Море по-прежнему совершенно спокойно, и только благодаря этому можно держать относительно большой ход. Но нос зарывается все сильнее. И, несмотря на все меры, принимаемые аварийными партиями, медленно, но неуклонно затапливается первое машинное отделение.
- Вода дошла до осей циркуляционных насосов,- докладывает по телефону командир машинной группы Александр Иванович Кутолин.
Он все время у первой турбины вместе со своими подчиненными. Там и политрук Смирнов. Вахту несут старшины 2-й статьи Георгий Семин и Константин Иванов, краснофлотец Петр Ковалев. И если кто-нибудь на "Ташкенте" уже начал ощущать, как он постепенно погружается, то это прежде всего они. Уже под водой клапана, которыми они регулируют подачу на турбину смазки. Скрывается и турбонасос, откачивающий воду из отсека... Вспомогательные механизмы, заключенные в герметичные коробки, действуют и в таком положении - это предусмотрено конструкторами, хотя раньше казалось, что практически никогда не понадобится.
- Циркуляционные насосы покрыты водой полностью, - передает Кутолин некоторое время спустя.
Если остановить одну турбину, убавив наполовину ход, фильтрация воды через переборку уменьшится. Но на малом ходу самолеты нас быстро добьют. Нет, будем бороться до конца. Надо выигрывать время, приближать встречу с истребителями прикрытия. Теперь помощь уж не так далеко... И в ответ на доклады из первого машинного я повторяю:
- Турбинам работать до последней возможности!
Почти одновременно и в носовом, и в кормовом артпогребах кончается боезапас для зенитных автоматов. Этого следовало ожидать. Но в горячке боя трудно вести непрерывный учет расхода снарядов, и верилось, что на какое-то время их еще хватит.
Значит, зенитчики выстрелили почти по тысяче патронов на ствол. Не мудрено: непрерывные атаки отбиваем вот уже скоро три часа, и часто им приходилось выпускать по тридцать - сорок патронов одной очередью. Только так и можно было помешать пикировщикам бомбить более точно.
Но что же делать дальше? Если нет зенитных патронов в погребах, то сколько-то их еще есть на площадке вокруг орудий и внизу на палубе. Тут и те, что дали осечку или были в спешке отброшены вместе с обоймами из-за заеданий, перекосов. Теперь они снова, пускаются в дело.
Патроны, упавшие на палубу, закатившиеся к надстройкам, затерявшиеся среди пустых гильз, собирают и подают к автоматам севастопольские женщины. Все та же "бригада", что организовалась, чтобы подносить воду для охлаждения раскаленных стволов! А проворная брюнетка в светлой кофточке по-прежнему руководит своими подругами и, должно быть, с полуслова поняла новую задачу.
Автоматы продолжают огонь короткими расчетливыми очередями. И еще один пикировщик врезается в море. Гиммельман доложил Новику: этот самолет сбит расчетом Гутника. Женщины под площадкой зенитной батареи кричат "ура". Это и их победа!
Дифферент на нос становится критическим. Приходится затопить пятый кубрик - последний наш резерв в корме. Краснофлотцы и женщины-пассажирки выносят оттуда раненых.
Женщин с детьми тем временем сажаем в опущенные на палубу шлюпки. Наготове и оба моторных катера. Положение корабля таково, что нельзя знать, сколькими минутами мы будем располагать, если не выдержит напора воды какая-нибудь переборка.
И еще от одной бомбы не удалось отвернуть. Она свалилась чуть не на нос корабля. Скользя вдоль борта, задела левый якорь. Задела - и не взорвалась, скрылась под водой... Те, кто этого не видел, ощутили лишь толчок от скользящего удара по корпусу. А ведь, по существу, - прямое попадание. Вот уж, как говорится, "пронесло"...
- После такого было бы просто обидно утонуть! - пошутил Алексей Павлович Латышев, который в этот момент был на мостике.
Все время здесь Евгений Петров. Бледный, но внешне спокойный, он стоит в стороне, чтобы никому не мешать. Все видит и ни о чем не спрашивает.
Кончаются и те зенитные патроны, что оставались на площадке около автоматов и собраны женщинами на палубе. Вот-вот батарея Гиммельмана умолкнет.
Но, кажется, выдыхается и атакующий нас враг. Или просто мы ушли далеко от аэродромов, где могли вновь и вновь заправляться пикировщики. Так или иначе, но дьявольская карусель "юнкерсов" перестает крутиться с прежней силой. Их цепочка вдруг становится прерывистой, редкой. Впервые за три с лишним часа появляются паузы по нескольку минут.
Я все жду какого-то подвоха. Неужели фашистские летчики не замечают, в каком состоянии корабль? Он осел в воду сверх всяких норм, почти безоружен... Или враги видят лишь, что он, несмотря ни на что, идет своим курсом, как-то отворачивает при их атаках, все еще стреляет и способен их сбивать? Может быть, они отчаялись нас одолеть и готовы отвязаться, признав тем самым, что победа за нами?..
Вот в небе уже не десятки, а только семь или восемь "юнкерсов". Эх, не сплоховать бы напоследок!.. Я обернулся к корме - за ней должна упасть очередная бомба. И в этот момент слышу резкий выкрик сигнальщика:
- Самолеты прямо по носу!
Вскидываю бинокль, почти не сомневаясь, что это атака с нового направления. Нашим "ястребкам" появляться еще рановато. Однако дальномерщики уже разглядели раньше меня:
- Самолеты наши!
Еще мгновение, и я тоже вижу - наши! Только не истребители... Это "петляковы", пикирующие бомбардировщики Пе-2. Их легко узнать по вертикальным боковинкам хвостового оперения...
"Петляковых" всего пара, и они не предназначены для воздушного боя. Но самолеты несутся прямо на "юнкерсов", строчат по ним из своих пушек. И семь или восемь фашистских бомбардировщиков, более крупных, но не таких поворотливых, шарахаются в сторону от этой стремительной пары, торопятся сбросить бомбы кое-как.
У нас на палубе творится нечто неописуемое. Люди кричат, рукоплещут, целуются. И вновь принимаются аплодировать, поднимая руки высоко над головой, когда "петляковы" проносятся вдоль борта. Над нами уже нет никаких других самолетов, кроме этих двух с родными красными звездами на крыльях. Какая смелая и счастливая мысль пришла кому-то в голову - послать впереди истребителей скоростные бомбардировщики, которые смогли встретить нас раньше, дальше от берега! И этой пары оказалось достаточно, чтобы отогнать последние фашистские самолеты.