— Но это же мародёрство! — заикнулся молоденький прапорщик.
— Что с бою взято, то свято, — твёрдым голосом сказал Пётр. — Всё что есть в вещмешке красногвардейца — награблено и отнято у гражданских, или выдано большевиками. Патроны, гранаты, пулемёты, снаряды красным из Петрограда и Москвы шлют. Да и здесь они у казачков склады все обобрали. Нам то Каледин ничего считай не дал. Как я уже сказал — золотые украшения сдать в фонд армии, может на них чья-то невинная кровь, всё остальное, что пригодится, взять себе. Иначе вы не сможете нормально воевать. У вас не будет ни патронов, ни еды. Когда мы атаковали Екатеринодар, из обоза выдали по тридцать патронов на брата, больше не было. А дрались там трое суток. Вот и посчитайте сами, чем на второй день можно было стрелять. Если бы у каждого в нашей роте не лежало в мешках по две-три сотни патронов, красные бы нас смели в первый день, там на каждого нашего не меньше десятка большевиков было. Поэтому всех убитых большевиков проверять, забирать оружие и боеприпасы. У многих из них имеются наганы. У комиссаров, как правило пистолеты или маузеры. Имейте в виду, по моему мнению, генералы в обеспечении боевых действий ни хрена не понимают и заниматься этим вопросом не особо собираются. Они считают, что выдают вам денежный оклад и дальше их забота кончается. Покупайте для еды что хотите. Даже имея деньги на них не всегда можно что-то купить. Были мы в таких аулах и хуторах, где нет ничего. Даже в хороших станицах не так просто купить кусок сала или круг копчёной колбасы. Походных кухонь нет, котлов нет, во взводе раньше имелся чайник, чтобы горячего попить. Прокормить себя — это главная задача в походе. Голодным вы не сможете совершить марш на значительное расстояние, а меньше двадцати вёрст обычно не ходят, да и в бою будете думать о еде, а не о том, как половчее пырнуть большевика штыком. На организованное снабжение не рассчитывайте. Мы на роту, если удавалось, всегда патроны собирали. Иначе пулемёты бы молчали.
— Пётр Николаевич, а вы много красных убили?
— Не знаю, специально не считал, но думаю сотни две на тот свет отправил.
— А у вас есть какая-то тактика или особенность штыковых приёмов?
— В общем то есть. Я ведь воюю с шестнадцатого года и ещё на австрияках и немцах эту тактику выработал. Во взводе все делятся на тройки. Первым идёт самый хороший боец, сильный, ловкий, быстрый. Два других движутся на шаг сзади, прикрывая с боков. Подпоручика Юриксона у нас ранило, так что мы с Вадимом после Екатеринодара вдвоём штыками работали. Парой тоже легче, чем одному. Первому за обстановкой тяжело следить, он же вперёд ломится, могут и сбоку и со спины зайти. А потом, у меня винтовка не трёхлинейка, а австрийский Манлихер. Она гораздо легче, и штык у неё ножевой. Отсюда удары быстрее и гораздо разнообразней, чем колющие для нашего штыка. Красные мне не соперники. Штык отточен как бритва, чиркнул легонько по горлу и каюк большевику. Один раз только хороший боец из унтеров попался — четыре удара выдержал. А так как правило один или два раза махнул и уже лежит. Силы то во мне немерено, могу лом в дугу согнуть.
— От Петра Николаевича большевики, как городки из-под биты разлетаются, — вставил Вадим.
— Здесь главное на дистанцию рывка подойти, — продолжил Аженов. — Для этого надо правильно двигаться. Цепи у нас редкие: пять-десять шагов между офицерами. На противника надо двигаться не прямо в лоб, а смещаясь вправо-влево. Прошёл пяток шагов сдвигаясь влево, потом десяток шагов сдвигаясь вправо, двигаешься таким образом змейкой. Большевик в тебя прицелился, а ты уже сдвинулся в сторону, пуля мимо. А если учесть, что большинство красных из крестьян и половина закрывает при выстреле глаза, то вообще могут попасть только случайно. А вот с шагов двухсот лучше всего двигаться перебежками. Упал, откатился в сторону, выстрелил по большевикам, загнал новый патрон в винтовку и двадцать шагов вперёд, опять же не в лоб, а наискосок. Упал, откатился, выстрелил и снова двадцать шагов вперёд. Если пулемёт садит, перебежка шагов десять. Опытный пулемётчик очереди кладёт на уровне живота. Если успел упасть — все пули поверху. Ну а с шагов пятидесяти рви во всю мощь, тут чем быстрее добежишь, тем лучше. Не забудь перед рывком новую обойму в винтовку загнать. Примеривайся между двумя краснопузыми. В правого стреляешь, левого штыком! И про наган не забывай, пока из окопов не побежали! А как побегут, тут уже сам решай, на штык брать или в спины стрелять. Бегают они быстро, поскольку свежие, а мы уже верст двадцать отмаршировали, да и в атаку сходили. Догнать бегом не рассчитывайте. Разве пяток самых нерасторопных прихватите. Здесь только конница поможет.
Разговаривали долго, часа два. Вадим даже рассказал, как их морозили в пакгаузе, сняв с поезда на станции. И про ребят из второй роты с забитыми в плечи гвоздями тоже рассказал.
— Может у большевиков и есть хорошие люди, но мы считаем их всех врагами и убиваем без жалости. Корнилов приказал в плен не брать, мы и не брали! Хотя после боя пленных бывает много.
— И что с ними делали? — спросил тот же молодой прапорщик.
— Расстреливали и всё.
— Но это же русские люди? Как можно?
— Враг есть враг, а русский, еврей или инородец — дело десятое. Хотя Пётр Николаевич считает, что расстреливать всех — неправильно. Надо предложить сначала вступить в добровольцы, а ежели отказался — тогда и пулю в лоб.
— Так это что, из большевиков формировать отдельные части? — спросил взводный.
— Почему части, — откликнулся Аженов. — Поставьте сначала в строй и пусть по своим стреляет, да в штыковую пару раз сходит. Жить захочет, будет и большевиков убивать, куда он денется. Попал в колесо, пищи да беги. Присмотреть, конечно, в первое время за засранцем. Здесь сплошная рациональность: у большевиков стало на одного бойца меньше, у нас на одного больше. Да и сдаваться они при таком подходе нам пачками будут. Мужикам половине серо-буро-малиново за кого воевать. Что им комиссар скажет, то и делают. Так пусть лучше за Россию воюют, чем за светлое будущее.
— Да, подход вполне резонный, — согласился взводный.
Пока полк пополнялся в Новочеркасске и было время, Пётр с Вадимом сходили несколько раз на рынок и купили себе новую форму. Старая уже за зиму износилась. Сапоги решили пока не покупать — лето впереди, добудут у красных. А вот патроны к своей австриячке Аженов купил. Две сотни и недорого. В папахах уже было жарковато, поэтому приобрели фуражки с белыми чехлами, кусок чёрного материала. Договорились со швеёй, и она, за денежку малую, изготовила им новые погоны, нашила на фуражки чёрный околыш, а на чехлы черный кант. Получилось очень удачно. Петру правда белый головной убор очень не нравился — будет сильно заметно, когда ползёшь, да и грязный всё время. Придётся чехлы стирать время от времени. За мыло просили большие деньги, но по куску всё же купили. Начал ходить тиф, а по зиме завшивевших было много. Лучше уж лишний раз бельишко проварить и простирнуть, чем отдать богу душу. Сходили к цирюльнику и подстриглись. Оставили только усы. У Вадима кроме усов ничего по молодости особо не росло, Пётр неприглядную бородку тоже сбрил. Раз в три— четыре дня побриться вполне можно.
Пока стояли в Новочеркасске, два раза в день кормили. Видно не зря на Сосыке продовольствие добывали. Хлеб покупали сами и приварок тоже. Мука в городе пока была. Казачки, конечно засеяли, но не все. Какой сев, если через день по станицам стреляют. Но на рынке можно было купить многое, или обменять на то что нужно.
В городской театр на выступление генерала Маркова не попали, но сходили в электро-биограф "Патэ", посмотрели фильм "Спартак, вождь гладиаторов".
Синематограф, конечно, впечатлил. Аженов всё больше молчал, он раз пять уже в синематографе был, а Озереев до этого только раз. Вот Вадим в основном и выдавал всплеск восхищённых эмоций и строил планы.
— Местные говорят, что до войны больше десятка электро— биографов в городе было. Сейчас почти везде в этих зданиях лазареты! И билеты были вдвое дешевле. Как выдастся время, надо будет ещё разок в другое место сходить. Здесь патефон играет, а в "Одеоне" тапер на рояле музицирует. Говорят, лучше. Он музыку под фильм подбирает. Ты на это как смотришь, Пётр?
