Рябинин показал транзистор понятым и начал дополнять протокол.

— Вот видите, — обрадовался Мазепчиков.

Поиск кончился. Вода окончательно позеленела, начав уже чернеть. Да и глубина дальше пошла настоящая, с обрывистым дном, где и в полдень ничего не увидишь.

— Вадим, позови-ка лодочку, чтобы тут постояла, — задумчиво попросил Рябинин.

Инспектор помахал рукой. Когда лодка со спортсменами подплыла и застопорилась, Рябинин предложил:

— А мы вернёмся на старое место, к телевизору…

Он рисовал план. Через одну точку можно провести много прямых, которые ничего не давали. Но теперь у них была не одна точка. Первая — где утонул транзистор, вторая — где телевизор. Через две точки могла протянуться лишь одна прямая. Рябинин встал, окидывая горизонт далёким взглядом: была и третья точка — универмаг на берегу. И все эти точки лежали на одной прямой, которая так и просилась на бумагу. Рябинин выловил в портфеле синий треугольник. Жирная линия легла на план. Одним концом она упёрлась в схематическую стену универмага, а другим свободно повисла над озером. Двумя чёрточками-крылышками он заострил её, превратив всю линию в стрелу-вектор. И протянул эту стрелу пунктиром дальше, за озеро.

— Посмотри-ка, вектор пути…

Инспектор взял план и сориентировался. Стрела показывала туда, на другой берег, где белели домики посёлка Радостного, бывшей деревни Устье.

— Ага, — оживился Петельников, — там лодочка у каждого второго.

— Возвращаемся, — предложил Рябинин.

— И всего-то делов? — разочарованно спросил понятой в болонье.

— Я вас как-нибудь подниму ночью и свожу на труп, — пообещал инспектор, заработав вёслами.

— С большим удовольствием, — заверил тот: его и ночь не остановила.

— Бывают же любители, — тихо удивился Мазепчиков.

— А вот у меня есть на примете один человек, — слегка напряжённым голосом заговорил Петельников. — Не стар, здоров, любит свою работу, идёт на неё — поёт и возвращается — поёт, трое чудных ребят, симпатичная женщина, материально обеспечен, дома лепит из глины петушков…

Инспектор передохнул и спросил понятого:

— Показать?

— Петушков, что ли?

— Нет, этого счастливого человека.

— Зачем он мне…

— А, упаси бог, погибнет, труп его показать?

Понятой немного подумал и осторожно признался:

— Показать.

Лодку рвануло вперёд, словно на корме, под Рябининым, заработал мотор, — инспектор сделал несколько сильных махов. Утолив злость, он сказал, тяжело дыша:

— Эх, гражданин… На счастье человека вам глядеть неохота, а вот на горе его — вы с удовольствием. А надо бы наоборот.

— Меня теперь учить поздно, — отрезал понятой, отвернувшись к воде.

— Я знаю, — ласково согласился инспектор, блеснув чёрным глянцем мокрых волос, и, склонив послушное тело, что-то сказал девушке на ухо.

Та засмеялась, и опять на всё озеро — до самого монастыря. А инспектор откинулся назад и сообщил, видимо, то же самое Мазепчикову, который тоже засмеялся, глуховато, как под водой, сотрясая лодку своим большим телом.

Рябинин не вытерпел и тихо спросил девушку:

— Что он сказал?

Она повернула раскрасневшееся лицо и прошептала следователю на ухо:

— Придётся уважить просьбу понятого. Как только он подпишет протокол, я утоплю его собственноручно, и у нас наконец-то будет труп.

Рябинин улыбнулся.

Солнце зависло над самым горизонтом. Нет, два солнца висело над горизонтом. Первое, главное — чёткий диск кипящего золота, который слепил глаза своим драгоценным блеском. Второе солнце обволакивало первое — громадное, лохматое, раздёрганное, где тоже клокотало и кипело, но уже не золото, а медь, и от её буйства всё-таки можно было не отводить взгляда хоть несколько секунд. Оба солнца висели в зелёном небе, которое на ближнем горизонте переходило в зелёную воду — только водная зелень была чуть нежней небесной. Там, где налетал незаметный ветерок и рябил её, она вдруг шла цветными кусками, и тогда на воде происходило чудо — необъятное озеро покрывалось зелёными, фиолетовыми, розоватыми и просто зеркально-чистыми озёрцами.

Рябинин снял очки и посмотрел на солнце — теперь перед ним забушевал космос, какой-то огненный мир, где всё варилось и вертелось, протягивая раскалённые щупальца сюда, на Землю. Это единственное преимущество сильно близоруких — видеть мир расплывчатым и поэтому фантастическим.

Лодка ткнулась в песок, далеко въехав на берег. Тут, на тверди, понятые и подписали протокол. Рябинин спрятал его в папку, упаковал транзистор в полиэтиленовый мешочек и хотел было поговорить с Мазепчиковым, но увидел светлую фигуру на камне, которая за это время, кажется, и не пошевелилась.

— Пенсионер-то всё дышит, — удивился инспектор, перехватив взгляд следователя.

— Он за нами наблюдает.

Рябинин неопределённо, как бы гуляя, подошёл к старику и тихо спросил:

— Любуетесь озером?

— Красота ведь неописуемая, — охотно подтвердил старик.

— Да вот мы тут нашумели…

— Работа есть работа.

— А вы знаете нашу работу?

— Я, молодой человек, почти всё знаю, а чего не знаю, о том помалкиваю.

— Понятно, — улыбнулся Рябинин, но и старик улыбнулся. — И чем же мы занимаемся?

— Ловите магазинных воришек. В озере что-то отыскали.

— Верно, — подтвердил Рябинин, не особенно удивившись: о краже все окрест знали, а эти нырялки старик видел сам.

Лёгкие сумерки мешали следить за выражением его лица. Снегом белела бородка, темнели глаза да желтели скулы.

— Может, и вы что-нибудь знаете? — полюбопытствовал Рябинин.

— Возможно, — почти весело ответил старик.

— Тогда давайте познакомимся: следователь прокуратуры Рябинин.

— А я мастер по пишущим машинкам Петров Василий Васильевич. Улица Свободы, дом шесть, квартира восемь.

— Так что же вы, Василий Васильевич, знаете?

— Ну, это разговор особый, обстоятельный…

— Хорошо, — согласился Рябинин, — жду вас завтра утром в районной прокуратуре.

Василий Васильевич Петров, если только это был Василий Васильевич Петров, кивнул, галантно попрощался и медленно пошёл берегом в сторону улицы Свободы.

— Кажется, нашёл свидетеля, — неуверенно предположил Рябинин вслух, потому что инспектор оказался рядом: уже в костюме, причёсанный, посвежевший.

— Улица Свободы, дом шесть, квартира восемь, — сказал Петельников.

— Ты что — сидел под камнем? — удивился Рябинин, хотя и знал, что слух и зрение у инспектора, как у дикого зверя.

— Был невдалеке, — неопределённо признался Петельников и кому-то неопределённо кивнул. Мимо них тоже неопределённой походкой прошёлся инспектор Леденцов — гуляет бережком или ждёт девушку. Рябинин понял, что тот направился вослед белому старику.

— Нужно проверить его адрес, и вообще, — ответил Петельников на провожающий взгляд следователя.

Инспектор сел на камень и весело осмотрел озёрный простор, словно прикидывая сделанную работу:

— Теперь у нас дело пойдёт.

— Возможно, — уклончиво согласился Рябинин.

— Сергей Георгиевич, в тебе бродят сомнения?

— Они всегда бродят, — опять уклонился следователь.

— Это не те сомнения. Например, ты вроде бы не веришь в нужность сегодняшней работёнки. А ведь мы узнали, что краденое увезли на лодке, и, скорее всего, в Радостное. Ты же при понятых этот осмотр назвал нырялками… Если появилась какая-то мысль, то мог бы поделиться.

Инспектор был прав — мыслью стоило делиться. Но мысли не было.

— У меня, Вадим, лишь одна интуиция, а ею, как и счастьем, не поделишься.

— Делиться можно всем, кроме жены и государственной тайны, — почти зло отрезал инспектор.

Петельников никогда не обижался, не видя в этом смысла: если нападали справедливо, то он слушал и принимал; а если нет, то злился и действовал.

— Сомнения разъедают рабочие версии, — философски заметил Рябинин.

Инспектор снял кремовый ботинок: узкий, модельный, с какими-то медными пряжками и фестончиками. Вытряхнув песок, он усмехнулся: