Сначала Логан, а теперь это? Все мои кошмары сбудутся в один день только, чтобы я проснулась в ходячем фильме ужасов. Что я сделала такого, чтобы разозлить Вселенную? Я съела последнюю коробку печенья «Чирио»? Или забыла записать «Сынов анархии»?

Высушив лицо и руки полотенцем, я покидаю ванную и перемещаюсь к столу в обеденной зоне, которая ответвляется от кухни. Планировка дома, в котором я росла вторую часть своей жизни, всегда создавала чувство пространства. То, как кабинет ответвляется от входа. То, как гостиная расположена прямо перед входной дверью. И потом то, как открыто соединены кухня и гостиная. И моя комната справа от гостиной через маленькую ванную, расположенную под лестницей — дом давал чувство пространства. А сегодня он чувствуется словно кукольный домик. Я на грани клаустрофобии.

Я сажусь за деревянный стол, за которым на разных концах сидят мои тетя с дядей, а ненатуральная женщина садится напротив меня. Поднимая вилку следом за дядей Майклом, я пялюсь на нее в надежде, что если я просто переживу этот обед, мне снова никогда больше не придется видеть эту женщину.

Что? Не может быть, чтобы вы думали, что я неправа в своем нежелании ее видеть. И если вы так думаете, то знаете, возможно, вам нужна минутка, чтобы вернуться и вспомнить, как она меня бросила. Давайте, я дам вам эту минутку. Вперед. Я подожду.

— Так, Макс, — ее голос заставляет меня закрыть глаза. Она поднимает вверх свой бокал с вином.

Она напоминает мне белобрысую Круэллу Де Виль. Это делает меня щенком?

— Как ты?

— Живая, — из-за моего комментария у дяди Майкл вырывается короткий смешок, а тетя Кэролайн смотрит сердито.

Судя по тому, как она реагирует, что-то подсказывает мне, что их мнения по поводу того, чтобы привести Люцифера в дом, разделились. Я не знаю, о чем здесь спорить. Это существо не должно быть здесь.

— Ну, это я вижу, — отвечает она с дерзостью в голосе. — Я имею в виду, как у тебя дела? Я не видела тебя… ну...

— Пятнадцать лет, — я заканчиваю предложение за нее, пока гоняю пасту по своей тарелке, так и не взяв ни кусочка в рот.

— Да… некоторое время.

— Это немного больше, чем некоторое время.

— Конечно. Можно было бы сказать, что прошло…

— Больше десятилетия.

— Ладно. Я не видела тебя больше десятилетия.

— И по чьей это вине?

— Макс! — шипит тетя Кэролайн.

Я прикусываю язык.

Вы тоже подумали об этом.

— Макс, — женщина-демон снова начинает после того, как делает глоток вина.

Вы ведь знаете, что я не являюсь большим любителем выпить, так ведь? Но все, что я сейчас хочу, — это шоты, выстроенные в ряд передо мной для того, чтобы я переворачивала их себе в горло, пока не вырублюсь. Вы со мной? Текила? Ром? Вод…

— Ты не можешь на самом деле винить меня за то, что я тебя оставила, да?

Дядя продолжительно выдыхает, пока мое лицо морщится от ярости.

— Я не могу винить тебя за то, что ты меня оставила?

— Действительно не можешь. Ты не имеешь понятия, каким тяжелым был последний год с твоим отцом…

— Я понятия не имею?!

— Ты бы не поняла, что это такое — справляться с…

— А меня там не было?

Эта показательная шлюха продолжает, будто я ничего не говорила:

— И ты знаешь, после всего этого я заслужила другой шанс в жизни. Мне нужно было стать свободной. Нужно было начать сначала…

— Да ты, бл*дь, издеваешься надо мной.

— Следи за речью! — снова шипит тетя Кэролайн.

Со всем, что сейчас у меня в голове, ей повезло, что из меня вырвалось только это.

— Я знаю, что тебе тяжело понять, Макс, но я сделала то, что было лучшим для меня.

— Знаешь, что? — Я бросаю вилку, на которой была еда. — Вот, что я знаю. Если в один день Вселенная решит выместить на мне зло еще больше, чем она уже это сделала, и даст мне ребенка, чтобы заботиться о нем, я знаю, что то, чего хочу я, больше не будет меня заботить. На первое место станет то, что будет лучшим для ребенка. Потому что настоящие родители знают, что, когда в их жизни появляются дети, их личные потребности больше не стоят на первом месте. Вот, какими они должны быть.

— Аминь, — бурчит дядя Майкл с набитым чесночным хлебом ртом.

Приятно видеть, что на его аппетит не повлияло богохульство, сидящее за столом. И опять же… разве я не такая же?

Она убирает свои белокурые волосы с лица.

— Я пыталась быть частью твоей жизни, Макс.

Я поджимаю губы.

Я, на самом деле, больше не хочу выводить тетю из себя, но чего она ожидала? Что я раскрою объятия незнакомке и поприветствую ее как ни в чем не бывало? Что я осыплю ее похвалой и поцелуями, как в какой-то тематической послеобеденной ТВ-передаче конца 90-х? Я знаю, что тетя Кэролайн милая и прощающая, как маленький ребенок, но ей стоило знать, что это не закончится хорошо.

— Я просила твою тетю послать мне фото с твоего университетского вечера и выпускного.

— И одно, и второе было эмоциональным разочарованием. Как и ты.

— Макс! — кричит тетя Кэролайн.

Черт возьми. Вам бы стоило мне напомнить.

Она продолжает говорить, словно не услышала ничего, сказанного мною.

— Я пыталась связаться с тобой в «Фейсбуке», «Твиттере» и «Инстаграме».

— Ну, прости, что не захотела общаться с тобой в Интернете, — после моей насмешки я наконец-то кладу в рот немного пасты, которая не совсем остыла.

Я когда-нибудь упоминала, как ненавижу холодную еду, которая не создана для того, чтобы ее ели холодной? Не смейте говорить, что «не совсем остыла» это не холодная. Холодная. Холодная! Мы позже закончим этот разговор.

— Твоя тетя упоминала, что ты живешь с друзьями. Эрин, Люком и еще… Логаном. Я правильно его назвала?

Всего лишь произнесение его имени заставляет меня бросить вилку на стол. Резко повернув голову в сторону тети, я стискиваю зубы:

— Что ты сделала? Отправила ей мою биографию?

— Макс, — осторожный тон тети Кэролайн сопутствует ее нежному прикосновению к моей руке.

— А ты выделила цветным маркером и подчеркнула места, где я впервые поцеловалась с парнем, или когда у меня начались месячные?!

Она снова пытается мягко начать:

— Макс…

— А не забыла снизу добавить примечание с моими баллами?

Сжимая мою руку, она вздыхает.

— Прекрати, mi amor (прим.перев.с исп. — моя любовь), она твоя мать…

— Нет, — обрываю я ее. — Ты, тетя Кэролайн, была мне большей матерью, чем она когда-либо.

— Что прости? — верещит женщина.

Она звучит как сломанная заводная собака.

— Ты меня слышала, — я стою на своем. — Давай я буду полностью честной. Даже когда папа был жив, ты не была очень хорошей матерью.

— Ты говоришь это только потому, что была папиной дочкой…

— И для этого была причина, — проясняю я.

— Так… — дядя Майкл присоединяется к разговору, поднимая свое пиво. — Что привело тебя в город, Брит?

— Небольшой отпуск. Хочу немного посмотреть достопримечательности, сходить по магазинам…

— А в Европе закончились магазины? — ухмыляюсь я, поднимая свой кусочек чесночного хлеба, пока мой дядя давится смешком.

— И, — она прочищает горло, чтобы огласить. — У меня есть новости.

Наконец-то! Настоящая причина, по которой Сатана вышел из глубин Ада, чтобы побродить меж наших смертных душ. Ага, я немного больше, чем просто озлобленная, и немного более яростная, но серьезно… А вы бы не были?

— Рассказывай, — дядя Майкл подталкивает к разговору.

— Как вы знаете, я вышла замуж за Брода вскоре после того, как мы уехали.

Что это за имя такое — Брод? Звучит, как раздражающий звук, который издают животные.