Гости вокруг зааплодировали, дамы тише, мужчины громче. Кажется, многие участницы охоты разочаровались, что выбрали не их. Однако до моего разочарования им было далеко. Я расстроилась ужасно, и не потому, что клык достался не мне (это ведь и так понятно, учитывая моё падение), но только я бы с лёгкостью приняла любую другую девушку, но не этих двоих.

   От обиды у меня снова помутилось в голове, тянущая тупая боль, которая беспокоила с самого возвращения, становилась всё сильнее. Я побыла ещё немного на празднике, а когда гости разошлись не на шутку, одурманенные винными парами, решилась вернуться в комнату. Всё равно никому не было дела до моего ухода. Они сейчас опять затевали какие-то забавы и заключали новые пари.

   Я зашла в спальню и вызвала служанку, которая помогла мне раздеться и обтереться влажной губкой. Сил на принятие ванны не было. Горничная подала ночную сорочку и, когда я забралась в постель, тихонько вышла за дверь. Я прикрыла глаза, но боль от этого стала ещё сильнее. Поворочавшись с боку на бок, не выдержала и снова села в кровати. От сжимавшего виски болезненного обруча невозможно было избавиться, меня стало подташнивать. Я зажгла свечу и потянулась к колокольчику, чтобы вновь позвать прислугу, когда раздался тихий стук в дверь. Решив, что это пришла Люси, негромко пригласила войти, и очень удивилась, когда на пороге возник отчим.

   — Рози, — Джаральд уверенно приблизился к кровати, попирая тем самым все правила приличий, которые не дозволяли взрослому мужчине входить в комнату юной девушки (особенно когда из одежды на ней была одна ночная рубашка). Зардевшись от смущения, закрылась одеялом до самых ушей. — Как ты себя чувствуешь?

   — Спасибо, что поинтересовались, граф, — я хотела, чтобы ответ прозвучал язвительно, а вышло слишком жалобно. Я злилась на него за историю с трофеем, несмотря на то, что Джаральд спас меня сегодня, а проклятая головная боль только усугубляла моё состояние.

   — Вы пришли за благодарностью? — кажется этого вопроса он не ожидал, поскольку искренняя забота на его лице сменилась холодной усмешкой.

   — Не думаю, что сейчас ты в состоянии поблагодарить меня так, как я этого хочу, Рози. Однако мне не понравился твой вид во время ужина, я зашёл узнать, не стоит ли вызвать врача?

   — Нет, ничего не нужно. У меня просто болит голова, но я отдохну, и все пройдёт.

   Джаральд ничего не ответил, а минуту спустя кровать прогнулась под его весом. Длинные пальцы легли на мой лоб, ощупывая и надавливая в разных местах, а я застонала тихонько и закрыла глаза, потому что стало ещё больнее и тошнота усилилась.

   — Меня мутит, граф, оставьте.

   — Рози, лежи спокойно.

   Услышала какой-то тихий щелчок, но не было сил посмотреть, что он делал. Виски сдавливало, голова болела до мелких мушек перед глазами. Я почувствовала, как мужчина склонился ниже, но глаз не открыла. А потом меня окутал его запах, тот самый с лёгким ароматом мяты, который я теперь ни с каким другим не спутаю. Джаральд прикоснулся ко мне почти невинным поцелуем, раскрывая податливые губы, и кончиком языка протолкнул в рот круглую мятную конфету. Втянула её почти неосознанно, а он отстранился.

   Я все ещё не раскрывала глаз, с удивлением прислушиваясь к своим ощущениям. Сладкая горечь конфетки мягко пощипывала язык, приятная прохлада медленно обволакивала рот, распространяясь от ноющих дёсен до самого нёба, вызывая лёгкое онемение, а тошнота потихоньку отступала. Приоткрыв глаза, посмотрела на графа.

   — Тебе нужен мятный настой, — сказал он, осторожно убирая с моего лица прядь волос и тихонько проводя пальцами по лбу. — Это лучшее средство от головных болей. Я прикажу своему слуге приготовить его, он знает превосходный рецепт. А теперь отдыхай, Рози, и поправляйся.

   Граф легко поднялся и ушёл, пожелав напоследок спокойной ночи. А немного позже служанка принесла мне стакан с горьковатым настоем, слегка смягчённым медовым вкусом и с капелькой лимона. Я выпила его целиком, а спустя полчаса голова прошла, и я смогла, наконец, уснуть.

   В последующие дни головная боль изредка беспокоила, и я велела горничной узнать у слуги графа рецепт настоя. А ещё вдруг поняла, что мне очень полюбились мятные конфетки и дала распоряжение служанке купить для меня целую коробку. В нашей деревенской лавке таких, к сожалению, не нашлось. Там продавались только засахаренные фрукты, карамель и другие сладости. Спрашивать у графа, где он их покупает, я не решилась (ещё бы взялся кормить меня ими каждый вечер перед сном), и пришлось просить Люсинду прислать желанное угощение, когда она поедет в Меррингтон.

   После охоты часть наших дальних родственников уехала, а часть гостей осталась. Люси с женихом тоже задержались, хотя изначально планировали покинуть поместье раньше. Подруга говорила, что хочет провести рядом больше времени, поскольку слишком испугалась, когда я упала, и непременно должна убедиться, что со мной всё будет в порядке. Противные кузины тоже не торопились уезжать и очень нервировали меня своим присутствием.

   Жизнь в поместье потекла более спокойно, развлечений стало меньше. Но все желающие могли в любой момент попросить Катрин организовать что-нибудь интересное, и хозяйка никогда не отказывала. Вильям стал все настойчивее проявлять ко мне знаки внимания и не оставлял ухаживаний, слишком часто попадаясь на пути, стоило только покинуть пределы комнаты. Я с трудом терпела прилипчивого ухажёра, но не решалась сказать ему в открытую, что замуж за него не собираюсь.

   В один из дней я получила ответ от матери Александра, в котором она писала, что её сыну нужно оставаться в постели и необходим хороший уход, и просила повременить с визитом. Письмо оставило в душе неприятный осадок, я боялась, что Маргарет действительно осуждает меня, но решила разобраться со всем позже, когда поеду к ним в гости. А пару дней спустя произошло нечто, что заставило меня на какое-то время позабыть о здоровье баронета.

   Это случилось вечером, на третий день после охоты. Я сидела в музыкальном салоне и наигрывала незатейливую мелодию, когда в комнату вбежала Люси.

   — Роуз! — подруга находилась в таком возбуждённом состоянии, что я не на шутку разволновалась.

   — Что такое, Люси?

   — Роуз, какой скандал! Только послушай: прогуливались мы с Артуром по саду, а я до этого случайно услышала, как граф говорил твоим кузинам об оранжерее. Он рассказывал, какие там редкие цветы и растения, поэтому я позвала Артура тоже взглянуть на них. Мы ещё пригласили виконта с виконтессой, и эсквайр с женой захотели пойти. А когда мы все вместе дошли до самого удалённого уголка, то там...

   Люсинда замолчала, набирая в грудь побольше воздуха, а потом выпалила на одном дыхании:

   — А там граф с твоими кузинами! Он... он Полин целовал, а другой рукой гладил грудь Мелани, представляешь?! Прямо с двумя!

   — Что с двумя? — голос опустился до шёпота, сердце готово было разорваться на куски.

   — Ну с ними обеими... ласкал их обеих. У Мелани платье полуспущено, а он грудь через сорочку гладил, а у Полин юбка до самых панталон задрана. Ужас какой, Роуз! Твоя мачеха уже знает. Такой позор для Катрин! А твои кузины, Роуз, их теперь ни в одно приличное общество не пригласят! Какое падение!

   Мне было плевать на кузин и на Катрин, а вот Джаральд, он... он меня целовал, он меня лечил, а теперь с ними... с ними...

   Я готова была разрыдаться, а сдерживалась из последних сил, чтобы Люси не заметила, какую боль она причинила мне своей новостью.

   Скандал разгорелся такой силы, что той же ночью кузины покинули поместье, а их мужья вызвали Джаральда на дуэль, каждый в отдельности. Я слышала, граф принял вызов. Гости шушукались по всем углам о происшествии, Катрин ходила бледная, но с невозмутимым лицом и вела себя, как и раньше, ничем не выдавая собственных чувств.