Упаси вас бог подумать о предательстве в среде высокородных самураев: для многих из них такого понятия не существовало в принципе, они просто вовремя меняли позицию и оказывались в стане победителей. Кодекс чести оставался уделом менее знатных представителей самурайского сословия, обязанных совершать традиционное сеппуку в случае поражения или казни своего господина. Лишь немногим представителям военного сословия удавалось стать ронинами – свободными воинами без хозяина. Даже самые сильные и защищенные многочисленной охраной и свитой фигуры японского общества постоянно жили в ожидании удара в спину, который мог настигнуть их с любой стороны, в том числе и со стороны ближайших и вполне доверенных лиц. Для укрепления своего положения и предупреждения возможных потрясений они пользовались огромным количеством как внутренних, так и внешних шпионов из самых разных слоев общества.

Вот в такое «шпионское» общество после кораблекрушения и попали в 1542 г. первые португальцы. А со следующего года они начали развивать монопольную торговлю с Японией. Информация о далекой стране дошла до иезуита Франциска Ксаверия, и в 1549 г. он сам высадился в Стране восходящего солнца. Португальцы, а с 1580 г. и испанцы привозили из Европы в Японию огнестрельное оружие, а вывозили оттуда золото и серебро.

Приняв у себя иезуитов, феодалы острова Кюсю не только дали им разрешение на свободную проповедь, открытие школ и церквей – многие из них сами приняли католичество в надежде привлечь в свои порты больше торговых кораблей и тем самым увеличить запасы огнестрельного оружия, столь необходимого для борьбы с другими феодалами. Как и в Европе, развитие и применение огнестрельного оружия привело к изменениям в военной тактике. Пехота, вооруженная ружьями, стала играть более весомую роль в массовых стычках, а роль самурайской конницы постепенно снижалась, что, в свою очередь, потребовало модернизации тактики ее применения на поле боя.

Непрерывные феодальные распри разоряли Японию, тормозили ее развитие, поэтому с середины XVI в. крупные дайме стали предпринимать попытки объединения страны. При этом к 1580 г. в Японии насчитывалось уже около 150 тысяч христиан, в католичество были обращены знатные дома Арима, Мори, Омура, Отомо, Хосакава и др., а в 1582 г. иезуиты организовали посольство христианских правителей Кюсю в Португалию, Испанию и Италию. Послы были приняты испанским королем Филиппом II и папой Григорием XIII. Но уже в 1587 г. канцлер Хидэеси издал указ о запрещении в Японии христианства и об изгнании иезуитов из страны. Однако фактически этот указ не был выполнен, а иезуиты укрылись во владениях верных им дайме.

В Китае (Великой Минской империи) португальцы впервые появились в 1516–1517 гг., а еще через три года в Пекине была основана первая португальская миссия. Но император Чжу Хоучжао не принял португальских посланцев, а после его смерти португальцы были отправлены в тюрьму, где и погибли. В 1521 г. военный флот минской династии разбил флот португальцев и отбросил их от Туен Муна (Дуньмэнь).

С середины XVI в. в государственном аппарате Минской империи появились признаки разложения и коррупции. Уже к 1549 г. было организовано прибытие ежегодных португальских торговых миссий на остров Шанчуань у берегов Гуандуна. А в 1557 г. с помощью подкупа местных властей португальцы получили в свое распоряжение остров в непосредственной близости от берега, где основали город и порт Макао (Аомынь). Минская империя медленно, но верно деградировала.

Что касается Московской Руси того времени, расположенной посредине между Востоком и Западом, то в первой трети XVI в. завершилось создание территориального ядра единого Российского государства и централизованного государственного аппарата. Уже в конце правления Ивана III (1462–1505) под власть Москвы перешли князья Новгород-Северский и Черниговский. В 1503 г. великий князь Литовский признал право Ивана III на владения Брянском, Гомелем, Путивлем, Черниговом и большей частью витебских и смоленских земель.

Во время правления Василия III (1505–1533) к Москве были окончательно присоединены Пермские земли, Псков, Волоцкий удел, Рязанское и Новгород-Северское княжества, а в 1514 г. Смоленск. Также были заложены основы самодержавного правления. В 1510 г., после присоединения Пскова к Москве, монах псковского Елеазарова монастыря Филофей[15] направил великому князю послание, в котором впервые была сформулирована церковно-политическая доктрина «Москва – третий Рим». Скорее всего, именно она послужила основой для изменения титула великого князя Московского, который стал именоваться государем всея Руси.

Одновременно с процессом консолидации власти происходило и укрепление княжеских секретных служб: разведки, контрразведки, государевой охраны, которые позволяли великому князю и государю всея Руси использовать скрытые от посторонних глаз средства и методы борьбы как с внутренними, так и с внешними врагами.

Внешними стимулами развития государевой службы безопасности стали русско-польская война 1507–1522 гг. из-за Смоленска, проникновение на Русь купцов Союза свободных городов Северной Европы (Ганзы), получивших в 1514 г. разрешение торговать в Новгороде и Пскове и право на проезд в Холмогоры, а также усиление надзора за дипломатами, число которых заметно возросло.

Внутренним фактором явилась разгоревшаяся в 1509 г. борьба между сторонником сильной великокняжеской власти игуменом Волоцкого монастыря Иосифом и новгородским архиепископом Серапионом, настаивавшем на приоритете верховенства Церкви над властью светской. В итоге церковный собор заточил Серапиона в Андрониковом монастыре, поставив таким образом окончательную точку в определении приоритетов светской и церковной власти на Руси.

В этот период различные виды секретной деятельности максимально засекречиваются и становятся династическими. Можно утверждать, что в первой четверти XVI в. на Руси происходило определенное разделение княжеской секретной службы на две наиболее выделяющиеся из всего множества направлений линии: политический розыск и контрразведка.

Василий III продолжил начинания предков, направленные на укрепление резервной базы московских князей на севере. Он неоднократно приезжал в Вологду на богомолье и даже выражал желание принять постриг в Кирилло-Белозерском монастыре.

«Нам важно отметить два обстоятельства, – писал П. А. Колесников, – которые были понятны современникам, но потом забылись. Во-первых, вероятно, уже в конце XV в. наиболее надежным местом хранения великокняжеской казны были Белоозеро и Вологда, особенно когда последняя стала уездным центром. Из нее можно было при необходимости перенести казну в другое безопасное место. В 1480 г., когда на Угре решался вековой вопрос об окончательной ликвидации монголо-татарского ига, Иван III отправляет свою жену Софью вместе с казной на Белоозеро. В завещании Ивана III говорится о великокняжеской казне на Белоозере и в Вологде. Во-вторых, огромный район Европейского Севера, вошедший к концу XV в. в состав Российского государства, особенно Вологодский и Белозерский уезды, были значительным резервом пополнения государевой казны. Не случайно в своем завещании Иван III передает сыну, кроме коренных великокняжеских земель, ряд важных городов и земель на севере (Вологда, Белоозеро, Двина и Вятка). Особенным вниманием великих князей, начиная с Василия II, пользовались северные монастыри: Спасо-Прилуцкий, Кирилло-Белозерский, Ферапонтовский и др.».[16]

Посол Священной Римской империи Сигизмунд Герберштейн, прибывший в Москву с дипломатической миссией в 1526 г., оставил такие заметки о Вологде:

«Так как крепость ее укреплена самим характером местности, то говорят, что государь обычно хранит там часть своей казны».[17]