- Скажите, капитан, сколько времени Вам потребуется, чтобы умертвить идущего
рядом с Вами человека? Если он не ожидает?
«Так. Ну вот! Началось…»
- Секунда. Может быть две или три, если он готов к атаке или вооружен, Ваше
величество.
- Угу. Ну, да… Я со слов Михаила примерно так и предполагал.
Василий Александрович, а Вы понимаете, хорошо ли осознаете, что вот сейчас я,
главный виновник многих бед российских, возможно, даже гибели в будущем миллионов
наших соплеменников и среди них кого-то из Ваших родственников, от Вас всего лишь на
расстоянии вытянутой руки?
46
- Ник… Государь, я надеюсь… Я очень надеюсь, что это уже не так.
- Предположим. Поскольку, как я понимаю, многое уже действительно поменялось.
И, даст Бог, в лучшую для России сторону. Особенно если учесть такую «мелочь», как
победа в этой войне. Повода нашим внутренним врагам для начала вооруженной смуты
мы также сумели не дать. Об этом Вы знаете, конечно. А кое-кого и нейтрализовали уже.
Так ведь у Вас там ЭТО называют?
- Да, Ваше величество.
- Холодное слово. Неприятное. Лишенное всяких эмоций. Профессиональное, как…
как стук гильотины, ей Богу, - Николай тяжко вздохнул, - Рубикон этот нам перейти было
очень трудно, Василий Александрович. По-христиански, тяжело. Это, как правильно
подметил Михаил, сродни трагедии врача-терапевта, осознавшего вдруг, что его пилюли и
микстуры уже бессильны, и последняя надежда пациента - скальпель хирурга.
Но в том, что удалось удержать страну от братоубийства - огромная ваша заслуга. За
что лично Вас с Всеволодом Федоровичем и Михаилом Лаврентьевичем, как и господина
Лейкова, я искренне благодарю. То, что вы сделали для России, да и для меня, для моих
детей, вряд ли можно оценить простыми наградами. Так что все мы - ваши должники
теперь, - Николай улыбнулся, - Откровенно говоря, до сих пор поражаюсь, как это вам
удалось разворошить наше сонное царство. Ведь еще год назад я совершенно искренне
считал, что все в России налажено, все идет правильно, а если и есть отдельные досадные
моменты, то они не портят общей картины.
Но, слава Богу, это уже дела прошлые. Страна уже катится по другим рельсам, хоть
кто-то этого и не понимает пока.
Теперь о заботах насущных. Они не успокоились, наши недруги, знаете ли. Как
доморощенные, так и особенно, заграничные. И шарады нам новые подбрасывают. Вот
сейчас, похоже, попытаются, как в 78-ом, вытащить наш победный мирный договор на
европейский Конгресс. Так что испытания нам впереди предстоят не легче военных.
А вдруг я, таки, да и не справлюсь? И как там, У ВАС, так и здесь, возьму, да и опять
«наворочаю дел», как Михаил Лаврентьевич как то высказался. Не боитесь? Что тогда со
мной будете делать? - на губах Николая играла легкая усмешка, но глаза оставались
серьезными, изучающими. Казалось, что он старается проникнуть не только в мысли
собеседника, а в самую его душу…
Такого взгляда от царя, чей интеллект Василий изначально склонен был считать не
шибко великим, он не ожидал. Как и ТАКОГО первого вопроса «в лоб». И, черт возьми,
такого бесстрашия! Или же безрассудства? Нет, тут, похоже, что-то совсем другое. То ли
фатализм, то ли жертвенность, то ли?.. А может быть это и есть то самое, осязаемое
«Величество»? Порода? Кто ж его знает…
Но отвечать нужно. А раз нужно отвечать ЦАРЮ, то отвечать правду. Как на духу.
- Тогда, Николай Александрович, Вас придется судить.
- Угу. Вот так вот. Судить Императора. Замечательно. И кто же этим займется,
позвольте полюбопытствовать?
- Народ русский.
- Народ? Русский? Занятно. А в ВАШЕЙ истории получилось что? Если мне Михаил
Лаврентьевич все изложил верно, то ни суда не было, ни следствия. И только сговор кучки
иудеев, поляков, латышей, австрияков и разных прочих инородцев, которых наш русский
народ с рабской смиренностью слушал, и которым безропотно подчинился…
- Далеко не безропотно, Ваше Величество…
- Да, конечно, гражданская война… Но что в итоге?
Хотя, собственно говоря, может, Вы и правы. Особенно рассуждая с высот лежащего
между нами столетия и вашего образования. Ведь Вас ТАМ учили, что революция это
хорошо и правильно, что отжившее должно освобождать дорогу новому. А если не уходит
само, то сметать, выжигать как скверну, каленым железом.
Я это все понимаю, конечно. Как понимаю и то, что со стороны государственной
власти и дворянства было наделано много ужасных ошибок, приведших народ наш к
47
озлоблению. Но скажите, вот когда возводят на эшафот человека действительно
виновного, осужденного судьей, это - правильно? Вы же сами сказали – «судить»?
- Да, Ваше Величество. Так я и считаю. Так - правильно.
- Наверное. Но за что умерщвлять его детей, жену, друзей? Конечно, на все есть воля
Всевышнего, - Николай коротко перекрестился, - Но у меня такое зверство просто не
укладывается в голове! И кинуть невинноубиенных в яму в тайге. Как такое возможно,
Василий Александрович?
- Это мерзость, конечно. Но ведь и гражданская война после революции, Николай
Александрович, это явление само по себе страшное, вынуждающее творить жуткие вещи.
В такое время в смертельной схватке за власть побеждают не мораль и честь, а
беспощадность и решительность. Если уничтожить бывшего властителя и его близких, то
пресекается вероятность реставрации династии. Вы же помните пример французов. А,
кроме того, после их гибели некому будет потребовать деньги правившей семьи,
вложенные в иностранные банки.
- Именно, что мерзость. А выходит, что наш народ русский и на такое способен.
Хотя, наверное, версию о деньгах, мы тоже не можем отметать. Мне Михаил говорил об
этом. Значит, так и не были найдены документы, впрямую изобличающие господина
Ульянова в этом деле?
- Нет, Ваше Величество.
- Странно. По логике вещей их могли хотя бы сфабриковать.
- В период существования Советского Союза это было очень рискованно. А после -
какой смысл? Посчитали напрасным трудом. Да, и кто же предположить мог, что ВЫ ОБ
ЭТОМ УЗНАЕТЕ?
- Ну, да. Все логично, Василий Александрович. Уже не стоило свеч, - Николай
невесело усмехнулся, явно не оценив шутку Балка, - Но понимаете, меня гнетет даже не
сам факт цареубийства. Все мы ходим под Богом. Я видел, как умирал мой дед. Теперь,
поговорив о многом с Мишей, уверен, что и моему отцу могли «помочь»…
Но безвинные души-то за что, Господи!? Я понимаю, что Михаил Лаврентьевич
искренне рассказал мне все, что знал. Но надежда, что все-таки это не так, теплилась.
Значит, так все и было. Боже мой, как я хотел обмануться…
- Николай Александрович, увы, так и было. Но ведь сейчас ключевые точки мы
проскочили почти без потерь. Самое главное на данный момент сделано, - восточная
политика России сохранена. Конфронтации с немцами Вы уже не допустите. И, в общем,
сделан мощный задел на будущее. В народ стрелять Вашей гвардии не пришлось, а
отщепенцев и провокаторов люди теперь сами загоняют по подворотням.
- Да, «Кровавое воскресенье». Страшно даже предположить, что такое должно было
случиться. Грех… Смертный грех… Неудивительно, что ОН так покарал.
- Ну, если мое мнение хотите знать, Ваше Величество, коль я бы был судьей над Вами
там, в моем мире, то судил бы Вас не за это. С мятежом правитель бороться, как ни крути,
а обязан. Ведь среди толпы были и вооруженные люди. И цели у них были…
- Вот как? Очень нтересно… - Николай вновь коротко взглянул Балку прямо в глаза, -
А в чем же тогда, любезный Василий Александрович, Вы бы меня обвиняли? И за что
судили?
- Да за отречение Ваше в первую очередь! За то, что фронт, армию бросили. Такое не
