- А я?.. Мне оставалось только по-хорошему завидовать товарищам.
Наш терапевт Нина Ивановна Барабаш и строгий невропатолог доктор Кудь обещали в мае разрешить мне прогулки по саду.
Из писем друзей я знал, что армия П. С. Рыбалко действует под Тернополем. Наша бригада из боя не вышла. Ею командует теперь полковник Бородин, но танкисты вроде бы с большой теплотой еще вспоминают меня.
Недавно бригаду посетил наш командарм, расспрашивал, где я нахожусь, интересовался состоянием моего здоровья. А дела у меня, надо сказать, неважные. В последние дни медики обнаружили искривление позвоночника. К тому же все больше прогрессирует остеомиелит ребер.
Три известных профессора - Филатов, Минкин и Коган-Ясный - целых два часа внимательнейшим образом занимались моей скромной персоной. Вертели, выслушивали, ощупывали. И вывод сделали весьма неутешительный: подлежит лечению в железноводском санатории "Дом инвалидов Великой Отечественной войны" и увольнению из армии.
Узнав об этом, я впервые за все время впал в глубокое отчаяние.
Много передумал я о своей судьбе в ту бессонную ночь, что наступила после консилиума. Твердо решил тогда же: на фронт попаду чего бы это ни стоило. Роль инвалида, которую уготовили мне врачи, никак меня не устраивала. Да, я перенес очень тяжелое ранение. И может быть, одно то, что выжил, - уже само по себе чудо. Но зачем тогда свершилось чудо, если впереди такой печальный финал? Я выжил и буду драться за то, чтобы стать полноценным человеком вопреки всем предсказаниям медиков... И мы еще посмотрим, кто окажется прав...
Утром впервые за пять месяцев после ранения я сполз с кровати, сунул ноги в огромные суконные шлепанцы и попытался передвигаться по комнате.
Не буду рассказывать, чего это стоило, но я три раза подряд обошел палату.
Как ни странно, мои попытки бороться с собственной беспомощностью горячо поддержал доктор Кугель.
- С сегодняшнего дня разрешаю тебе ходить и даже выполнять легкие физические работы. Завтра сделаем приспособление для выравнивания позвоночника. Но делаю это с условием, что ты все-таки обязательно поедешь в Железноводск.
Судорожно вцепился я в халат Кугеля. Я не ошибся в старом, добром хирурге: он понимает меня и делает все, чтобы помочь. Начмед сдержал слово. Над дверьми палаты оборудовали "собачий намордник", и каждый день по десять раз меня подтягивали к потолку, выправляя позвоночник. И он постепенно поддался, стал выравниваться. Это была моя первая крупная победа в борьбе за жизнь. С печенью тоже стало заметно лучше, желтуха исчезла, я постепенно приобретал человеческий вид.
В один из дней в конце апреля в палате появились представители штаба Харьковского военного округа. Мне вручили ордена Красного Знамени и Красной Звезды, а также полковничьи погоны.
Обо всем этом позаботился наш умный и проницательный командарм Павел Семенович Рыбалко.
* * *
Утро 30 апреля не отличалось от предыдущих дней. Оно было теплым и солнечным. Цвела акация, зеленым ковром покрывала землю трава. Необычным было лишь раннее появление в нашей палате начмеда доктора Кугеля. Справившись о самочувствии, Исаак Яковлевич спросил, хочу ли я увидеть фронтовых друзей. В ту же минуту открылись двери - и в комнату вошли Петр Кожемяков, Петр Рыков и Федор Романенко.
Расцеловавшись с друзьями, я первым делом, конечно, спросил, где доктор Федорова. Шофер и адъютант растерянно потупились. Молчал и Романенко.
- Где же Людмила Николаевна? - громко повторил я. - Почему она не с вами? Она жива?
Адъютант, осторожно ступая, вплотную подошел к кровати, пристально поглядел на меня и тихо сказал:
- Доктора Федоровой больше нет с нами, товарищ полковник... Это случилось 23 апреля. Прямо из боя бригада направлялась в новый район для переформирования. Нас сильно бомбили. Во время бомбежки и была тяжело ранена Людмила Николаевна... После ранения она прожила всего несколько часов. Я сам отвозил ее в госпиталь. Оперировал ее известный вам доктор Ковальский, но спасти Людмилу Николаевну не смогли...
У меня перехватило дыхание. С трудом взял себя в руки:
- Мне она ничего не передавала?
- Просила передать письмо, сахарный песок и глюкозу, чтобы лечили печень.
- А больше ничего?
- Еще Людмила Николаевна наказывала, чтобы вы выполнили данное ей обещание. Она сказала, что вы знаете, о чем речь.
- Да, Петр, знаю. Помню и никогда этого не забуду. Я дал ей обет вернуться на фронт и громить врага до полного его уничтожения...
В палате всю ночь горел свет.
Мой сосед крепко спал. Мы с Кожемяковым и Рыковым не сомкнули глаз. Перебивая друг друга, тезки до утра рассказывали о делах и людях бригады.
За форсирование Днепра и освобождение Киева бригада была награждена орденом Красного Знамени. Приезжал командарм Рыбалко. Собственноручно вручил танкистам гвардейское Знамя и орден.
- И знаете, что сказал тогда генерал? - торжественно спросил Рыков. Он сказал, что эти награды заслужили вместе с танкистами бывшие командиры бригады Чигин и Драгунский.
- Не забыли, значит, меня в бригаде?
- Что вы, товарищ полковник! Вас ждут...
Через несколько дней Кожемяков и Рыков выехали на фронт. А меня работники госпиталя отправили в Железноводск. Там, в санатории "Дом инвалидов Великой Отечественной войны", мне предстояло окончательно поправить свое здоровье.
...Живописно выглядит курортный городок Железноводск, а в те майские дни нам, раненым, он казался райским уголком. Затерянный в горах, окруженный зелеными лесами, залитый солнцем, он был настоящим чудом природы.
Санаторий разместился в старинном парке. Прямо к моему окну протянулись большие ветки душистой сирени.
В городке пробуждалась жизнь. А ведь совсем недавно здесь, как и в Кисловодске, Ессентуках и Пятигорске, разгуливали фашисты.
Захватив на несколько месяцев эти места, гитлеровцы посеяли в них смерть, голод, нищету, разорение. За дни оккупации они расстреляли десятки тысяч мирных жителей, взорвали многие здравницы. Следы фашистских злодеяний были видны повсюду.
Сразу после изгнания гитлеровцев началась большая восстановительная работа. В Кисловодске, Пятигорске, Ессентуках, Железноводске развернулись десятки госпиталей и лечебных учреждений. И результаты этой работы не заставили себя ждать: например, полуразрушенный Железноводск уже начал принимать раненых солдат и офицеров. Большинство из них стали инвалидами и нуждались в длительном лечении и восстановлении сил.
Больные и раненые надеялись на благодатное солнце, минеральные воды и целебные источники. Верил и я, что избавлюсь от тяжких недугов, появившихся вследствие тяжелого ранения.
Руководил санаторием опытный врач Мильчев. Болгарин по национальности, он волею судьбы оказался за пределами своей страны и обрел в Советском Союзе вторую родину, которой служил верно и благородно, твердо зная, что победа СССР в Великой Отечественной войне принесет спасение его многострадальной свободолюбивой Болгарии.
Доктор Мильчев лично занялся моим лечением. Осматривая меня, он многозначительно вздыхал и приговаривал:
- Хирург, который оперировал вас, очень смелый врач. За одну эту операцию ему следовало присвоить степень доктора медицинских наук. Я просто по-хорошему завидую ему... А вас, полковник, могу порадовать. Самое страшное осталось позади. Теперь будем вместе бороться за ваше возвращение в строй...
Южное кавказское солнце, целебные минеральные источники, заботливые руки доктора Мильчева, врачей и сестер, беспредельная вера в жизнь - все это, словно исцеляющее чудо, подействовало на меня.
Пробыв в санатории около месяца, я буквально ожил.
Раны больше не гноились, стал выравниваться позвоночник, боли в печени постепенно прекратились. Опираясь на палку, я уже добирался до горы Железной, а в один из последних майских дней смог даже подняться на ее вершину.
Немало способствовали окончательному выздоровлению и письма от фронтовых друзей, благодаря которым я знал все, что было связано с нашей гвардейской орденоносной бригадой. Знал, что она сейчас пополняется и приводит себя в порядок на Тернополыцине.
