неторопливо проследовали к проходу у Тигровки. Под громогласное «Ура!» собравшихся

там солдат и офицеров гарнизона, при подстраховке неутомимого «Силача» и паровых

138

баркасов, три крейсера втянулись в Восточный бассейн. И там, под трубный глас меди

оркестров, ошвартовались у стенки напротив дворца Наместника…

Легкий бриз с моря задиристо треплет ленточки бескозырок и воротники матросских

форменок, нетерпеливо теребит офицерские плюмажи, развевает полотнища флагов и

штандартов, снося на город дымки салютных пушек…

Поданы к бортам, подняты и закреплены трапы. Замерли как изваяния фалрепные на

их площадках, коробки рот почетного караула у ковровых дорожек на стенке гавани.

Солнечными зайчиками плещется чешуя начищенных до блеска штыков, пуская их в

стремительный, веселый пляс по ряби воды, по стеклам рубочных окон, иллюминаторов,

по зеркалам прожекторов, по меди блях, боцманских дудок и золоту орденов…

«И придет тот долгожданный день, когда Белый Царь впервые ступит на землю юго-

восточной твердыни Империи. Тихоокеанской крепости, замкнувшей тяжестью гранитов и

вороненой сталью стволов, кольцо порубежных форпостов Русского Мира…» - Николай

улыбнулся, чуть задержавшись на нижней ступени трапа, - «Конечно, редактор газеты

«Владивосток» прав: все так, миг исторический. Но не слишком ли много пафоса?»

***

Следующие двое суток пролетели в кутерьме, в общем, подобной владивостокской,

но только в миниатюре. И с той лишь видимой разницей, что главный бенефис здесь

выпал на долю крепостных артиллеристов и инженеров.

Российский Император и германский Кронпринц со свитами побывали на Золотой

горе и Электрическом утесе. На нескольких батареях и фортах морского и сухопутного

фронта, осмотрели доки и мастерские порта, сфотографировались вместе с адмиралами и

прочим многочисленным флотским и крепостным начальством на фоне гавани с тремя

белоснежными крейсерами и поднятым из воды кессоном, который использовался для

починки подорванного японцами в первую военную ночь «Цесаревича».

И, конечно, особым смыслом было наполнено участие Государя в освящении на

Перепелиной горе Храма Покрова Пресвятой Богородицы Порт-Артурской. Там, возле

находящейся в его приделе могилы адмирала Чухнина, русский Император и германский

Кронпринц преклонили колена в общей молитве.

В тот же вечер на Золотой Горе прошла установка памятного камня на месте, где

предстояло воздвигнуть мемориал погибшему адмиралу и всем офицерам и матросам

Тихоокеанского флота, отдавшим свои жизни в войне с Японией.

Тем временем, моряки двух держав ездили в гости друг к другу и вполне весело

проводили время на берегу, в кампании со служивыми из Порт-Артурского крепостного

гарнизона и императорскими гвардейцами, для которых почувствовать еще хоть раз под

ногами твердую землю перед предстоящим переходом через три океана, было счастьем.

При этом все старались держать себя в рамках приличий и уставов, дабы не мешать

августейшим особам и окружающему их высокопоставленному начальству в их планах, да

и на себя ненароком неприятностей не навлечь. Однако всему на свете приходит конец, а

уж приятному времяпрепровождению, - скорее всего. Через три дня, пролетевших как в

мановение ока, пришедшие в Порт-Артур эскадры начали выбирать якоря. Сначала их

путь лежал к Циндао. А оттуда, через Коломбо, Аден и Тулон в Киль и Кронштадт.

На борту своего флагмана, броненосного крейсера «Фридрих Карл», Принц Генрих и

Кронпринц Вильгельм простились с царем. Наутро Государю со свитой предстояло начать

обратное путешествие в Санкт-Петербург. Первыми на его пути будут Мукден и Харбин:

победоносная русская армия заждалась своего Императора.

Последний день, проведенный в Порт-Артуре, оказался весьма приятным для ряда

офицеров и адмиралов германского флота: они получили ордена из рук российского

самодержца. Многократное увеличение боевых сил Азиатской крейсерской эскадры вице-

адмирала Приттвица в критический для России момент перед заключением Токийского

мира, просто так немцам с рук не сошло.

139

Но Гогенцоллерны в долгу не остались, хотя это и было «домашней заготовкой».

Царю был вручен подарок с особым смыслом. Кайзер поручил своему сыну передать его

Николаю Александровичу перед самым расставанием.

В этот благословенный день к првославным вернулся утраченный несколько веков

назад, а отныне – новообретенный, образ Спаса Нерукотворного новогородской школы

иконописи. По мнению ряда историков и церковных иерархов, он находился в одном из

храмов древнего Пскова до времени занятия города рыцарями-крестоносцами Ливонского

ордена…

Неожиданно перед самым расставанием молодой Вильгельм спустился по трапу к

Николаю: Кронпринц пожелал лично сопроводить его до артурской пристани. О чем

конкретно они говорили в эти минуты на корме варяжского катера, историки тщетно

спорили несколько десятилетий.

И лишь один человек, посвященый Императором в эту тайну, точно знал содержание

их разговора. Но в нашумевшей автобиографической книге «Игра теней», вышедшей уже

после кончины генерала Василия Балка, он упоминает только об одной фразе, сказанной

Государю наследником германского престола, будущим Императором Вильгельмом III:

«Увидев Россию такой, увидев своими собственными глазами, я наконец-то во всей

глубине осознал гениальную прозорливость князя Бисмарка»…

Эпилог

Маньчжурия. 11 апреля 1905-го года

Тяжелый, мокрый снег постепенно заметал неровную, каменистую поверхность под

копытами пяти осликов и пары лошадей, впряженных в две угловатых повозки с колесами

в человеческий рост. Бесформенные хлопья его липли к одежде восьми людей, которых

несчастная случайность, или неотложное важное дело, заставили пуститься в долгий путь

по этим диким, забытых всеми богами местам, да еще и в такую ненастную погоду.

- Вы уверены, лейтенант, что мы не сбились? Как, вообще, Вы можете находить путь

в такой метели? – поинтересовался у своего спутника, моложавого, сухопарого китайца,

пожилой кореец-купец, вглядываясь в выступающие из пелены неожиданного апрельского

снегопада мутные очертания поросших девственным, хвойным лесом утесов.

- Так точно! Совешенно уверен.

- Но то, по чему мы едем уже третий час, согласитесь, довольно трудно связать с

понятием «дорога»?

- Не беспокойтесь, господин полковник, я достаточно хорошо знаю эти перевалы.

Приходилось бывать здесь часто: выбор мест для тайников, схронов и точек рандеву в

окресностях Янтая и Мукдена я практически всегда проверял лично. А некоторые сам и

подобрал. Как та, якобы заброшенная фанза с двухярусным схроном под ней, что на два

дня должна послужить Вам и вашим спутникам вполне надежным укрытием.

Как Вам уже докладывал капитан Миядзи, в мои обязанности входила не только

работа с оседлой местной агентурой, осведомителями и нашими людьми у хунхузов, но и

материально-техническое обеспечение боевых акций во всем этом районе. Включая Инкоу

и крепость на Квантуне. На тот случай, если бы штабу армии пришлось прибегнуть к

тактике партизанских действий на данной территории.

И, прошу меня простить за дерзость, но если бы Вы пожелали узнать мое мнение

ранее, то, конечно, я предпочел бы предложить Вам задействовать в этой операции моих

людей. В том числе и из местных корейцев и китайцев. Здесь мною оставлено более двух

десятков профессиональных манз-соглядатаев, а главное, как раз для подобных случаев,

140

восемь надежных агентов-исполнителей, «разбудить» которых было бы делом максимум

двух-трех дней. В этом случае шансы на успех были бы реальными.