Проведя тотальную мобилизацию, обанкротившиеся главари третьего рейха бросили против нас свои последние резервы: старых матерых нацистов, батальоны фольксштурма, юнцов из "Гитлерюгенда", женские команды и фаустников. Это была последняя ставка фашизма, последняя попытка хотя бы ненадолго оттянуть роковой миг.
Выкуривая гитлеровцев из каждого дома, мы продолжали продвигаться по Хеерштрассе и к ночи в конце концов овладели этой улицей полностью. Танки и пехота начали проникать на улицы, прилегающие к Хеерштрассе. И к утру 27 апреля какой-то путаный переулок вывел наш 2-й батальон в западную часть Вильгельмштрассе.
Как завороженный стоял я перед домом, только что очищенным от гитлеровцев. Глаза прилипли к табличке на стене. Я тогда не знал, что в Берлине насчитывается десяток улиц, носящих имя Вильгельма I и Вильгельма II. Но мне почему-то казалось, что это именно та улица, о которой слышал не раз, именно та, на которой командарм несколько дней назад шутя назначил мне встречу.
И еще одно воспоминание взволновало душу...
Вчитавшись вторично в название улицы, я от души расхохотался, чем поверг в немалое смущение своих боевых друзей. Десятки людей с недоумением глядели на меня, ожидая разъяснений: не будет же командир бригады без причины смеяться в такой момент. И они не ошиблись. Причина, конечно, была...
Эта история уходила своими корнями в предвоенные годы, и я поведал ее тем, кто был рядом в то раннее утро в Берлине, у дома № 76 на Вильгельмштрассе...
Когда я учился в Военной академии имени Фрунзе, немецкий язык в нашей группе преподавала Майя Забелина, молодая черноглазая женщина, красота которой привлекала нас куда сильнее, чем преподаваемый ею предмет. На уроках все мы больше глазели на преподавательницу, чем слушали объяснения. Прошло несколько месяцев, Забелина раскусила нас и резко изменила методику. Ласково и, добродушно улыбаясь, она стала тиранить слушателей бесконечными придирками.
Когда-то в школе я постоянно имел отличную оценку по немецкому языку. Попав в академию, разумеется, считал, что располагаю достаточным багажом и могу не утруждать себя занятиями.
Но с каждым месяцем наша преподавательница становилась все агрессивней, в моей зачетной книжке замелькали тройки. Та же участь постигла и остальных слушателей нашего курса.
И тут произошло чудо: самые верные поклонники Майи Забелиной стали находить в своем кумире одни только изъяны. Было решено бойкотировать уроки немецкого языка, поскольку он, как считали многие, к основным предметам вообще не относится. А преподавательница становилась все строже.
Когда в очередной контрольной работе я сделал три ошибки в слове "Вильгельмштрассе", Забелина несколько минут так разносила меня, что я просто не знал, куда деваться.
Поставив на контрольной жирную двойку, преподавательница с укоризной сказала:
- Как же вы будете воевать, если вспыхнет война с Германией? Как будете допрашивать военнопленных?..
Вот какие воспоминания навеяло на меня слово "Вильгельмштрассе" в то апрельское утро 1945 года.
- Товарищ полковник, а какова судьба той двойки, исправили вы ее? спросил стоявший рядом Савельев.
- Нет, Борис. Некогда было. Началась война, с этим пятном так и ушел на фронт. А в общем, я думаю, наша преподавательница была не совсем права. Знать иностранный язык, конечно, необходимо. Но чтобы бить врага, мало знать его язык. И не в этом вовсе дело. Наш Андрей Серажимов, например, никогда не изучал немецкого, а первым добрался до Вильгельмштрассе...
Не могу не сообщить читателям, что с Майей Михайловной Забелиной мы встретились спустя несколько лет после войны, когда я отдыхал в Кисловодске.
Я напомнил своей преподавательнице историю со злополучной контрольной работой, поделился, какие испытал чувства в апреле сорок пятого, оказавшись на Вильгельмштрассе в Берлине, и как в минуту затишья рассказал боевым друзьям о причинах, вызвавших у меня неожиданный приступ бурного веселья.
Скользнув взглядом по двум золотым звездочкам на моей груди, Майя Михайловна смущенно сказала:
- Оценку за ту контрольную работу готова исправить с большим удовольствием. Считайте отныне, что вы получили пятерку. Три балла прибавляю за удачное практическое применение немецкого языка на немецкой земле.
* * *
...Второй день бригада воюет в самом Берлине. Очищен район Хеерштрассе, включающий свыше десятка улиц. Танки и автоматчики ведут бои на великолепном стадионе "Олимпия" и на прилегающих к нему улицах. Накануне эти районы обрабатывались бомбардировочной и штурмовой авиацией, доставала сюда и наша тяжелая артиллерия. Неудивительно, что все горело и рушилось кругом.
С большим трудом пробирались мы по горящим улицам среди обломков домов, обугленных машин, изуродованных трамваев и длинных двухэтажных автобусов.
Ожесточенно сопротивлялись прятавшиеся среди развалин нацисты. На каждом шагу давали знать о себе невидимые орудия, тщательно замаскированные фаустники, настырные немецкие автоматчики. Горели наши танки, выходили из строя люди. Чем дальше продвигались мы к Шарлотенбургу и на север, к реке Шпрее, тем ожесточеннее сопротивлялись гитлеровцы. Разведчики были бессильны разгадать, что творится в этом хаосе, кто находится в нагромождениях обломков и в разрушенных зданиях. Несмотря ни на что, мы с упорными боями пробивались к заветной цели.
Неожиданно комкор приказал повернуть нашу 55-ю бригаду строго на север. Начерченная рукой Василия Васильевича Новикова красная, заостренная кверху стрела протянулась к Шпандау, Рулебену и уткнулась в железнодорожную ветку, которая шла вдоль Шпрее и терялась где-то на пустыре большого танкоремонтного завода. Генерал требовал, чтобы мы сегодня же вышли на берег реки, разыскали войска 1-го Белорусского фронта, присоединились к ним и таким образом замкнули внутреннее кольцо окружения в самом Берлине.
С радостью узнали мы, что в бригаду прибыл резерв командира корпуса. В мое распоряжение поступили батальон мотопехоты 23-й бригады, дивизион "катюш", десять тяжелых танков и рота самоходных установок. Офицер штаба корпуса, сопровождавший эти подразделения в наш район, ознакомил нас с обстановкой, сложившейся в Берлине и вокруг него.
Мы узнали, что 3-я гвардейская танковая армия всеми тремя корпусами прочно осела в Берлине и ведет бой в южной и западной его части. Сюда же втягивалась и 28-я армия генерала А. А. Лучинского. Войска В. И. Чуйкова и М. Е. Катукова своими флангами сомкнулись с 1-м Украинским фронтом. На севере армии 1-го Белорусского фронта продвинулись к западной окраине немецкой столицы.
Теперь я понял, почему П. С. Рыбалко и В. В. Новиков повернули наши части на север. Стало крайне необходимо уже в ближайшие часы соединиться с войсками, двигавшимися по северной окраине Берлина. Это давало возможность захлопнуть гитлеровцев в Берлине, расчленить их силы и заставить сложить оружие.
"Соединиться сегодня же с войсками 1-го Белорусского фронта!" Как только этот приказ был передан по батальонам, ротам, экипажам - все вокруг завертелось.
Серажимов и его разведчики в неизменных маскхалатах, взяв направление на Рулебен, нырнули в огненную бездну. Вслед за ними выступил, повернув на Рейхштрассе, батальон Гулеватого, усиленный автоматчиками Старухина, тяжелыми танками и самоходками, оказавшимися у нас под руками. Рейхштрассе должна была вывести бригады к Шпрее, в наиболее вероятный район соединения с соседями, которые шли нам навстречу.
И в этой сутолоке, в этом бурлящем водовороте людей и техники все-таки выдалась свободная минута, которой мы воспользовались, чтобы хоть наспех позавтракать на лобовой броне танка, заменявшей стол. Неизменный котелок гречневой каши и кружка крепкого котлового чая утолили голод и жажду, разогнали сон, который начал одолевать нас.
Мы стояли с Дмитриевым, приткнувшись к корме танка. Теплый воздух, струившийся из-за жалюзи мотора, приятно обогревал нас в то прохладное утро. Шалунов, подкрепившись, уже возился неподалеку с радиостанцией. У этого неутомимого труженика было немало хлопот и забот: получить донесения от ушедших на север подразделений, докладывать в штаб корпуса о каждом нашем шаге, любой ценой найти 56-ю танковую бригаду, которая должна была находиться правее нас и вести бои западнее Шарлотенбурга.
