— Нет, — отвечаю я. — Сколько сейчас времени?
— Почти одиннадцать часов, — говорит она, взглянув на свои часы. — И сегодня воскресенье, если тебе интересно.
— На самом деле, я это сама поняла, — я пытаюсь пошутить, но прямо сейчас я в спецрежиме «или плакать, или смеяться». — Если учесть, что из окна светит солнце.
Полли пожимает плечами, но из вежливости немного улыбается. Вчерашний вечер прошел в тумане болезненных судорог от экстренных противозачаточных таблеток, и я так сильно плакала, что у меня разболелась голова. Они не дали мне снотворного, которому я была бы рада, так что я не ожидала, что просплю так долго. Мои родители вернутся не раньше вечера понедельника, так что Кэлдон отправила на автобусе большую часть нашего снаряжения, а сама отвезет нас с Полли обратно в Палермо на своей машине. Должно быть, мои родители полностью раздавлены. Достаточно того факта, что они летят на самолете.
Стучат в дверь, и мгновенье Полли смотрит на меня, чтобы убедиться, что я готова к посетителям. Я киваю ей.
— Входите, — говорит она.
Это снова офицер Плуммер. На этот раз она в униформе, ее волосы спрятаны под фуражкой. Она выглядит как человек, с которым я бы предпочла не связываться. Когда она заходит в палату, снимает фуражку и удерживает ее в своих руках. Мне интересно, так положено по уставу или ей просто жарко?
— Извини, что снова беспокою тебя, — говорит она.
— Все нормально, — говорю ей. Это не так, но не похоже, что я могу волноваться еще сильнее.
Офицер Плуммер сглатывает. Я сразу же понимаю, что она весь день репетировала речь, которую скажет мне. Возможно, в своей машине. Возможно, в лифте. Возможно, прямо сейчас в своей голове.
Но речь никогда не станет лучше. Я делаю все возможное, чтобы не паниковать, что намного сложнее, чем должно быть.
— Мисс Винтерс, — говорит она, очевидно, решив, что официальное обращение, возможно, сделает все это проще для нас обеих. — Как вы уже знаете, снятые с вас вещественные доказательства были испорчены из-за того, что вы некоторое время находились в озере.
Она говорит это так, будто я ходила поплавать. Мне интересно, это уголовное преступление называется «человек без сознания в озере под действием наркотиков»?
— Поэтому, было решено не брать никаких проб с отдыхающих и сотрудников лагеря.
Я уже об этом знала, но все же надеялась. Часть меня этому рада. Не будет проб, не будет обвинений и последствий, не будет мыслей об этом после того, как я отправлюсь домой. Другая часть меня, похожая на Полли, борется со злостью.
— Однако, — продолжает она, — если результаты твоего теста на беременность окажутся положительными, и если ты захочешь поделиться этим с полицией Онтарио, у нас появятся основания взять эти пробы и провести тест, чтобы сравнить образцы… — ее профессионализм иссякает, и она вздыхает. — Мне на самом деле жаль, мисс Винтерс, — говорит она, руками очерчивая все вокруг. — Вы заслуживаете намного больше этого.
— По правде, для меня не новость, но вы заставляете меня надеяться на лучшее, — успокаиваю ее. Я слегка преувеличила, но мне это ничего не стоило. Мне нравится знать, что я все еще могу что-то дарить людям. — У нас еще нет этих результатов.
— У вас сохранилась моя визитка? —спрашивает Плуммер.
— Кажется, да, — говорю я. — Хотя, возможно, вчера она могла помяться, — я потеряла ее из виду после того, как все ушли и Полли вернулась на мою койку. Думаю, что в какой-то момент одна из нас могла использовать ее вместо салфетки.
— Я оставлю еще одну, — говорит офицер и вылавливает визитку из кармана рядом с пистолетом. Она кладет ее на стол. — Позвони мне, если решишь помочь с расследованием.
Я снова киваю, и даже несмотря на то, что она очень любезна, мне неожиданно захотелось, чтобы она ушла так быстро, насколько это возможно. Она задерживается еще на несколько секунд, чтобы спросить у Полли, нужно ли нам что-нибудь, но Кэлдон уже ходила в магазин и купила нам все необходимое, поэтому офицер Плуммер уходит. Когда мы остаемся одни, можно ощутить небольшое уединение несмотря на то, что дверь, ведущая в холл, открыта, и я делаю несколько глубоких вдохов.
— Ну, — говорит Полли, когда я восстанавливаю над собой контроль.
— Не знаю, — отвечаю ей. Я думаю о своем сне, о сказанном Кларой, что я вошла в статистику. Это мое подсознание пытается сказать мне, что я буду относиться к классу беременных? Это наркотики и коктейль эмоций сжигают меня изнутри?
— Ты разве не хочешь поймать его? — спрашивает Полли.
— Хочу, — говорю я. — Но подумай о том, что именно это означает.
Эти слова зависают между нами двумя на несколько секунд, когда глаза Полли округляются, и она понимает, что именно она случайно пожелала.
— Я не это имела в виду… — начинает она говорить, но потом останавливается.
— Я знаю, — говорю ей. — Я понимаю, что именно ты имела в виду. И я хочу поймать его. Я просто не могу думать об этом заранее.
— Ты же знаешь, что при любом раскладе, чтобы ты ни выбрала, я буду с тобой? — спрашивает она.
— Я знаю, — отвечаю ей. — И поверь мне, вероятно, я буду в полной мере пользоваться этим преимуществом.
— Просто… мне так плохо от того, что я не заметила этого, — говорит она. — Я была прямо рядом с тобой.
— Он хорошо продумал этот момент, — говорю я. Она вздрагивает, и я делаю вид, что не заметила этого. —Я имею в виду, если бы я стояла рядом с тобой, мы бы задумались над тем, почему мне так плохо, и Эйми отвела бы меня обратно в хижину. Но он дождался, пока я отойду от толпы, а я только хотела найти мусорный контейнер.
— Я все равно чувствую себя ужасно, — говорит она. — И Эйми чувствует себя так же. После того, как тебя увезли на машине скорой помощи, у нее случилась настоящая паническая атака. Я не могла остаться, потому что Кэлдон собиралась ехать следом за скорой. Правда, с ней осталась Мэлори.
— Ты слышала что-нибудь о ней? — спрашиваю я. Намного легче говорить о травмах других людей, даже если в глубине души и понимаю, что это связано со мной.
— В госпитале нельзя находиться с телефоном, — говорит она. — А я выходила только в ванную комнату.
— Ты самая лучшая, — заверяю ее. Я только не говорю ей, что этого недостаточно.
— Я знаю, —улыбается она с самодовольным видом, хотя ее улыбка не затрагивает глаз.
Звучит еще один стук в дверь, и входит медсестра-волонтер с нашим обедом. Технически, они должны кормить только меня, но практически все время моего нахождения здесь сотрудники госпиталя показывают, как переживают за меня, поэтому кормят и Полли тоже.
— Вы проспали завтрак, — говорит она, расставляя подносы на стол. Пахнет неаппетитно, и, как ни странно, я все еще не хочу есть. — Так что, я пришла к вам, как только обед был готов.
— Спасибо вам, — благодарю ее. Я не знаю ее имени, несмотря на то, что и вчера приносила еду именно она. У нее нет бейджика с именем, она не представлялась, просто приносит нам еду.
Полли снимает крышку со своего подноса и кривится.
— И мы еще думали, что еда в лагере была невкусной! — говорю я. Она дает мне пульт, чтобы я могла перевести свою койку в сидячее положение. Я могу вставать с постели, когда бы ни захотела, и понимаю, что мне нужно сходить в уборную. Они дважды меняли простыни, но когда я встаю, замечаю, что на подушке до сих пор есть кровь. Полли незамедлительно поднимет ее, снимает наволочку, нажимает на кнопку вызова и меняет ее, пока я иду в ванную комнату. От этого у меня снова появляются слезы, и я обещаю сама себе, что проведу часть своей жизни, делая для нее все возможное. В ванной я веду себя осторожно, чтобы не упасть и не пораниться. Чего я действительно хочу, это принять душ и надеть нормальную одежду, но с этим придется подождать.
— Ты думаешь, это странно, что я могу смеяться и шутить? — спрашиваю я, когда возвращаюсь в комнату. Я понимаю, что впереди меня ждет множество терапий, но до того, как они начнутся, мне бы хотелось разобраться с некоторыми вещами.