По сторонам от главной колонны в двух-трех километрах должны были идти сильные боковые отряды численностью по двести человек каждый. Им ставилась задача оседлать дорогу, задержать немецкие танки и машины, дать зеленую улицу нашим главным силам.
Стрелка часов приближалась к 24.00. Отряды прикрытия тронулись в путь, за ними следовали мы.
Конечно, передвижение такого количества людей не могло пройти незамеченным: шуршание под ногами замерзшей травы напоминало шум прибоя; мучивший всех кашель вдруг прорывался наружу. Нервы были взвинчены до предела. Года жизни стоила нам эта ночь. Километры казались бесконечными. Время как будто остановилось.
Уже два часа находились мы в пути, а нужной дороги все еще не достигли. В сторону Сычевки по-прежнему двигались немецкие танки и тягачи, мчались машины с включенными фарами.
Казалось, войны для немцев в этом районе не существует.
И вдруг...
Автоматные очереди разрезали ночную темноту, ракеты осветили облака, плывшие по низкому небу. Я облегченно вздохнул: "Наконец-то".
Мощный бросок - и дорога в наших руках. Наконец ворота прорублены - в них хлынула лавина людей, измученных многодневными походами и беспрерывными боями, голодных, гневных, готовых смести все на своем пути, любую преграду.
Потребность быть незамеченными миновала. Поднялся невообразимый шум. Немецкие танки тут же повернули назад. Шоферы с перепугу загоняли свои машины в кюветы, артиллерийские расчеты оставили орудия. Мы стали полными хозяевами на этом участке дороги, но прекрасно понимали, что шоковое состояние противника будет недолгим. Самое главное заключалось теперь в том, чтобы оторваться от гитлеровцев и до рассвета соединиться с советскими войсками.
Но осуществить это оказалось нелегко. Рассыпавшаяся колонна наших бойцов не внимала команде. Поддавшись святому чувству гнева, многие бойцы начали яростно атаковать противника.
Между тем задержка на этой дороге на один-два часа могла закончиться для нас трагически. Я отчетливо понимал это. Пришлось приложить невероятные усилия, чтобы увлечь за собой обезумевших от ярости людей. Отряд благополучно пересек дорогу.
Ночью леса казались призрачными, будто плыли в тумане в неведомую даль. Надвигался рассвет. Мы продолжали идти, хотя ноги, налитые свинцом, отказывались повиноваться.
Лесные тропы вывели нас на широкую поляну, а на ней... стояли немецкие орудия с задранными вверх стволами.
Позади артиллерии расположились в ряд машины, в стороне были уложены ящики со снарядами. Никакой охраны, никакого движения.
Немцы не предполагали увидеть советских бойцов у себя в тылу. От неожиданности они растерялись, рассыпались в стороны. Не сразу пришли в себя и мы. Только спустя некоторое время, опомнившись, набросились на орудия и машины, забросали гранатами снарядные ящики. Немецкие артиллеристы, застигнутые врасплох, боя не приняли, нырнули в кустарник и скрылись в лесу.
Взрывы и пожары в районе вражеского артиллерийского дивизиона оказались загадкой и для наших войск, занимавших позиции в нескольких километрах. Услышав пальбу, наши передовые подразделения по тревоге изготовились к боевым действиям.
Расправившись с артиллерийским дивизионом гитлеровцев, мы осторожно двинулись вперед, надеясь, что больше не наткнемся на немецкие подразделения.
Затишье длилось недолго. Откуда-то с востока грянула наша артиллерия. Над нами пролетели сотни снарядов. Обрушились они на ту самую поляну, которую мы недавно покинули.
Задержись мы на полчаса в районе боев, понесли бы неоправданные потери от огня своей артиллерии.
Наступило время дать знать о себе.
Навстречу летящим снарядам и пулям мы устроили такой фейерверк, какого никому из нас в жизни не приходилось видеть. Ракеты всех цветов озарили небо, воздух дрожал от криков "ура!".
Охваченные неудержимым порывом, мы не заметили, как оказались на краю какой-то деревушки. Из домов повыскакивали немцы и бросились бежать на запад. Над нами разрывались ракеты разных цветов и оттенков.
Человеческая лавина помчалась на манящие огни:
- Братцы, мы свои! Товарищи, мы русские! Ура!
Еще один бросок - и мы в объятиях друзей...
Группа генерала II. Г. Хоруженко в составе 220-й дивизии и уцелевших частей других соединений вела упорные оборонительные бои с фашистскими войсками в районе Старицы. Ей и были переданы вышедшие из окружения части нашей 242-й стрелковой дивизии.
Во время отступления погиб мой верный друг фельдшер Лаптев. Врач Людмила Федорова выдержала все невзгоды первых месяцев войны и осталась с нами на этом участке фронта. Виктор Сергеевич Глебов стал начальником штаба группы войск генерала Н. Г. Хоруженко, а меня назначили к нему начальником разведки. Так я оказался в числе тех, кому выпала честь сражаться на подступах к нашей столице.
* * *
Бои на Смоленщине, трудные дни отхода стали для нас той кузницей, в которой выковывалась воля к победе у бойцов и командиров.
Помню день, когда вызвал меня к себе Глебов, чтобы сообщить нежданное-негаданное:
- Поедешь учиться в Академию Генерального штаба. Понял, браток?
Новость ошеломила. Мне казалось, что на учебу в те критические времена посылали командиров, без которых можно было обойтись на фронте.
- Как же это, Виктор Сергеевич? Что я тебе плохого сделал? Испугался, что не справлюсь в новой роли?
Глебов притянул меня к себе.
- Чудак! Не ты ли шумел в батуринских лесах, когда тебя разлучили с танкистами?
- Виктор Сергеевич, пойми меня, дружище! Жизнь во все вносит свои поправки. Как можно оставить фронт? Я стал разведчиком, полюбил эту опасную и сложную военную профессию. Успел горячо привязаться к смелым ребятам-разведчикам... Теперь, значит, надо бросить все это? И когда! Гитлеровцы не сегодня-завтра начнут драпать на запад. А вы лишаете меня возможности драться за победу.
Мы присели на широкую, грубо отесанную деревенскую скамью. Виктор Сергеевич опустил голову и заговорил уже другим тоном:
- И мне нелегко с тобой расставаться. Годы совместной учебы сблизили, а шесть месяцев боев на Западном фронте сроднили нас. Бои на Смоленщине, отход и окружение - разве это так легко забудешь... Нет, дорогой мой, это останется на всю жизнь... Но надо реально смотреть на вещи. Война только начинается. Ты, я, многие тысячи, миллионы людей потребуются в решающих; и завершающих сражениях за нашу Отчизну.
Ординарец Глебова принес завтрак, горячий чай. Разговор продолжался за столом.
- Ругай меня, не ругай - дело решенное. Твою кандидатуру я сам выдвинул, меня поддержали генерал Никифор Гордеевич Хоруженко и бригадный комиссар Федор Андреевич Дубовской. Мы единодушно решили, что ты заслужил право на учебу. Вчера тебе присвоили звание майор, вторично представили к ордену, чего еще хочешь? В тылу тебя ни в чем и никто не посмеет упрекнуть.
На этом наш разговор оборвался. Глебов торопился. Штаб дивизии сегодня перемещался в другое место.
Расстались мы сурово, по-солдатски.
Перемены в моей судьбе
Уфа встретила нас, слушателей ускоренного курса Академии Генерального штаба, сорокаградусным морозом. Легкая, видавшая виды шинель плохо защищала от холода. Шесть трамвайных остановок, отделявших наше общежитие от учебного корпуса, мы ежедневно преодолевали рысцой.
В стенах академии собралось с полсотни фронтовиков. Многие до этого командовали полками, некоторые успели поработать в армейских и фронтовых штабах, за плечами у каждого были многодневные бои. Пехотинцы и танкисты, летчики и моряки, прибывшие в Уфу, жили дружным коллективом, не замечая разницы в годах и служебном положении. Всех объединяли общие думы о войне.
Лекции чередовались с комплексными занятиями на картах, военные игры с выездами в поле. Начальник академии генерал Евгений Александрович Шиловский, начальник кафедры оперативного искусства генерал Герман Капитонович Маландин, профессор Алексей Иванович Готовцев и многие другие преподаватели сделали все, чтобы в короткий срок подготовить нас к будущим сражениям...
