не только с удивлением обнаружил введение нескольких новых для России министерских
портфелей, пометив их небольшими вопросительными значками, но и поставил на полях
доклада три жирных знака восклицания. Причем, фамилии генерала Сахарова, широко
известного в узких кругах либерала Струве и графа Рибопьера были подчеркнуты, а рядом
появилась размашистая приписка августейшей рукой: «Парижские холуи. Достоин
внимания один Сахаров. Все! Дело сделано. Перед Н придется извиняться».
Этим кайзер признавал: будоражившие его опасения того, что «опарижевшаяся»
родня Николая и вхожие в Александровский дворец агенты франко-британского влияния
смогут, в свете блистательной победы русского оружия на Востоке, отвратить царя от идеи
сближения с Германией, оказались беспочвенными.
Именно эти опасения толкнули его на скоропалительный визит в русскую столицу
«со всем нашим цыганским табором», как позже с юмором напишет в своих мемуарах
Тирпиц. Визит, который, на самом деле, кроме определенных надежд, также нес в себе
серьезные элементы риска. Хотя бы в том, что Николай мог вполне усмотреть за всей этой
спешкой и навалом недоверие к себе, к царскому слову, прозвучавшему в августе у
Готланда, в салоне броненосца, носящего имя его отца.
Но русский самодержец оказался выше мелочей и был серьезно настроен на разворот
политики своей империи в сторону Берлина. Пусть бы это и поняли в Париже, Лондоне и
Вашингтоне. Главное, что он сам никому и ничего не забыл: в его новом правительстве
число явных представителей профранцузской партии сократилось до трех человек из
двадцати одного. А всего год назад в Кабинете Сергея Юльевича фон Витте таковых было
под две трети.
17 Дурак. нем.
73
***
- Вадик, а ты нам до сих пор так и не рассказал, как ты находишь августейшую
задницу? - цыкнув зубом, хитро прищурился Василий, - И как вы вообще додумались этот
ваш стрептомицин колоть кайзеру до того, как он хотя бы на наших кроликах, адмиралах
то есть, проверку до конца не прошел? Я слышал, кстати, - Григорович жаловался, что у
него слух подсел. Не от вашей ли плесени, часом?
- Василий Александрович, я бы попросил без казарменного юмора, хорошо? Что до
чистоты самого антибиотика – лучше не трави душу. Осложнения пока возможны, что по
слуху, что по зрению. И все тут сугубо индивидуально. Поэтому - трясусь как осиновый
лист. У Ивана Константиновича, безусловно, оно самое и есть. Но, слава Богу, не в ярко
выраженной форме и без отрицательной динамики.
Лучше скажите, мужики, какой я умничка, что вовремя проплатил Эйкхорну за
первую, опытную партию его новокаина еще в сентябре. А в ноябре он уже прислал нам
первых двести ампул. Как чувствовал, что понадобится. Сам-то представляешь, Василий,
как без него нашу плесень колоть? Не хочешь попробовать?
- А ты без немца никак не мог обойтись?
- Нет, Петрович. Анестетики – не моя стезя. Анестезиолога папаня из меня делать не
собирался. Да и нельзя же сразу хвататься за все...
- Угу. А про то, что без новокаина пациентов перед каждым уколом антибиотика к
койке привязывать придется и деревяшку меж челюстей пихать, наш доктор Пилюлькин и
не подумал.
- Василий, хватит издеваться. Вот тебе, персонально, обещаю – при случае точно
только с одним физраствором пенициллинчику засажу…
- А на подвал?
- Начинается… Петрович, я в непонятках. А может, дядя Фрид, таки, был прав? В
отношении условных рефлексов профессионального потрошителя? Лучше подумай, как я
заманался с этими стерилизаторами, лопающимися стекляшками шприцов и тупыми
иглами. Это вам не лазерный контроль и алмазная заточка.
- Так. Хватит мне этой дурацкой пикировки и медико-процедурных подробностей.
Если Шустова хотите – так и скажите. А ты, Вадик, рассказывай, давай, как вы беднягу
Вильгельма чуть не уморили.
- Петрович, вот Святой истинный крест, пациент во всем виноват сам. И еще его
разлюбезный лейб-медик герр Лейтхольд. Знал ведь, что у Вильгельма с ухом проблема
застарелая, и даже не пискнул, когда его подопечный выперся в Кронштадте на мостик
«Брауншвейга» в парадной треуголке. А потом еще скакал там без головного убора вовсе.
Добавил он и по дороге, возки-то им подали открытые. В итоге, Экселенца продуло
капитально. На приеме и торжественном ужине все было нормально еще, кукситься он
начал на следующий день к обеду, после парада Гвардии на Сенатской.
А вечером, во время «Лебединого озера» в Мариинке, торжественно предворенного
«Песнью немцев» и «Вещим Олегом», кайзеру поплохело окончательно. Но, скажу я вам, -
мужик. Дотерпел до конца. Итог же всех его геройств - рецидив хронического отита с
сильнейшими головными болями и температурой около 39-и градусов.
Бедолага слег. Вокруг - суета, метания. Со слов немцев я понял – проблемка недели
на две минимум. С хандрой, паникой и ночными страхами, до кучи. Картина Репина «Не
ждали», короче. Но у меня и в мыслях не было его нашими антибиотиками пользовать.
Тут, Василий Александрович, ты прав совершенно. Я же не конченый авантюрист по
жизни, понимаю, - пока они «сырые». Когда речь шла о раневых гнойных инфекциях с
перспективой гангрены у наших офицеров и адмиралов, там просто деваться было некуда.
Или рискуем, или точно - бабушка с косой…
- Авантюрист ты по жизни, Вадюша, не конченый, а законченный, - юморнул с
изяществом гиппопотама Балк, - Мало того, что дерзнул под пеньюар к сестренке царя
74
залезть, так еще и передо мной хвост поднимаешь. Но уж, коли, не твоя идея была в
отношении кайзера, ладно, прощаю. В смысле – поверю тебе. Но, проверю.
- А смысл мне врать? Я едва на ногах устоял, когда Николай, вернувшись из покоев
Вильгельма, так спокойно, с милой задумчивой улыбкой, осведомился: «А сколько уколов
антибиотика необходимо, чтобы кайзера поставить на ноги как можно скорее?»
Мужики, я честно бился как лев. И про риск осложнений, и даже про вероятность
летального исхода ему говорил. Как об стенку горох! «Это наше общее решение. Кайзер
ждет. Приступайте немедленно». Что тут оставалось делать?
Короче, нормальная у него задница. Холеная и жирненькая. Как с пациентом с ним –
никаких проблем. Через два дня Их прусское величество уже уверенно шло на поправку. А
тем временем Петр Аркадьевич с Баллином, их чиновниками и прочим буржуинством
заседали, ездили всей толпой по заводам, собраниям и прочим бизнес-тусовкам.
И вся эта вкусность просквозила мимо вашего покорного слуги, поскольку объект
приложения моих усилий, возлежал на перинах с подушками, нежась под пуховым
одеялом, и донимал меня разговорами обо всем на свете, но больше всего - о флотских
делах. А в особенности, о торпедных катерах и моторах.18 Так что, наш августейший
союзничек далеко не так прост, и откуда ветерком потянуло, смекнул.
О чем он меня еще расспрашивал, - отдельно, в письменном виде, памятку составлю.
Пока в разных записках все, нужно в порядок привести. Думаю, для общего дела это будет
не бесполезно. Эх, видели бы вы эту хитрую, усатую физиономию в ночном чепце с
завязочками под подбородком. Волк из мультика про Красную шапочку в роли бабушки!
Но уже на шестые сутки, несмотря на мои протесты и угрозы возможным рецидивом
и осложнениями, они с Николаем рванули по заводам и верфям. Я там присутствовал
исключительно в качестве массовки. Вот вам статья из «Нивы», почитайте…
«На стапеле Общества «Путилов-Крупп» (директор-распорядитель И.С. Каннегисер)
14-го марта с.г. в Высочайшем присутствии Императоров Российского и Германского со
свитами, заложен крейсер-яхта 2-го ранга «Штандарт» в 6000 тонн, (проект инженера А.И.
