Вдруг прямо по носу появляется немецкий бомбардировщик. Он летит встречным курсом очень низко, почти на бреющем. Наши зенитные автоматы открыли огонь, застрочили и пулеметы. Самолет несется вдоль строя кораблей, весь окруженный разрывами снарядов. Потом пытается отвернуть, но уже поздно. "Юнкерс" плюхается в воду, отскакивает от нее, как на пружинах, и плюхается снова, теперь уже окончательно. Мгновение - и он скрывается под водой.
Сразу вспоминаю про плывущего человека, о котором совсем было забыл в горячке этой минуты. До него уже не больше ста метров. Чтобы не задеть пловца винтами, приходится дать задний ход. Фрозе командует спуском барказа.
А несколько минут спустя, когда барказ с подобранным из воды человеком уже подходил под тали, у борта неожиданно раздались револьверные выстрелы и какой-то шум, быстро утихший. Затем Фрозе появился на мостике, ведя под руку незнакомца в мокром разорванном комбинезоне. По щеке человека струилась кровь.
- Вот, товарищ командир, подобрали, а он еще стреляет! - выкрикнул возбужденный Сергей Константинович, протягивая мне отобранный у спасенного пистолет. - Смахивает на фашиста...
Пистолет, однако, советский - ТТ. О комбинезоне ничего не скажешь - такой может быть и нашим, и чужим. А человек стоит и молчит, он явно не в себе. Но глаза его мне понравились. Честные глаза, хорошие.
- Отведите в лазарет, пусть доктор перевяжет. Потом разберемся, - сказал я помощнику.
И тут незнакомец, будто проглотив какой-то комок, наконец заговорил:
- Подождите, товарищ командир, сейчас все расскажу... Я старший лейтенант Данилко. Спасибо, что спасли!.. Еще больше спасибо, что сбили эту сволочь! Он тут носился над водой, чтоб меня прикончить...
Спасенный оказался командиром звена флотской истребительной эскадрильи, базирующейся под Одессой. Увлекшись воздушным боем, он погнался за группой отбомбившихся вражеских самолетов. Над Тендрой сбил один из шестерки бомбардировщиков, которых держал в поле зрения. Тут же обнаружил, что горючее на исходе, а боезапас кончился. Хотел идти на таран, но бомбардировщики пушечным огнем повредили мотор. Истребитель кое-как спланировал на воду, и летчик, будучи уже ранен, успел выбраться из кабины прежде, чем самолет затонул. А фашистский бомбардировщик - он один здесь остался, остальные скрылись из виду - принялся летать взад и вперед над морем, обстреливая плывущего летчика из пулеметов. Этого фашиста мы и отправили на дно. Должно быть, ослепленный звериной яростью, он видел только человека на воде и не сразу заметил приближавшиеся корабли.
Плавая на спасательном поясе, летчик все время держал в руке пистолет. Когда фашистский самолет проносился над ним, он, не имея другого оружия, отвечал на пулеметные очереди "юнкерса" выстрелами из ТТ по его кабине. Затем понял, что это бесполезно, и решил поберечь последние патроны. Когда летчика подняли на барказ, он разрядил пистолет в воду, чего наши моряки, понятно, никак не ожидали. Это была непроизвольная реакция человека, испытавшего крайнее нервное напряжение, - действие, которому потом и сам он не находил объяснений.
По приходе в Севастополь летчика отправили в Морской госпиталь. А через некоторое время на одном из совещаний в штабе ко мне подошел командующий военно-воздушными силами Черноморского флота генерал-майор авиации Н.А. Остряков.
- Вы командир "Ташкента"? - спросил он. - Отличного истребителя вы нам сохранили! Данилко снова в строю и воюет геройски.
В очередной переход Севастополь - Одесса отправляюсь не только командиром корабля, но и начальником конвоя. В его составе теплоход "Абхазия", ставший военным транспортом, и другие суда. У них на борту новые, только что сформированные подразделения морской пехоты и грузы для осажденного города: военная техника, боеприпасы, медикаменты. Кроме "Ташкента" с транспортами идут четыре катера-охотника. Главная их задача - уберечь суда от атак подводных лодок.
Конвоирование грузовых судов с Гражданскими экипажами - новая функция легких сил флота. Вообще-то она не так уж нова. И в первую мировую войну проводкой конвоев на морских коммуникациях было занято много боевых кораблей различных стран. Но о том, что нам придется заниматься этим на Черном море, мы как-то не думали. Правда, особой подготовки конвоирование почти не потребовало. А капитаны транспортов - люди бывалые, прекрасные моряки.
Невдалеке от мыса Тарханкут на конвой налетела группа бомбардировщиков, коварно зашедших со стороны нашего берега. Но в этом районе конвой еще прикрывался истребителями с крымских аэродромов. Они смело ринулись на фашистов, превосходивших их числом, и завязали воздушный бой. Строй бомбардировщиков рассыпался, бомбы были беспорядочно сброшены в море. Никаких повреждений транспорты не имели.
До выхода, в Севастополе, с корабельными зенитчиками обсуждались практические вопросы, поставленные в порядок дня опытом последних столкновений с неприятельской авиацией. Зенитчики уже привыкли, не мешкая, открывать огонь без команды, дорожить каждой секундой. Но нужно также научиться вовремя переносить огонь с одной цели на другую. Это особенно важно в связи с тем, что самолеты иногда атакуют корабль одновременно с разных направлений.
На батарее зенитных автоматов очень дружный, почти полностью комсомольский боевой коллектив. Тут несколько больше, чем в других подразделениях, молодых краснофлотцев, но зато отличаются солидностью, флотской опытностью командиры расчетов - старшины 2-й статьи Григорий Гутник, Евдоким Пироженко, Павел Филенко, Василий Панов, Михаил Вавилов, Игнат Потарыкин. Они серьезно, самокритично разбирают свою боевую работу после каждой стрельбы. И не разуверяются в своем оружии, когда обнаруживают в нем "слабины", о которых раньше не подозревали.
Однако их, конечно, беспокоит разрыв между потолком действительного огня наших автоматов и потолком фашистских бомбардировщиков. Поднимешься на площадку к зенитчикам, спросишь, как настроение, и кто-нибудь обязательно скажет:
- Настроение, товарищ командир, нормальное, только вот никак не достаем до тех самолетов, что летят повыше...
