Джон Филипп Холланд проиграл войну всей своей жизни...
Но самое гадкое, что он совершенно не представлял себе, как теперь выбираться из той ямы, в которую свалился по собственной наивной доверчивости.
Судиться с подлецами Фростом и Райсом он больше не мог. Последняя финансовая подпитка, которую он получил от японцев за консультации по сборке серии подлодок для их флота, исчерпана. А прямого заказа лично ему в обход фирмы “Холланд торпедо боутс”, в которой ему теперь не принадлежит ни единой акции, от графа Мацукато не будет. Об этом неделю назад телеграфировал японский морской агент. Судя по всему, эти подонки, которым теперь формально принадлежат почти все патенты Джона, прознали о готовящейся сделке, и пригрозили иском директору арсенала в Кобэ. Или же просто дела у японцев на войне обстоят совсем неважно, и обещенные Холланду денежки ушли на более важные для них цели.
О каких-то заказах для морского министерства в Вашингтоне лучше и не мечтать. Сладкая парочка давно подмазала там всех, кого надо, размахивая как жупелом направо и налево именем “выдающегося создателя” подводных кораблей. А затем на его место шеф-конструктора посадила дипломированного кораблестроителя из морведа. Этого юнца, выскочку Спира. Хоть и не безталанного, конечно, надо признать.
Но что бы он смог без него, Джона Холланда? А уж как в свое время лебезил: “О, мистер Холланд, это просто великолепно! Это неподражаемо!” И все строчил и строчил в свои тетрадки. Неблагодарный щенок...
Ну, и что теперь? Начинать все с нуля в шестьдесят три года? Или взять, да пустить себе пулю в лоб, чтобы разом прекратить весь этот кошмар? Нервы уже не те, что были четверть века назад, во время краха с “Фенийским тараном”. А читать о себе в газетах статьи, проплаченые бывшими компаньонами, и повествующие о том, что Джек Холланд, всего лишь удачливый изобретатель-самоучка, у которого когда-то в прошлом веке были определенные успехи. Но сегодня он одряхлел и одной ногой стоит в психушке. Что он никогда не был настоящим инженером, и что его сугубо гуманитарный интеллект вполне подходит учителю пения, каковым он всегда и являлся...
Джон сидел на скамейке, неподвижно, как изваяние. Иногда мимо него проходили редкие прохожие. Птицы клевали что-то возле его ботинок.
Последние теплые деньки стоят в Филадельфии. Листопад, величественно кружа над дорожками парка, роняет на их гравий и на его плечи золотистые кленовые листья...
Наконец, приступ бессильной ярости отпустил. Но идти домой просто не было сил. Хотелось заснуть, забыть все, и никогда не просыпаться больше в этом жестоком и неблагодарном мире.
“Кое-что о превратностях судьбы? Или о том, как же все-таки приятно быть добрым волшебником... – Бутаков внимательно разглядывал замершую на скамье худощавую фигуру в длинном черном пальто с поднятым воротником и в шляпе-котелке, надвинутой на глаза. Рядом с человеком на скамье лежали его очки, которые он небрежно положил, или же они сами свалились с его носа, когда их владелец заснул, – Пожалуй, Врубель мог с него написать своего “Поверженного демона”...
Хотя, нет. Здесь, скорее, “Человек разгромленный”.
Но, как странно: кроме жалости и участия, в душе нет уже, ни обиды, ни гнева. За то, что последним деянием Джона Холланда на его фирме, была передача японцам нашего заказа. Тех самых пяти субмарин типа “Фултона”, от постройки которых на Балтийском заводе Государь решил отказаться в марте...”
И не ведал тогда капитан 2-го ранга Бутаков, что сам он, благодаря неким добрым волшебникам, не умрет в феврале 17-го на штыках матросов бунтующего Кронштадта, что его окровавленное тело не рухнет с парапета на кучу тел растерзанных офицеров, и не “сядет” подле них, прислонившись спиной к гранитной облицовке набережной. Что в тот же роковой день не будет забита прикладами его мать – вдова “отца тактики русского парового и броненосного флота”, а рядом с нею не будет обесчещена и застрелена его, уже контр-адмирала Александра Григорьевича Бутакова, любимая жена...
- Мистер Холланд? Проснитесь. Проснитесь, пожалуйста...
- Кто это?.. И что Вам угодно? – Джон, близоруко щурясь, торопливо нашарил рукой очки, – О! Вот так встреча. Капитан Бутаков... кто бы мог подумать? Каким ветром Вас занесло в Филадельфию? Да еще сюда, на пленер, время то уже позднее?
- Ваши домашние направили меня в паб. А там сказали, что после пятого стаканчика Вы обычно идете отдыхать в парк.
- Что значит “обычно”? Только вторую неделю... – Джон явно смутился. Выглядеть в глазах кого бы то ни было опустившимся, спивающимся субъектом он не хотел.
- Но сегодня Вы имели все шансы простудиться. Уже не май месяц.
- А Вам-то, простите, какое дело до меня и моего здоровья, молодой человек? Или, получается, что Вы меня специально искали? Может быть, и прикатили сюда из столички сугубо по мою душу?
- Не поверите, но именно так, – улыбнулся Бутаков, – Вы позволите, я присяду?
- Пожалуйста, скамейка длинная...
Только какой теперь у Вас может быть до меня интерес? Я же нынче “технический авантюрист” и понимаю что-то исключительно в сальфеджио, да в игре на фортепьяно. А там, рядом с Вами в Вашингтоне, теперь полным-полно самых настоящих специалистов в области подводного плавания.
Или, может быть с “Фултоном”, то есть с “Сомом”, что-то приключилось, Боже нас упаси? – вдруг возбужденно вскинулся Джон, окончательно выходя из сонного ступора.
- С “Сомом”, слава Богу, все в полном порядке. Кстати, у командира и офицеров отзывы о корабле очень хорошие. Вам велено кланяться...
- Спасибо. Камень с души. Но тогда, какого еще рожна я Вам понадобился?
- В общем, дело в том, что наш новый Управляющий министерством, вице-адмирал Дубасов, не намерен вести дела с господами Райсом, Фростом и их новыми инженерами без Вашего участия. А вопрос о серии “улучшенных” “Сомов” стоит весьма серьезно...
Да, я Вас прекрасно понимаю. И знаю, что Вы хотите мне сказать по их поводу. Но позвольте, сначала я изложу то, что мне поручено начальством до Вас донести, а потом уж Вы выскажете все свои возражения в любых не парламентских выражениях? О’кэй?
- Продолжайте.
- Как нам стало известно, Ваш процесс “Холланд против Райса” сейчас подходит к кульминации, и у Вас имеются очень высокие шансы его проиграть. В результате хозяева “Холланд торпедо боутс” завладеют почти всеми Вашими патетами окончательно. Чего для НАС желательно не допустить.
Предполагая, что сложности с судом у Вас в первую очередь связаны с финансовыми вопросами, в частности, с оплатой адвокатов, мне поручено передать Вам двадцать тысяч долларов за консультационные услуги при покупке и освоении нами “Фултона”.
- Простите?.. Что Вы сказали? Сколько!? Я не ослышался? Двадцать...
- Ровно двадцать тысяч североамериканских долларов.
Вы как предпочтете? Получить их наличными, или я должен буду положить деньги на указанный Вами счет?
- Подождите, Александр. Я должен все это... переварить. Это так неожиданно, и...
- Неожиданным для нас было то, как двое этих, с позволения сказать, бизнесменов, с Вами обошлись. Но Вы ведь не отказались от борьбы, Джек? Вы в силах дать им бой?
- Да, мой дорогой! Да, мой друг! Теперь-то мы повоюем...
Как, как же говорил тот болгарин?.. Господи, запамятовал!.. Ах, ну, конечно же: “На Небе Господь Бог, а на земле – Россия!” Золотые слова! Поистине золотые! Может быть, пойдем, согреемся немножко, пока в пабе не закрылись?
Скромный особнячек в типичном ирландском стиле, с увитыми плющом стенами, остроскатной крышей над главным залом и каминной трубой в его торцовой стене. Из окон малой гостиной на втором этаже открывается прекрасный вид на нью-йоркскую гавань, каким может похвастаться, пожалуй, только Бей-Ридж в Бруклине...
Дивный аромат по-ирландски крепко заваренного черного чая. И два человека за столом, удивительно похожих друг на друга, словно родные братья. Правда, один из них выглядит лет на десять постарше другого...
