Хорошо бы знать, где я нахожусь, на случай, если мне захочется или придется бежать. Я знаю Бостон и смогу исчезнуть в нем за долю секунды. Но не с маячком в руке, конечно.

Я опускаю взгляд на правое предплечье. Чуть пониже локтя маленькая опухоль. Я дотрагиваюсь до нее и сразу же жалею об этом, поскольку всю правую часть тела пронзает боль. Боже мой. В моей руке маячок. Кто-то собирается отслеживать мое местонахождение каждую секунду каждого дня всю мою оставшуюся жизнь. Я подставляю голову под напор воды, а потом начинаю думать об Эйбе.

Может, нужно выкинуть его из головы? Может быть, так будет проще. Нужно сконцентрироваться. Но я не могу. Эйб – часть меня, также, как и я – часть него.

Наше знакомство с Эйбом было не самым романтичным. Мы встретились в первый день занятий, в аудитории. Основные предметы для всех были одинаковые: математика, управление, информатика и естественные науки. К тому моменту мы уже побывали на практических занятиях (странное название для урока, где тебя обучают тому, как шпионить за людьми, стрелять из снайперской винтовки и обезвреживать бомбы), но направление боевой подготовки мы могли выбирать. Я просмотрела все возможные варианты и остановилась на «Крав-Мага». Без понятия, что это, но меня привлекло название «Израильская военная система рукопашного боя». Израильтяне большие засранцы.

Отметив галочкой выбранный вариант, я заглянула в бумаги парня, сидящего рядом. Этим парнем оказался Эйб, и он выбрал каратэ.

– Каратэ? – рассмеялась я. – Тебе что, семь лет? Собираешься получить оранжевый пояс?

Эйб встал и явно расстроенный ушел; а потом его сосед по комнате Пол Андресс занял его место.

– Не нужно быть такой задницей, – сказал Пол. – У него уже черный пояс второго дана, но недавно у этого парня умер сенсей.

У меня в горле образовался ком, а Пол добавил:

– Сенсеем была его бабушка.

Так что мое первое общение с Эйбом закончилось тем, что я посмеялась над его скончавшейся бабушкой.

На следующий день я извинилась перед ним, и он простил меня, потому что Эйб самый чудесный в мире человек. С этого момента Эйб и я стали «мы». На каникулах мы отправились к нему домой. Его семья встретила меня с распростертыми объятиями. Они стали и моей семьей, потому что моя настоящая семья – это синоним неблагополучности.

Я потрясла головой, словно мой мозг – это волшебный экран, и если я потрясу его, то избавлюсь от образа матери, заполнившего мой разум. Но он все еще здесь. Также как и чувство вины.

Как ни посмотри, она была ужасной матерью, но почему-то именно я чувствую себя виноватой. Как будто это моя вина. Я начинаю часто дышать и сжимаю глаза. Вот и дождалась... злость, горечь.

Злость, потому что она не пыталась измениться ради меня. Горечь, потому что уже с семи лет я знала правильную дозу лития для лечения психических расстройств. Злость – все хорошие детские воспоминания детства какие-то расплывчатые: я не помню, были ли они на самом деле или я просто их придумала. Горечь – когда другие дети моего возраста учили таблицу умножения, я рыскала в интернете и запоминала названия лекарств: «Вальпроат», «Ламотриджин» и «Флуоксетин».

И самая большая злость на то, что моя мать отказывалась лечиться. Каждый раз, когда я надеялась на то, что она наконец-то будет придерживаться лечебного плана, она соскакивала с него через пару недель.

Я сжимаю кулаки, а потом хватаюсь за ванну и встаю. Эйб. Думай об Эйбе. Он ждет меня. Я найду способ вернуться к нему.

На вешалке висят свежие полотенца. Большие пушистые белые полотенца, пахнущие кондиционером. Заворачиваю в одно из них свои влажные волосы, натягиваю фиолетовые флисовые штаны с футболкой и плюхаюсь на кровать. Эйб. Думай об Эйбе. Но перед тем, как я отключаюсь, у меня перед глазами стоит образ Тайлера Фертига.

Тук! Тук! Тук!

Я резко сажусь в кровати. Кто-то стучится в дверь. Пока я выбираюсь, ладонью натыкаюсь на полотенце.

Черт, я уснула с мокрыми волосами?

Я открываю дверь. Передо мной стоит Еллоу. Ну, конечно же. На ней джемпер, мини-юбка, колготки и сапоги. В ушах огромные бриллиантовые гвоздики. Светлые волосы аккуратно уложены. Я же стою в пижаме и с ужасом на голове.

Еллоу морщит нос и вручает мне сложенную записку:

– Завтрак ровно в семь. Альфа не любит, когда кто-нибудь опаздывает. У меня совсем вылетело из головы, что нужно было тебе об этом сказать.

Я перевожу взгляд на часы на комоде. Шесть пятьдесят восемь. Серьезно? Тут что, никто ничего не знает о важности хорошего длительного сна?

Я закрываю дверь у нее перед носом и открываю ящики. Непрочитанную записку кладу на комод. Хватаю первый попавшийся свитер и пару джинсов, а потом трачу десять секунд на чистку зубов и засовываю ноги в кроссовки.

Спускаясь по лестнице, скручиваю все еще влажные волосы в узел. По моим ощущениям сейчас ровно семь часов, однако я оказываюсь последней из прибывших в столовую. Все уже сидят на своих местах. Мужчина в одежде официанта разливает кофе, а за ним следует женщина с апельсиновым соком.

За столом тоже присутствует своя иерархия. Альфа сидит во главе. Ипсилон отсутствует, Зета сидит справа, Ред – слева. А затем по порядку друг напротив друга все остальные.

Но самое странное, что половина присутствующих выглядит так, как будто ожидает своего выхода в театральной постановке. На Зете коричневое пальто, белые колготки и короткие шорты, присобранные под коленями. Рядом на столе лежит припудренный парик, что кажется очень негигиеничным. На Вайолет – ярко-голубое мини-платье, силиконовые босоножки и куча браслетов на запястье. Фиолетовые волосы собраны в очень высокий хвост. На Тайлере – или Блу – костюм со штанами с завышенной талией, а на Индиго – обычные серые штаны с жилетом и смешные черно-белые туфли. С каждым новым увиденным костюмом моя челюсть отвисает все больше.

– Еллоу, – говорит Альфа строгим голосом, добавляя сливки в кофе, – я попросил тебя убедиться в том, что Ирис знает, как ей следует одеться этим утром.

Еллоу выпрямляется на своем стуле:

– Было сделано, сэр. Я расписала дресс-код на листке бумаги и вручила ей сегодня утром. Думаю, она его просто проигнорировала.

Я моргаю. Эта свернутая записка, которую она всучила мне, так и лежит на комоде.

– Я опаздывала, – говорю я, а потом морщусь. Ненавижу оправдываться. Ненавижу. Если сделал ошибку, осознай это, прими последствия и двигайся дальше. Но нет, вот она я, оправдываюсь, как второклашка. Жду реакции Альфы.

– Можешь переодеться после завтрака, – говорит он. – Присаживайся, пожалуйста.

Он что, сумасшедший? Я сажусь на свободный стул напротив Индиго, но мой взгляд прикован к Тайлеру. Он пристально смотрит в пустую тарелку, но, думаю, чувствует, что я таращусь на него. Давай, Тайлер, подними голову. Мне нужно с ним переговорить. Я еще не успела пододвинуть стул, а мужчина с кофе уже рядом. Пахнет орехами. Мерзость. Ненавижу кофе со всякими добавками. И совсем не потому, что его любит моя мать.