– – Я же и говорю, Леночка, ну что, мол, вьюнош, очухался? – балагурил сосед.

– – Ну, как вы, товарищ лейтенант? – спросила она у меня. – Как вы себя чувствуете? Сейчас врач из приемного вернется и осмотрит вас.

– – Где я? – прохрипел я.

– – Вы в госпитале, в Хосте. В травматологии. Вы лежите, вам нельзя разговаривать. Сейчас я доктора позову, он сказал, что когда вы придете в себя – его позвать.

Я особо не перечил, каждое произнесенное слово отзывалось острой болью в легком и позвоночнике. Сестра убежала куда-то, а неугомонный новый знакомый тоже ушел – видимо курить. Ничего не оставалось, как тупо смотреть на игру солнечного зайчика на потолке, от стекол раскачивавшейся форточки.

Приблизительно через час пришел доктор – высокий, сухой старичок, с седыми редкими волосами и пронзительным взглядом, в белом халате и стетоскопом, как и положено стереотипному образу врача. Даже чем-то напоминал Айболита из мультика. Это был заведующий травматологического отделения подполковник медслужбы Баранов Иван Федосеевич. Он зашел в сопровождении медсестры Леночки. Сначала он мне совершенно не понравился – он даже немного напрягал своим внешне противным видом.

– – Ну что, лейтенант? – проскрежетал он своим старческим голосом, – Пришли в себя? Это очень хорошо. Ну вы нас тут всех перепугали – чуть на тот свет не отправились, к праотцам!

– – Извините, не знаю как вас зовут, – начал было я

– – Иван Федосеевич, – подсказал он.

– – Иван Федосеевич, а что со мной?

– – Ну, батенька, будете много знать – скоро состаритесь.

– – Я не могу встать.

– – А вам пока и нельзя, батенька. И вообще, вам нельзя разговаривать. Я вас старше и по возрасту, и по званию, поэтому приказываю вам молчать. Вы мне мешаете проводить обследование!

– – Я просто хочу знать, что со мной.

– – Вы действительно хотите? – сказал он, после того как измерил давление и послушал, как я дышу. – В общем, у вас проникающее пулевое ранение в грудную полость и еще куча всяких неприятных вещей, как то: большая потеря крови, незначительное заражение крови, омертвение тканей правого легкого, истощение, начальная стадия цинги, бельевые вши, чесотка и прочие мелкие неприятные вещи связанные с антисанитарией, в коей вы прибывали.

– – Иван Федосеевич, вы мне все сказали? Тогда почему я не могу пошевелиться?

– – Ну что ж, лейтенант, у вас пуля застряла в позвоночнике. Я вообще удивляюсь, как вы выжили! Все что я сказал раньше – это ерунда по сравнению с этим. Потерю крови мы вам компенсировали, легкое прооперировали, потому что вам угрожала гангрена. А вот с пулей мы еще не знаем, что делать, потому что в нашем госпитале нет необходимого оборудования для проведения таких операций. Скорее всего, будем вас в Москву, в Бурденко отправлять.

– – Когда?

– – Наверное дня через два. Посмотрим по вашему состоянию. А пока лежите и отсыпайтесь.

– – Иван Федосеевич, я смогу воевать потом?

– – Эх, лейтенант, я не уверен, что вы потом сможете ходить и двигать руками. Пуля застряла в позвонке, задев нервные окончания, что иннервировали конечности. А вы говорите воевать. Я не хочу вас обманывать, молодой человек. В целом, ваше состояние после операции нахожу удовлетворительным. Но вы не отчаивайтесь – в Москве и не такие операции проводились. Ладно, я пошел. А вам полный покой и по – больше спите.

«Айболит» вышел из палаты. Я лежал, и некоторое время в голове крутилась навязчивая мысль: «Ну, что, Володя! Отвоевался!». Все мое существо отказывалось поверить, что стал инвалидом. Ну не может же такого быть! Осталась последняя надежда на Москву. Да, если и они не помогут – не буду калекой. Уж лучше пусть думают, что погиб или пропал без вести. Я не должен стать для них обузой. А как же месть за смерть Оксаны? Бороться! Надо бороться за свое право на месть!

Пришла сестра с лотком, где под белой тряпочкой лежали шприцы. Она вколола мне что-то. Еще минут пять полежал и погрузился в сон.

Иду по улице Ленина в Севастополе, только никак не могу понять, где именно, но чувствую что это так. Видимо был какой-то праздник, потому что навстречу шла большая толпа народа. Я начал вглядываться в их лица и ужаснулся, – это были мои бойцы, которые погибли. Остановил одного и сказал:

– – Мы ж тебя в госпиталь отправили!

– – Эх, товарищ лейтенант, не доехал я – умер в дороге – растрясли меня.

– – А кто эти остальные?

– – Это все кто погибли в Севастополе в последней войне.

Я отвернулся от него и начал искать глазами Оксанку. Она должна быть здесь! Останавливаю девчонок, которые более ни менее похожи на нее, но ошибался. Вдруг, почувствовал, как на мое лицо легла чья-то прохладная рука. Я повернулся, передо мной стояла Оксана, одетая в джинсы и свитер, как в ту новогоднюю ночь, когда мы в первый раз стали близки.

– – Любимая, я тебя столько искал!

– – Зачем меня искать, котик? Я всегда с тобой. Ты просто не чувствуешь, но это так.

– – Я не знаю, что делать. Так устал от этой жизни, вот инвалидом стал.

– – Не говори глупостей, Володя, я тебе обещаю, что ты поправишься. У тебя будет все хорошо, вот увидишь. Я люблю тебя, и не могу допустить, чтобы ты не закончил начатое. Извини, но мне пора.

– – Ты куда?

Оксана повернулась и затерялась в толпе. Я кричал ей, звал по имени, но безрезультатно. Хотел удержать за руку, рвануться за ней, но неведомая сила не давала и шелохнуться. Тут появился самолет с белой американской звездой на борту и, в толпу полетели ракеты. Раздались крики и взрывы, меня отбросило взрывной волной. Я закричал от боли и проснулся. Позвоночник сверлила дикая боль. Во рту привкус крови от прокушенной губы.

Рядом со кроватью, на стуле, сидела Лена – медсестра, которую видел сегодня. Она влажной тряпкой вытирала мое лицо. За окном уже была глубокая ночь. Я весь в поту.

– – Товарищ лейтенант, лежите, – шепотом сказала она.

– – Что случилось? – прохрипел я.

– – Вы так кричали во сне, у вас жар и звали какую-то Оксану.

– – Идите спать, сестренка, со мной все нормально.

– – Да вы что, у вас температура под сорок и вы не можете даже воды себе налить.

– – Разберусь как-нибудь. У вас что, других больных нет?

– – У нас такой тяжелый только вы. Вам ведь больно.

– – Да ладно, все нормально.

– – Я не могу уйти, мне Иван Федосеевич сказал за вами следить. Вот попейте водички, сейчас я вам укольчик сделаю и снова заснете.

– – Тебе сколько лет?

– – Семнадцать.

– – Эх, девчонка совсем еще…

Она встала и вышла из палаты. Я потянул из трубочки воду. Господи, до чего же пить охота! Минут через пять она пришла с тем же белым эмалированным лотком, который был покрыт куском белой материи. Достав оттуда шприц и кусок ваты, смоченной спиртом, она приподняла одеяло и, потерев мою ягодицу ваткой, воткнула туда шприц. Я почувствовал, как в мышцу вливается какая-то жидкость. Лена опять ушла. Через некоторое время отрубился. Точнее не заснул, а провалился в глубокий оздоравливающий сон. И самое главное: без сновидений.

Днем проснулся оттого, что мне щупали лоб. Я медленно открыл глаза. Рядом опять сидела Елена. Она сбивала ртуть на градуснике. Мимолетно наши взгляды встретились.

– – Ну вот, наконец-то, вы проснулись, – сказала она, улыбнувшись.

– – Долго же я проспал. – прохрипел я.

– – С чего вы взяли?

– – Ночью вы сидели со мной, а сейчас уже глубокий день. Соответственно уже как минимум двое суток прошло. Ведь утром вы должны были смениться.

– – Ну, товарищ лейтенант, вы у нас прямо-таки Шерлок Холмс, – сказала она, мелодично засмеявшись. – Только я еще не сменилась.

– – А что ж так? Некому сменить?

– – Да подружка попросила подменить – у нее мужа привезли в реанимацию – она сейчас там с ним. Счастливая она. – сказала Лена с грустинкой. – Ее мужа хоть привезли живого. С проникающим в голову – и не таких вытаскивали.

– – А ваш муж, где воюет?