— Итак, ты не можешь вспомнить о том, что произошло, но начинаешь вспоминать о том, что все это произошло на самом деле? — предполагает он, и я осознаю, что это именно то, что и происходит.

— Это шаг вперед, правильно? — спрашиваю я. — Я имею в виду, хороший шаг.

— Да, — говорит он. — При условии, что ты хочешь вспомнить.

— На самом деле, нет, — говорю я. — Я имею в виду, я могу прожить без знания всех деталей, но это, по крайней мере, может помочь мне со страхами о потерянном времени и с ежедневными подъемами.

— Я думаю, это поможет, — говорит он. — Хочешь попробовать еще раз?

— Нет, — возражаю я. — Думаю, на сегодня этого достаточно.

— Тогда мы просто оставим это на потом, — говорит он. А затем смотрит непосредственно на меня. — Итак, не считая возвращения памяти, как в целом прошли твои танцы?

— Эйми и Полли, судя по всему, неплохо поработали над этим, — говорю я. — Все было замечательно. И Мэлори повела себя как герой и танцевала с Лео, так что нам не пришлось стоять вдвоем в одно время около столика с пуншем.

—Ты с кем-нибудь танцевала? — спрашивает он.

— Нет, — отвечаю я. — Ну, не медленные танцы. Я была с группой танцующих, пока песня не спровоцировала мою память. После этого мы сразу ушли.

— Но было весело? — допытывается он. — Без неловкостей или чего-то такого?

— Иисус, — вздыхаю я. — Я даже от мамы никогда не получала таких вопросов.

— Твоя мама не получала такую обширную подготовку в области того, какие именно вопросы нужно задавать, — замечает доктор Хатт. — Слушай, я понимаю, эта песня будто отворачивает тебя от амурных дел, но факт в том, что ты можешь продолжать близкую дружбу без ее полного пересмотра, с этой точки зрения все, что произошло, это хорошо. Я хочу быть уверенным, что ты будешь держаться этого курса.

— Значит, нас таких двое, — признаюсь я.

— Хорошо, — говорит он. — Итак, расскажи мне, что еще произошло на танцах.

Черт, откуда он всегда все знает?

— Когда я свихнулась, — говорю я, и он кривится, поэтому я поправляюсь, — когда у меня началась паническая атака, один из парней моей команды, Дион, подошел к тому месту, где я находилась. Там была толпа, и я не могла выбраться из нее, и я повсюду разлила свой пунш, а он просто поднял меня и перенес к трибунам.

— И это заставило тебя еще больше паниковать? — спрашивает он.

— Нет, — отвечаю я. — Наоборот. Это произошло, и я понимала, что это все дурацкая песня, но это было мило. Не страшно. Не волнующе. Просто… мило.

— Люди теперь не так часто касаются тебя, да? Я имею в виду, помимо тренировок с твоей маленькой командой поддержки.

Второе очко. Вероятно, он составляет эти фразы как компенсацию упущенной возможности обижать меня во время рождественских каникул.

— Нет, — говорю я. Я замечала это и прежде, но это впервые, когда я услышала эти слова. До того, как меня изнасиловали, всегда были руки на моих плечах и внезапные объятия. Были легкие заигрывания в коридорах. Сейчас это происходит только во время тренировок, всегда профессионально, за исключением танцев, и смотрите, к чему это привело. — Я имею в виду, Полли, и мои мама и папа снова стали регулярно обнимать меня, но не так, как раньше.

— Выглядит так, будто ты скучаешь по этому, — замечает доктор Хатт. — Даже если и боишься этого. В обоих случаях, это нормально. Когда Дион поднял тебя, ты просто внутренне боролась собой и поэтому победила. Это превосходная новость, когда ты задумаешься над этим.

Я думала об этом, несмотря на то, что после танцев велела себе этого не делать. Доктор Хатт намного более объективен, чем я, что одновременно и хорошо, и плохо. Я имею в виду, что хочу, чтобы мои чувства были настоящими, но также я не хочу, чтобы эти чувства у меня были на первом месте.

— Вы думаете, я должна? — спрашиваю я.

— Подумать об этом? — спрашивает он. — Дотрагиваться до людей? Снова начать встречаться с кем-нибудь? Будь более конкретной.

— Я… — начинаю я, но затем проваливаюсь. Я не знаю.

— Послушай, Гермиона, — говорит он, вздохнув. — На самом деле, я не советчик в плане свиданий. Ты должна сначала спросить об этом у себя, а затем я помогу тебе со всеми последствиями на твоем пути. Я также не могу сказать всем людям, окружающим тебя, как правильно им вести себя рядом с тобой. Но совершенно точно, что ты должна об этом подумать, потому что ты уже начала это делать. Просто дай мне знать, что ты решила, и я буду готов добавить это в твое досье.

— Вы собираетесь однажды написать обо мне книгу? — подозрительно спрашиваю я.

— Черт, нет, — говорит он. — Когда мы с тобой закончим, я отправлюсь рыбачить в Маскоку, и, вероятно, никогда не вернусь назад.

— Спасибо, — говорю я. Он смеется, и я чувствую, что должна пояснить. — На самом деле, нет. Я не это имела в виду. Я рада, что не являюсь тем особенным случаем, который продвинет вашу карьеру. Меня реально тошнит от мысли об этом.

— Я знаю, Гермиона, — говорит он. — Это одна из причин, почему уровень моей работы такой низкий.

— Какие-нибудь планы на Рождество? — спрашиваю я.

— Не совсем, — говорит он. — Семья и все такое. У тебя?

— Черлидинг, — отвечаю я. — Это никогда не прекратится.

— Если ты так говоришь, — соглашается он. — Но, в любом случае, я вернусь в январе, а ты должна быть готова к сдаче итогового теста по математике. Конечно, это означает, что нам придется найти что-то, о чем мы сможем говорить на протяжении твоего второго семестра.

— Не переживайте, — успокаиваю его я. — Я притягиваю драмы. Вы сможете помочь мне пробежаться по тексту или типа того.

Впервые я думаю, что расстроила его. Но это того стоило.

Глава 25

Прежде чем я осознаю это, наступает февраль. Спасибо Рождеству и итоговым экзаменам, потому что оба события настолько заняли всех, что ко мне перестали относиться как к особенной, или чужой, или новичку. Был только один короткий момент неловкости на игре выпускников перед Новым годом, когда я подслушала, как один из баскетболистов спрашивал, какая из черлидерш та «изнасилованная девушка». Мэлори посчастливилось стоять достаточно близко, и ее выражение лица меня выдало. Часть игры люди наблюдали за мной, но, не считая этого, все в порядке. Сейчас мы тренируемся для школьного турнира, а затем настанет время увеличить обороты для провинциального, и, если все пойдет по плану, то и для национального турнира.

Я стала больше общаться со своими родителями, особенно после того, как поймала своего отца, исследовавшего программы дистанционного обучения на своем лэптопе по вечерам.

— Ты хочешь, чтобы я получила университетский диплом, сидя в своей комнате? — огрызнулась я, и тут же сменила свой резкий тон на извиняющийся. Я подкинула своим родителям замечательную маленькую мысль, что им должен понравиться десятичасовой перелет от дома в Европу, но, увидев выражение боли на лице отца, я взяла в расчет то, что он чувствует себя виноватым за все случившееся.

Так что мы поговорили о поступлении в университет, и я объяснила, что мои планы и мечты не изменились. Мы сопоставили расстояние и репутацию и выбрали университет с тремя лучшими программами. Я сделала все возможное, чтобы объяснить, что я не инвалид. Я знаю, что они меня поняли, потому что отец стал чаще посещать церковь по воскресеньям, а мама перестала подавлять свои веселые яркие улыбки, когда спрашивала меня о том, как прошел мой день в школе. Отец снова молится о чем-то оптимистичном, а мама знает, что я не просто делаю вид, что все хорошо. Они спрашивают о своей обновленной дочери не больше, чем я прошу относиться ко мне по-новому, но мы работаем над этим, и в процессе этого мы понимаем, что ни одна из самых важных вещей в нашей жизни не изменилась, несмотря на все бедствия.

Я стала проводить больше времени с Мэлори и другими черлидерами двенадцатого класса, и меньше времени непосредственно с Полли. Я думаю, это хорошо для нас обеих. Я знаю, что она всегда будет моей лучшей подругой, как и я для нее, но мы, определенно, собираемся в разные университеты, так что ее отношения с Эйми — это практически тренировка перед тем, как мы больше не будем жить в одном районе. Эйми скрупулезно относится к тому, чтобы проведать меня, когда приезжает в город, и я никогда не чувствую себя неловко или «третьим колесом» Но когда Полли едет к ее родителям, меня рядом нет. Это немного ранит, но я знаю, как бывает хорошо сделать что-то в одиночку, так что не держу обиду. Она все еще звонит мне практически каждый вечер перед сном, и она все еще является первым человеком, которая встанет на мою защиту, если я буду в этом нуждаться. На данном этапе мы просто учимся быть самостоятельными. Еще до изнасилования, я понимала, что этот год станет концом чего-то. Я просто думала, что буду в состоянии контролировать этот конец.