Армия собиралась целый час. Грузили на подводы раненых, закрывая их чем можно. На улице шёл мелкий холодный дождь, погода не думала улучшаться. Планов командования никто не знал. "Главные силы" шли в станицу Калужскую, на соединение с Кубанским отрядом в сопровождении конницы. Куда шли боевые части, ротным не доводили, командиры хранили секрет.

15 марта, ротный, встав не с той ноги, отодрал ни с чего прапорщика Кедрина — конного офицера связи. Двинулись. Пётр натянул башлык сразу. Ледяной ветер и секущий дождь. Под ногами хлюпает, вместо дороги — грязь. Сапоги, обильно пропитанные дёгтем, пока сухие. Через два часа выглянуло солнце, только народ успел обрадоваться, как оно скрылось. Ветер усилился, тучи наползают одна на другую. Снова пошёл дождь. Прошли лес. Остановились на короткий привал под какими-то навесами. Лучше бы не останавливались. Стало ещё холоднее. Ветер выдувает всё тепло. Благо с Озереевым купили меховые поддёвки в Ростове, хоть грудь в относительном тепле. Мерзнет задница и ноги. "Удивительно, — подумал Аженов, — холод, сырость, а больных практически нет". По крайней мере в их взводе ни одного больного.

Подъехал Марков. Аженов генерала пожалел. Конника ветер и дождь хлестал со всех сторон, а он даже без башлыка, только воротник от бекеши поднял.

От первой роты их взвод отправили в боковой дозор. Отошли на сотню шагов влево и колонны полка не видно. Двинулись вперёд вдоль канавы, заросшей прутьями чернеющей ивы. Через полчаса подскакал Марков и указал новое направление движения. Пришлось перебираться через канаву, полную дождевой воды. Метра три, но по раскисшей земле не перепрыгнешь.

— Вон там! — показал Згривец на застывшую в воде корягу. Прыгает первый, коряга под ногой переворачивается, и офицер летит в воду. Встал, воды в канаве чуть выше колена. Развернул корягу, удерживая за ветки и переправа пошла. Только корнет Пржевальский ещё грохнулся, неудачно зацепившись за ветку. Под Петром коряга только жалобно скрипнула. Перебрались на ту сторону и двинулись в указанном направлении. Вскоре вышли на главную дорогу, на которой стоял полк. Впереди были Корнилов, Миончинский, Нечаев.

Взвод влился в роту. Шли навстречу ветру. Температура давно упала в минус, сверху сыпалась ледяная крупа. Мокрые шинели, заледенев, встали колом, покрывшись сверху ледяной коркой. Винтовки тоже обледенели и при неловком хвате выскальзывали их рук. Все повесили их на плечо и только поддерживали за ремень.

Особенно тяжело пришлось пушкарям. Орудийные кони едва переставляли ноги, вытягивая орудия. Вместо колёс у пушек ледяные диски, которые тут же примерзают к дороге при каждой остановке. На верховых, сидящих в сёдлах упряжек, страшно смотреть — сплошные сосульки. Лошади в изнеможении останавливаются и их приходится менять. Сдергивают орудия с места всем миром: и люди, и лошади.

К обеду пошёл сухой снег, завыла метель. Спины впереди идущих еле видно. Снег сёк лицо, ориентировка терялась полностью. В такую погоду только дома сидеть, а не по дорогам шастать. А ледяные фигуры шли и шли под завывание пронзительного ветра.

Впереди где-то бухнули выстрелы. Да и выстрелы ли это? Ни расстояния определить, ни направления. Где-то там! В снежной круговерти, неопасные, отстранённые и далёкие. Затвор своей винтовки Пётр обмотал тряпкой и теперь не переживал, что приморозит льдом и оружие откажет в нужный момент. По колонне прошла весть: конники сбили заставу красных в маленьком хуторе. Хутор — это хорошо: там тепло, крыша и можно укрыться от ветра.

Чуть потеплело, или просто вышли из района катаклизма. Снег повалил крупными хлопьями, окутывая ледяные фигуры белым саваном. По-прежнему ничего не видно. Если бы не местные проводники, давно бы заблудились. Кругом белым бело. Снег со всех сторон. Сверху, снизу и по сторонам. На лице, облепленном ледяной коркой тоже снег. Зубы сами, хочешь ты того или нет, выбивают дробь. Сейчас бы всем стакан чая или простого кипятка, чтобы согреть нутро. Колонна прошла мимо каких-то призрачных строений и двинулась дальше.

Сколько времени — непонятно. Ближе к вечеру. Колонна встала, упершись в овраг. Внизу речка. Как название — неизвестно, но на речку мало похожа. Поперёк движения катилось месиво серого снега, льда и непонятно чего. Густой ледяной кисель, приправленный ветками, листьями и смытой землёй. Упади температура ещё градусов на пять-десять и речка бы встала, покрывшись льдом. Шла настоящая шуга, сопровождаемая разливом из-за дождей. Моста не было видно, он был спрятан под этим ледяным киселём, несокрушимо ползущим непреодолимой полосой в пятьдесят метров. Хорошо хоть проводники знали место, где он должен был быть.

Пленные красноармейцы нашли мост. Текинец на лошади перебрался туда и обратно и поставил вешки. Глубина изрядная: на мосту лошади по колено, перед и после моста — по брюхо.

Корнилов приказал конным брать на круп офицеров и перевозить на ту сторону. Головным шёл третий взвод первой роты. Соскользнул один офицер, упала одна лошадь, но переправа идёт нормально. Два десятка конников перевезли взвод за пять минут.

Подъехал Марков:

— Не стрелять, только колоть! Вперёд на станицу!

Згривец повёл свой взвод прямо. Шагом, но быстро. Штыки примкнули, но винтовки держали на плече.

— Шевелите, господа пальцами, — приказал он, понимая, что половина, скрюченными руками, винтовки просто не удержит.

Аженов очередной раз порадовался изготовленной муфте. Руки в перчатках в меховом мешке, подвешенном на ремешке за шею, чувствовали себя вполне работоспособными. Ремень винтовки он зацепил за погон, чтобы не сползал, сорвать оружие с плеча — мгновенье. Но пальцами он усиленно шевелил, разгоняя кровь.

Взвод нестройной толпой шёл по улице. За ставнями домов горел свет, из труб шёл дым, уже одним запахом маня зайти в тепло. Даже зубы перестали стучать.

За головным взводом устремились остальные. Вторую роту Марков направил по станице влево, третью вправо. Ледяные фигуры захватывали Ново-Дмитриевскую.

Из дома вышел красноармеец, наверное, отлить.

— Вы из пополнения, из Екатеринодара? — заметил он движущиеся белые фигуры.

— Да оттуда, — прохрипел Згривец, а Пётр не задумываясь махнул штыком.

Тишину нарушил сам Марков, пристрелив прямо с седла большевика, сцепившегося с офицером. Красные сразу зашевелились. Офицеры кололи всех, кто появлялся на улице, поэтому тревога расползалась медленно.

На переправе уже никого лошадями не перевозили, люди шли по пояс в ледяном месиве, переправляясь на другую сторону речки. Шли и бойцы, и молоденькие сёстры милосердия, держа свои сумки с перевязочными пакетами над головой.

— Быстрее! Быстрее! Быстрее! — кричал Марков.

В станице уже завязался бой, уже пачками били выстрелы и строчили пулемёты. Красные поняли, что напали добровольцы и пытались организовать сопротивление. Отряд в станице стоял крупный — до трёх тысяч.

— Приготовить гранаты! — прокричал командир взвода.

Петр быстро скинул мешок и достал обе гранаты. Згривец как чувствовал. На следующем проулке, красные уже выкатывали пулемёт, чтобы ударить вдоль улицы. Пётр кинул гранату, хотя было еще далековато, но силы поручику было не занимать. Граната попала удачно, пяток человек, возившихся около пулемёта, завалились на землю. Быстро подбежали и добили штыками.

-Ты и ты! — ткнул пальцем штабс-капитан. — Проверить, если исправен, катите за нами. Пржевальский! Несёшь ленты!

Пулемёт выпустил короткую пробную очередь и два офицера покатили пулемёт вслед взводу.

Из дома открыли огонь. Били плотно — человек десять. Пулемёт сразу же и пригодился. Ударили по дому. Пули пробивали саманные стены насквозь. Как только выстрелы красных стихли, зачистили дом и все строения. Убили двенадцать большевиков.

— Их тут по домам может с батальон скрывается, — сказал командиру Аженов.

— Дойдем до конца станицы, потом развернёмся и будем проверять каждый дом.

Поперек улицы промчалась конная батарея по направлению к реке.