На следующий день пришло известие, что 2-я бригада разбила большевиков у села Гуляй-Борисовка и очистила станицы Егорлыкская и Мечетинская, соединившись с донцами. Донцы попросились под руку генерала Деникина.
Красные как взбеленились! Страстная суббота, завтра Пасха, а они несметными полчищами двигаются на Лежанку. Марков как чуял, приказав вечером подновить окопы, нарытые большевиками ещё в феврале. Красные разворачивались с северо-востока и юго-запада, практически охватывая село. Их было вдвое больше чем вчера. Лишние патроны сдали пулемётчикам, (благо с убитых собрали тысяч тридцать) и они, машинкой Раковского, набили много лент.
Аженов, находясь в окопе, наблюдал как на село катятся цепи противника. Их было видно хорошо, позиция находилась выше. Это удобно, и стрелять, и контратаковать. Пулемёты начали постреливать с тысячи шагов, а затем на пятистах метрах положили красных мордой в землю. Батарея Миончинского подвесила удачно с десяток шрапнельных разрывов, и большевики начали спешно отходить. Пулемётчики проводили злыми, короткими очередями, уложив ещё несколько десятков. Судя по количеству наступавших, бой обещал быть долгим. Раньше, чем до обеда, такое количество не перебить. Пётр, как и все старые добровольцы не сомневался, что нападавших уничтожат. Марковцы уже привыкли драться с превосходящим численно большевиками. Никто их не считал. Тысячью больше или меньше — всё равно лягут или побегут. Добровольцы дрались прежде всего за свою жизнь и за жизнь своих друзей, лежащих в лазаретных телегах, за что дрались красные — непонятно. Может за светлое будущее без помещиков и капиталистов, может за землю, которую обещали дать, может за что-то другое. Большевистские комиссары на посулы и россказни не скупились. Но пуля в лоб или штык в живот тоже хорошо убеждают. Офицерский полк всегда выглядел убедительным. И пока практическая агитация была на его стороне.
Артиллерия красных начала бить по пулемётам. Ближайший был в пятидесяти шагах от Петра. Сначала недолёт, поднявший разрывом фонтан земли, потом перелёт, который вынес стенку чей-то хаты. Расчет сообразил, сдёрнул пулемёт вниз на дно окопа и сам спрятался в нишах. Следующих три снаряда накрыли пулемётчиков. Вверх полетели какие-то брёвна, видно ниша была перекрытой.
На помощь бросилось два ближайших офицера и в течении минуты отрыли пулемётчиков, заваленных землёй. Одного оттащили в сторону, видно убит или сильно контужен, второму перевязали голову. Пулемёт, с наброшенной на казенник тряпкой достали из окопа и потащили на запасную позицию — была такая, в которой укрывался до этого Озереев в десяти шагах от Петра. Озереев освободил пулемётчикам окоп и сам спрыгнул к Аженову. Окоп был на четыре ячейки, красные копали на четверых. В роте столько людей не было, чтобы приставить к каждой бойнице по стрелку.
— Несите коробки с лентами, — сказал раненый и стал выставлять пулемёт горизонтально, слегка подкопав одно колесо станка. Посадил одного набивать пустые ленты из мешка с патронами, второго заставил воткнуть несколько свежих веток, маскируя новую позицию. Молодые листочки видно клеились и Аженов заметил, как Юрка Рейнгардт вытирает испачканные смолой руки о тряпку, которой закрывали казённик. Юрку Аженов жалел, за поход тот был уже трижды ранен. В лицо, руку и бок. Штыком он работать в полную силу пока не мог, но стрелком был отменным. Пулемётчик — поручик из второй роты, выставил наводку и дал короткую пристрелочную очередь. Успели как раз к новой атаке большевиков.
"Если артиллерия начнёт опять по пулемётам бить, то надо будет вовремя в сторону уйти",— подумал Пётр, не собираясь подставляться под снаряды.
На этот раз красные пёрли не останавливаясь. С трехсот метров начали бить винтовки. Аженов только успевал дергать затвором и брать фигуры на мушку. Промахов было мало. Пулемёт рядом жёг беспрерывно, сделав уже здоровую брешь по фронту и перенёс огонь во фланг.
— Внимание, залпом... Пли! — и окопы дружно ударили залпом, понимая, что сейчас последует:
— В атаку! Вперёд!
Аженов выпрыгнул из окопа и никого не дожидаясь помчался вперёд.
— Ура! — заревела цепь выскочивших в контратаку офицеров, и Петр орал тоже, ударив прикладом одинокого большевика, появившегося справа. Тут же развернулся и помчался влево, перед ним противника уже не было. Напарник бежал следом. Озереева он уже чувствовал, даже не оборачиваясь. Ударили красной цепи вбок. Пётр большевиков не жалел, располосовав штыком пять человек, прежде чем солдатики поняли, что их всех здесь убьют, и, отброшенные офицерским штыковым ударом, побежали назад. Гнали красных метров двести, потом последовала команда "Ложись! и в спины убегавших опять ударили пулемёты. Очередями подгоняя редеющую толпу, вбивая мысль, что от пули не убежишь, только устанешь!
В третий раз красные собирались в атаку долго. Видно ждали подкрепленья. Зато их артиллеристы снарядов не жалели, пройдясь по всей линии обороны. Пётр с Вадимом умненько присели в окопе и просвистевший снаряд ухнул на десять метров дальше, испятнав весь бруствер осколками. Стояли бы в рост — точно бы положило в спину. Третья атака была самой мощной. Атаковало сразу тысяч пять, не меньше. В некоторых местах большевики прорвались к селу. Марков бросил свой последний резерв — Инженерную роту в восемьдесят человек. Но и той не удалось выбить красных с занятого кирпичного завода. Накапливание там противника было смертельно опасно — оттуда была возможность выйти в видневшемуся рядом мосту и перерезать дорогу на Егорлыкскую.
Перебросили пятьдесят бойцов Офицерского полка. Повёл штабс-капитан Згривец. К заводу подобрались легко, в обход по балочке. Ударили во фланг. Сколько их там было, Пётр не считал, на взгляд сотни две, не меньше. Згривец приказал сначала метнуть гранаты. С десяток взрывов внесло сумятицу, сразу же заткнулся пулемёт. Дрались большевики упорно, понимая, что если не сдюжат — то смерть! Залёгшие офицеры из Инженерной роты сразу сообразили и нанесли удар с фронта. Аженов молотил штыком как обычно, каждым ударом выбивая красногвардейца. Один попался шустрый, сумевший увернуться, но Вадим вовремя подстраховал, ткнув ему штыком в пузо и рванув жало в сторону, разрывая внутренности. В общем перебили всех, если и убежало с пяток самых хитрых, то на всё божья воля. Захватили два пулемёта. А вот людей потеряли много, особенно среди кубанцев и Инженерной роты. Вторых особенно жалко: каждый офицер — специалист. Марков приказал кубанцам выставить здесь усиленный пост с пулемётами. Но красные на этом и успокоились. Покидали снарядами ещё часа два и отошли от села. Штурм Лежанки у них не получился.
К вечеру выставили заслоны и пошли отдыхать. Приковылял с костылём Юриксон, сказал лишь одно:
— Господа, нам тоже винтовки выдали, всем, кто может держать оружие! Но вы — молодцы! Устояли!
Бой дался бригаде тяжело: 150 раненых и три десятка убитых. Вместо раненого полковника Дорошевича, командиром офицерского полка назначили полковника Хованского. Штаб армии после боя уехал в станицу Егорлыкскую. Генерал Марков остался.
Удалось ближе к ночи помыться и попариться в баньке. Завтра Святая Пасха. Постирали бельё и почистили форму.
Петру пришлось уже поутру зашивать шинель, не заметил, но кто-то порвал полу штыком. Ничего так, ладненько получилось: почти незаметно и не топорщится.
С праздником Святой Пасхи пришёл поздравить генерал Марков, он обошёл все части. Радости особой не было, хотя и говорили друг другу "Христос воскрес". Похоронили своих убитых во вчерашнем бою. В феврале опустили в землю на местном кладбище всего четверых, сейчас несколько десятков. Неубранные тела большевиков лежат вокруг тысячами. В Пасху, конечно, грешно работать, но если убитые пролежат три дня до окончания праздников, то тела начнут разлагаться. Всё-таки солнышко светит и греет по-настоящему. Неумное поведение командования, всегда вызывало у Петра глухое недовольство. Мало патронов, так вместо того, чтобы хозяйственные подразделения отправить на сбор боеприпасов и винтовок, не взирая на праздник, отправили их с утра в Егорлыцкую. К празднику из обоза ничего не выдали, хоть бы пряник каменный или печенье какое, хотя бы для раненых. Или пачку чая. То ли действительно нет ничего, то ли начальство об этом и не думало ни разу. "А пасху даже красные празднуют! И никакие комиссары их в бой не загонят!" Расположились себе по соседним сёлам, уже пьют и закусывают!
