Все еще ощущая под пальцами биение чужого пульса, я обернулся через плечо и прорычал:

— Заткнись и слушай сюда, — подметил, что тот окаменел, и холодно продолжил. — Еще раз произнесешь мое имя — и мне плевать, где это будет, хоть дома под кроватью — я обещаю, это последнее, что ты скажешь.

— Я понял, понял, — примирительно подняв руки, закивал он, развернулся и через пару секунд уже скрылся из виду.

Проводив его мрачным взглядом, я обернулся к «цыпленку» и, пресекая его очередные жалкие попытки освободиться, потянул за шею на себя и приложил головой о стену. Вскрикнув, он обмяк, но я, все еще удерживая в захвате его горло, не дал ему упасть.

— Пусти, — сдавленно выдохнул он мне в лицо и обхватил своими длинными пальцами мое запястье там, где голая кожа граничит со слегка закатанным рукавом клетчатой рубашки.

От его прикосновения и еле слышного запаха мятной жвачки я пришел в бешенство. Если бы не окружившие нас зеваки, я незамедлительно раскроил бы ему череп о каменную кладку.

Выдернув руку из цепкой хватки, я смял его серую толстовку в кулак и под разрывающую барабанные перепонки трель звонка потянул к лестнице. Звонок словно вывел людей из оцепенения, и те, зашумев, в спешке стали расходиться.

«Цыпленок» брыкался, вырывался и сопротивлялся, как мог, но я явно был сильнее. Осознав, что силы не равны, он схватил с пола свой рюкзак в самый последний момент, в следующий же — я отбуксировал его к лестнице, а после за шиворот протащил весь путь вниз. К тому времени большинство уже разбрелось по аудиториям, и в корпусе стало удивительно тихо.

На последней ступеньке «цыпленок» вдруг обеими руками вцепился в перила, чем разозлил меня еще больше.

— Не позорься, болван, ведешь себя, как девчонка, — презрительно выплюнул я, а потом понял, что только что сказал, и засмеялся. — Хотя, постойте-ка, ты ведь она и есть.

На это он лишь фыркнул и покрепче обхватил перила. Я был немного выше его, поэтому ему пришлось чуть поднять голову, чтобы просверлить меня уничтожающим взглядом.

– Зато я не такой мудак, как ты, — пробурчал он и, наклонившись ближе, добавил заговорщицким шепотом, — и, кстати, сюда декан наш идет.

Не выпуская его толстовку, я развернулся в пол-оборота и чертыхнулся. Блядь, так и есть! Вывернув из-за угла, декан шел прямо на нас, разговаривая по телефону и на ходу что-то сосредоточенно изучая в своем ежедневнике.

— Отпусти перила, идиот, — тихо прошипел я и схватил его уже за предплечье, но он тут же снова стал вырываться.

Зарычав, я толкнул его под лестницу, навалившись, прижал его локтем и напрягся. Если нас здесь застукают… По озорному блеску в глазах и коварной ухмылке кретина я догадался, что он подумал о том же.

Целую минуту, для меня тянувшуюся вечность, мы стояли лицом друг другу и шумно дышали, боясь пошевелиться. Точнее, боялся я, а он просто не мог. Моя рука, от локтя до запястья, не дававшая ему даже шелохнуться, двигалась в такт его дыханию.

Над головой послышались неторопливые шаркающие шаги, затем где-то громко хлопнула дверь, и через некоторое время все стихло. Слава всем богам, декан нас не заметил!

— Хотел бы я взглянуть на выражение лица Валерия Дмитриевича, застань он нас тут, — засмеялся «цыпленок», когда я, облегченно вздохнув, отпустил его. — Я прямо надеялся, что он увидит, как всеобщий любимчик зажимает другого парня в темном тихом уголке.

Накрутив капюшон его толстовки на кулак, я притянул к себе и рявкнул в это нагло улыбающееся лицо:

— Закрой рот! Думаешь, это смешно? — скривился я. — Убожествам, вроде тебя, не место среди нормальных людей.

— Это ты-то нормальный? — вмиг ощетинился он и попытался увернуться.

Дернув за капюшон, я вытолкал его из-под лестницы, а затем пинками и тумаками выпроводил из здания. Оказавшись на улице, я потащил «цыпленка» за угол, огляделся и, никого не заметив, в который раз за сегодня пригвоздил его спиной к облупленной штукатурке корпуса. Блин, лишь бы это не вошло в привычку.

Часть 3

Максим и подумать не мог, что, проучившись всего каких-то два месяца, уже так скоро нарвется на неприятности. Промолчи он — и сидел бы сейчас на скучной лекции по правоведению, застывшими глазами уткнувшись в тетрадь, и отчаянно, но безрезультатно боролся бы со сном.

Вместо этого, он подпирал лопатками шершавую стену их потрепанного временем корпуса, а его рюкзак снова валялся где-то в ногах. И сам Андрей Македонский, нависая над ним грозной фигурой, стоял настолько близко, что при желании, всего лишь подняв голову и слегка наклонившись вперед, Макс мог бы…поцеловать его?

Усмехнувшись своим странным мыслям, он встрепенулся и вызывающе уставился в обычно холодные карие глаза, которые сейчас гневно пылали.

— Хватит так на меня смотреть! — брезгливо скривился их обладатель, моментально отпрянув. — Об этом и говорил тот мудак, да? Тебя самого-то от себя не тошнит?

— Да вроде нет, — дерзкая ухмылка исказила четко очерченные губы Максима. Гордо вздернув подбородок, он спросил:

— А что насчет тебя? Какого это быть зазнавшимся индюком?

Неожиданный удар в солнечное сплетение вышиб на мгновение весь воздух. Охнув от боли, парень согнулся и постарался восстановить дыхание, но тут же сильные руки вцепились ему в плечи и отшвырнули назад.

— Ничего, я выбью из тебя всю твою гейскую дурь, — от хриплого выдоха в самое ухо по позвоночнику поползли мурашки.

Максим внутренне содрогнулся. Его никак нельзя было назвать хилым, но против Македонского шансов у него практически не было. В школе Макс по возможности старался избегать драк, и по большей части ему это даже удавалось. Но в данный момент он был точно уверен: Андрей побьет его, а сам отделается парой синяков и царапин. И это в лучшем случае. Да и к ним он, скорее всего, давно привык, столько лет профессионально играя в футбол.

Следующий удар пришелся в ключицу.

От боли сжав челюсти до хруста, он пнул Андрея по левой голени, оставляя на черных, в меру зауженных джинсах грязные следы от подошвы его кед.