По словам Юнис Меррей, Мэрилин в тот день задала ей странный вопрос: «Миссис Меррей, — якобы спросила она, — у нас есть кислород?» Хотя продолжать разговор Мэрилин не стала, тем не менее миссис Мерей всполошилась и позвонила Гринсону. Доктор о таком звонке нигде не упоминал.

Естественно, Гринсон ничего не знал о раннем звонке Мэрилин Джин Кармен, когда актриса попросила подругу прийти и принести «пакет со снотворным». По словам Кармен, Мэрилин потом снова позвонила ей и настойчиво повторила просьбу. Кармен опять сослалась на занятость.

Из Нью-Йорка, примерно между восьмью и девятью часами по калифорнийскому времени, Мэрилин позвонил ее богатый друг Генри Розенфельд. Телефонную трубку сняла она сама. Он говорит, что голос ее показался ему «пьяным», но в этом он не усмотрел ничего необычного.

Около 9.30 Мэрилин позвонила Сиднею Гилярову, одному из лучших голливудских парикмахеров, хорошо ее знавшему. На страницах этой книги он до сих пор не появлялся по той причине, что никогда не говорит о своих клиентах. Мэрилин сказала Гилярову: «У меня депрессия», — и, не попрощавшись, повесила трубку. Гиляров знал Мэрилин и тоже не увидел причин для беспокойства. Обсуждать подробности их разговора он отказался.

Хосе Боланьос, приехавший к Мэрилин из Мексики, говорит, что между половиной десятого и десятью звонил ей из ресторана «Шипе», расположенного неподалеку от ее дома. Он тоже не рассказал, о чем они говорили, но сказал, что разговор она закончила, просто положив трубку. Как и Гиляров, Боланьос решил, что для Мэрилин это было вполне обычное поведение. Он думает, что, вероятно, был последним человеком, с которым разговаривала Мэрилин, но, похоже, это не так.

Около десяти, говорит Джин Кармен, Мэрилин снова позвонила. «Ты действительно не можешь прийти?» — спросила она. Чувствовалось, что актриса нервничает. Она добавила, что боится, как бы не повторились звонки предыдущей ночи, когда ее просили оставить Роберта Кеннеди в покое. Что касается всего остального, то Мэрилин как будто была в порядке. Но и на сей раз Кармен нашла предлог и отказалась прийти. Позже телефон снова звонил, но Кармен просто не снимала трубку.

На другой день Ральф Робертс узнал, что в десять часов вечера ему позвонила женщина и оставила на автоответчике «невнятную запись». Узнав, что Робертса нет, повесила трубку.

Робертс, проживавший по тому адресу временно, номер своего телефона, кроме Мэрилин, дал еще двум женщинам, с которыми поддерживал чисто деловые отношения. Он считает, что звонила Мэрилин.

Сведений о других звонках нет. Около 3.30 ночи дочь психиатра Джоан слышала, как в спальне родителей зазвонил телефон. Раздались приглушенные голоса, потом кто-то (это был отец) спустился вниз по лестнице и послышался звук мотора. Почувствовав голод, Джоан пошла на кухню, чтобы взять что-нибудь из холодильника.

«Я спросила маму, что случилось, — вспоминает Джоан. — Она ответила, что у Мэрилин какие-то проблемы, и, охнув, пошла спать».

Расстояние, отделявшее дом Гринсонов от дома Мэрилин, не превышало полутора миль. По дороге психиатра начали одолевать дурные предчувствия. Звонила Юнис Мерей и сказала, что в полночь в комнате Мэрилин заметила свет. Потом, проснувшись после трех, она увидела, что свет еще горит. Ей это показалось странным. Боясь прогневать Мэрилин, если неосторожно разбудит ее, Юнис решила позвонить доктору Гринсону.

«Я попросил ее постучать в дверь, — писал доктор Гринсон своему другу. — Она так и сделала, но ответа не было. Тогда зашла с фасада дома и заглянула в окно — Мэрилин неподвижно лежала на кровати. Я сказал, что немедленно выезжаю, а ее попросил позвонить доктору Энгельбергу».

До дома Мэрилин Гринсон доехал за пять минут. Он убедился, что дверь спальни заперта. Доктор вышел из дома и заглянул в окно. Многие задаются вопросом, можно ли было что-нибудь увидеть, если на окнах висели тяжелые светонепроницаемые шторы, привезенные Мэрилин со старой квартиры.

Но доктор Гринсон и миссис Меррей говорят, что забранное решеткой окно спальни в ту душную ночь было приоткрыто. Сопоставив фотографию тех лет с нынешним видом окна, убеждаешься, что можно было просунуть руку и, раздвинув шторы, увидеть кровать Мэрилин. Но решетки мешали попасть в комнату. Гринсон сказал, что взял кочергу и разбил незарешеченное окно на боковой стороне дома — оно позже появится на газетных фотографиях, — и, протянув руку, повернул шпингалет. После чего вскарабкаться на низкий подоконник не представляло никакой трудности.

«Даже на расстоянии, — писал доктор Гринсон, — я увидел, что Мэрилин... Она лежала, уткнувшись лицом в подушку, плечи были неприкрыты. В правой руке у нее был крепко зажат телефон. Полагаю, она пыталась куда-то дозвониться, пока не впала в забытье».

На фотографиях, сделанных полицейскими несколько часов спустя, Мэрилин, вытянувшись, лежит прикрытая скомканным постельным бельем. Голова покоится на подушке левой щекой вниз, глаза закрыты, лицо безмятежно, как в глубоком сне.

Доктор Гринсон открыл дверь и сказал Юнис Меррей: «Мы потеряли ее». Минут через пятнадцать приехал доктор Энгельберг.

Не прошло и часа после того, как Юнис Меррей подняла тревогу, а уже на дежурном пульте Центрального отделения полиции Лос-Анджелеса раздался звонок доктора Энгельберга. Его соединили с Западным отделением Лос-Анджелеса, к которому относился район, где жила Мэрилин. Ответил командир караула сержант Джек Клеммонс. Когда доктор сказал: «Я звоню из дома Мэрилин Монро. Она умерла», — Клеммонс сначала не поверил и подумал, что кто-то «шутит». На место происшествия он поехал сам.

В доме горел свет. Юнис Меррей проводила сержанта в комнату Мэрилин, где рядом с телом сидели оба врача.

Говорил, в основном, доктор Гринсон. Он указал на один из пузырьков, которыми был заставлен прикроватный столик: флакон говорил сам за себя — он был пуст и закрыт пробкой. Надпись на ярлыке гласила: «Нембутал». Предсмертной записки Мэрилин не оставила. Телефон был на обычном месте, поставленный рукой доктора Гринсона.

Все, казалось, в порядке. Миссис Меррей заканчивала прибираться на кухне, она даже постирала белье. Все же что-то беспокоило Клеммонса. «Хотя это ни о чем не свидетельствует, — говорит он, — но я уходил с тревожным чувством, словно было что-то такое, чего я не понимал».

Примечания

1. Игра слов «Sybil» и «sibling», где второе в переводе с англ. значит родной брат или сестра.

Глава 44

Около пяти часов утра в воскресенье 5 августа молодой репортер по имени Джо Рамирес сообщил миру сенсационную новость. Умирал великий актер Чарльз Лоутон, и Рамирес попросил поставить его в известность тотчас, как это случится. Когда же раздался звонок, он узнал, что умерла Мэрилин Монро. Рамирес, работавший на мелкое агентство, называемое «Сити Ньюз», помчался в свой офис и немедленно передал новость по телеграфу.

Попасть в воскресные газеты это известие не успело, но, переданное по радио, заставило содрогнуться слушателей всего мира. Редакторы отделов новостей обрывали телефоны, пытаясь узнать подробности.

Тем временем на другом конце киногорода репортер Джо Хаймс вытащил из постели фотографа Билла Вудфилда. Оба они знали Мэрилин, и Вудфилд однажды вел с нею переговоры о публикации фото, где она снята в обнаженном виде. Хаймс, известный репортер из нью-йоркской газеты «Геральд Трибьюн», всего несколько недель назад случайно встретив Мэрилин в магазине, напечатал об актрисе свой материал. Хаймс и Вудфилд влезли в черный «Мерседес», принадлежавший когда-то Хэмфри Богарту, и в предрассветных сумерках помчались к дому Мэрилин.