с взрослым мужчиной в драке. Или, например, при беге на длинные дистанции. Однако здесь многое поддаётся тренировкам, та же выносливость. Работа большинства внутренних органов будет на уровне взрослого человека.
– Большинства, но не всех? – вновь уточнил Нойер.
– Да, увы, кое-что теряется. Снижается, к примеру, выработка половых гормонов. Эта функция необратимо угнетается. У вас ведь девочки? Увы, им никогда не познать счастья материнства, да и лунный цикл грубо нарушится…
– Это что касается материнства, а вообще возможно, чтобы по прошествии определённого времени девочки смогли вернуться к нормальному развитию?
– К сожалению, нет. – По лицу профессора было совершенно не заметно, чтобы он действительно сочувствовал будущим диверсанткам. Похоже, дальнейшая судьба подопытного материала его абсолютно не волновала. – Они вынуждены будут прожить всю жизнь в теле ребёнка. Так и состарятся.
– Трудно представить, – задумчиво проговорил Нойер, – старушку в облике восьмилетней девочки.
– Я тоже не могу себе такого вообразить, – усмехнулся учёный. – Впрочем, вы готовите воспитанниц к такому роду деятельности, что, возможно, им и не суждено дожить до преклонных лет.
– Тут вы правы, – согласился директор. – Вы дали название своему проекту?
– Особенно не выдумывал. Latenz – задержка, отсюда «Программа Л».
