Полли делает тот трюк с закатыванием глаз, практически не шевелясь, и я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не засмеяться. Ее поддельный настрой работает во всю мощь, но так как репортер не очень хорошо ее знает, она не может знать, что все происходящее лишь шоу.

— Что насчет тебя, Полли? — принужденно спрашивает репортер. — Какая твоя самая любимая часть?

— Понимание того, что школа так близка ко мне, а я практически за ее пределами, — говорит она. Ее неискренность невыносима, но это заметно, только если ты знаешь, что искать в ее словах.

— Хорошо, хорошо, — бормочет репортер, записывая это все в свой блокнот. Затем она поднимает голову и смотрит прямо на меня. — Гермиона, после того нападения в конце прошлого лета, есть ли у тебя какие-нибудь советы другим девушкам, как быть достаточно умной, чтобы с ними не случились такие ужасные вещи?

— Ч-что? — заикаюсь я. Позади меня задорный настрой Полли плавится и капает на пол. Этого нет в сценарии.

— Возможно, какие-нибудь предупреждения, которые вы бы сами хотели когда-то получить, — поясняет репортер. — Или что-то, о чем бы вам хотелось узнать до того, как вы отправились в лагерь Manitouwabing?

— Я думала, вы здесь, чтобы взять интервью о черлидинге, — говорю я, отчаянно увиливая от ответа. Я знаю, без сомнения, каким бы ни был мой ответ, он будет дословно напечатан в газете, и это слегка выводит меня из себя, потому что это застает меня врасплох, и я должна была это предвидеть. Я могу чувствовать, как Полли начинает закипать, но все-таки пока сдерживается. Она заставляет меня взять инициативу в свои руки. Мне придется быстренько что-нибудь придумать.

— Лагерь Manitouwabing не закрыли, — комментирует репортер, не обращая внимания на резкое изменение нашего настроения. — Это означает, что другие черлидеры из этой школы поедут туда вновь. Вы не думаете, что должны что-то сделать, чтобы предотвратить такие ужасные вещи?

От злости мой разум пустеет. Даже несмотря на то, что мне есть, что сказать мудрого и полезного, а также, возможно, слегка саркастичного, я говорю первое, что приходит мне в голову.

— Если бы я была парнем, спросили бы вы меня об этом?

— Ну, нет, — отвечает репортер. — Конечно, нет.

— Итак, давайте разберемся, — говорит Полли, ее голос обманчиво спокойный. — Вы считаете нормальным, спрашивать девушку, которая была одета в красивое платье, у которой была милая прическа, которая пошла на танцы со своими друзьями по хижине, выпила немного пунша, как и все остальные… Вы считаете нормальным спрашивать об этом эту девушку, которая допустила ошибку, и вам в голову не приходит спросить парня о том, как ему избежать чьего-то изнасилования?

Репортер делает шаг назад, будто Полли ударила ее, и выглядит так, словно не может подобрать правильные слова.

— Стала бы эта история лучше, если бы Гермиона знала, что именно она пила? Если бы ее юбка была на два сантиметра короче? Если бы ее рост был ниже среднего?

Сейчас от Полли исходит как огонь, так и холод. Я никогда в своей жизни не видела такой взрослой отдачи. Это дарит мне баланс, будто Полли ловит меня и снова ставит на ноги.

— Ага, я не уверена, что хочу отвечать на вопрос, — говорю я. — Поскольку он недостаточно правильный. И единственный человек, который во всем виноват, это мой насильник. Никак не лагерь, и уж точно не я.

— Я не пыталась этого предположить, — начинает она, отчаянно записывая все в блокнот, но я прерываю ее.

— Мне все равно. Лучше бы в вашей статье не появилось никаких цитат, кроме наших слов о черлидинге. Я могу развернуть такую кампанию, которую вы даже представить не можете.

— И у нее это здорово получится, — добавляет Полли, скалясь. — А сейчас нам надо идти в школу. Спасибо за интервью.

— Удачи на Провинциальных соревнованиях, — произносит репортер. Это абсолютно механическое прощание.

Полли берет мою руку, и мы вместе покидаем спортзал так, будто это наш личный дом. И на самом деле, вроде как так и есть. По пути мы минуем Лео, который, как неофициальный лидер мужской части команды, дал интервью прямо перед нами. Он не хочет встречаться со мной взглядом, но я знаю, что он все слышал.

Мы добираемся до раздевалки, и Полли начинает переодеваться в школьную одежду. Сегодня мы были одеты полностью в свою форму, частично для съемок, а частично потому, что хорошо время от времени практиковаться в юбках, чтобы понять свои ограничения. Тем не менее, я медлю. Прошло много времени, все синяки поблекли. Единственное реальное повреждение — эмоциональное, ну, это и когда я сделала аборт.

Полли смотрит на меня.

— На самом деле, я не думала об этом, — говорю я.

— Что ты имеешь в виду? — спрашивает она, натягивая через голову юбку и собираясь поправить прическу и макияж.

— Я знаю, что это не было моей виной, — отвечаю я. — И никто не говорит об этом вслух, но это именно то, о чем все думают.

— Я так не думаю, — заверяет меня Полли. — Даже в глубине души.

— Ты — это не все, — говорю я. — Ты — Полли. Я имею в виду остальных.

— Наверняка, Лео думает именно так, — говорит Полли. — И так считает телевидение. Я больше не могу смотреть CSI, ты знаешь. (Примеч. «C.S.I.: Место преступления» (англ. CSI: Crime Scene Investigation) — американский телесериал о работе сотрудников криминалистической лаборатории Лас-Вегаса, Премьера которого состоялась 6 октября 2000 года на канале CBS). Я от этого очень злюсь.

— Извини, — говорю я, ухмыляясь так, чтобы она поняла, что на самом деле я не имела этого в виду. — Я знаю, что ты обожала эти шоу.

— Заткнись, — огрызается она. — Я серьезно.

— Я ценю это, — уверяю ее я. — Это просто сбило меня сегодня, когда она задала этот вопрос. Я никогда не слышала, чтобы кто-то говорил об этом так громко.

— Люди всегда будут тупыми, — говорит Полли. — Я думаю, что мы напугали ее настолько, чтобы она не пустила в печать ничего из этого.

— Что есть, то есть, — говорю я.

— Поторапливайся, — подгоняет она. — Я хочу поговорить с Кэлдон до того, как начнутся занятия. Она должна была выяснить, куда нас назначат на Провинциальных.

Так как Онтарио самая большая провинция, соревнования разделили на два уровня. Два победителя из обоих объединений плюс следующие достижения по количеству набранных очков. Это вроде как разыграть удачу, но объединения завершаются перевесом в одну или другую сторону. Если мы попадем в легкое объединение, нам удастся немного расслабиться. Если попадем в сложное объединение, вероятно, нам придется отказаться от социальной жизни вплоть до следующей весны. Возможно, Кэлдон вообще не выпустит нас из спортзала.

Я переодеваюсь в свою одежду и поправляю волосы. На мне нет косметики, и когда я разворачиваюсь, Полли стоит прямо передо мной с помадой в руках. Я слегка приоткрываю рот, чтобы она смогла накрасить мне губы, и не вовремя вспоминаю о том, как перед Зимним Балом меня поцеловал Дион.

— Эээ, Дион поцеловал меня перед Зимним Балом, — говорю я, правда только после того, как она отворачивается от меня, чтобы не остаться с полосой от помады на лице.

— Не может этого быть! — обалдевает она. — Ты позволила какому-то парнишке из одиннадцатого класса поцеловать себя? Господи, Гермиона, где твоя гордость?

Я так сильно смеюсь, что мне приходится присесть, и когда Полли тянет меня вверх, чтобы я встала на ноги, а потом ведет на выход, она тоже смеется. Дойдя до кабинета Кэлдон, мы все еще продолжаем хихикать. Технически, она делит его с тремя другими учителями физкультуры, но с тех пор, как они преподают также и математику, то большую часть времени проводят на ступеньках кафедры математики.

— Я не хочу знать, — говорит Кэлдон, махнув рукой и приглашая нас войти. Годы, проведенные со взвинченными старшеклассниками-черлидерами научили Кэлдон достаточно неплохому подходу к нашим проделкам, но она выглядит немного серьезней, чем обычно, слишком серьезной, даже если мы и попали в сложное объединение. — И я не узнала о распределении.