Тотила обитал в отдельном покое. Бревенчатые стены, занавешенные шкурами, глушили звуки, потому они не услыхали, как мы подходим. Нам же сквозь дверной проём был виден яркий свет, и голоса неслись очень даже горячие. Визарий сделал нам знак и нырнул в тень справа от двери.
Рейн сидел на весомом таком дубовом стольце, поверх накинутом волчьей шкурой. Тяжёлая рука лежала на колене, то и дело сжималась в кулак. Кулак был с мою голову.
Говорил Тотила. Голос у слепца высокий, молодой. Сам же он походил на рано состарившегося младенца: рот безвольный, слепые голубоватые глазёнки. И говор его звучал почти ласково:
- Гейст, ты должна вспомнить, что было.
И другой голос, девичий, чуть надтреснутый:
- Это что же я помнить буду, Тотила? Настой твой маковый? Или то, как ты, Рейн, меня плетью пользовал, чтобы боль мою зрячей сделать? Или то вспомнить, как приползала домой бессильным червём, когда вы силушку мою изглодали, кровушку высосали. Ты что ли мне помог? Как головушку мою одурманенную на порог заместо подушки клала. Как люди меня бояться стали. Ты со мной это сделал, а теперь хочешь, чтобы я тебе пояс искала! Да я того расцелую, кто его, клятый, из посёлка унёс, у вас, аспидов, отнял!
Рейн поднялся, грохнул кулаком:
- Ищи, стерва! Иначе я не тебя, ублюдка твоего плетью разрисую. Долго она стерпит, как думаешь?
И вновь Тотила:
- Ищи, голубушка. Ты его лучше всех чуешь, он с твоей силой связан. Ну, давай же, произнеси ведовской заговор!
Худенькая фигурка отделилась от стены. Белые волосы закрывали лицо. Плюнула себе под ноги и завела сквозь смех на другом – не германском языке. Я похолодел, услышав тот язык!
- Под ноги плюю – ваш пояс ищу. Для дурака не жалко плевка. Мары, моры, мороки, лихорадки-ледеи, помогите врагов заморочить вернее! Слово моё крепко будь: вора в трясину, убийцу на нож, пояс, хозяин, себе заберёшь!
Мы переглянулись в темноте. Визарий не понял ни слова – видно по глазам. А вот у Аяны глаза круглились не хуже моего. Она бесшумно взяла Длинного за руку и повлекла за собой вон, пока те, что внутри, не заметили.
- Что она сказала? – были первые слова Визария, когда мы отошли за соседний сарай.
Я пожал плечами:
- Ты знаешь, по-моему, она над ними посмеялась.
Аяна покачала головой, а потом довольно сносно перевела на латынь:
- Поиски не стоят плевка, ищущие – дураки. Воры и убийцы не получат пояс, который вернётся к хозяину.
Визарий долго думал и молчал. Потом промолвил:
- Для девы, опоенной маковым настоем, она слишком многое сказала. Нам нужно поговорить наедине. Как её найти?
Аяна ответила:
- Я знаю, как.
Холодная клеть была заставлена бочонками, острогами, вилами и прочей утварью, назначение которой я успел подзабыть. Хотелось верить, что бедная женщина со своим ребёнком не здесь обитала зимой. В глубине помещения, подальше от входа и сквозняков, в светце горела лучина. Крохотная, но не щуплая трёхлетняя лопотунья укладывала рядом с собой соломенную куклу. Постель была сложена из старых шуб, ещё какого-то тряпья. Девчушке и самой было в ней не слишком уютно, но о куколке она заботилась больше. Что-то ласково шептала ей, а потом тихонько запела. И моё сердце остановилось…
Лунный мост дрожит.
Лунный пёс бежит.
Он давно бежит да издалека.
Ищёт лунный пёс,
Кто с собой унёс,
Кто закрыл моё сердце на три замка?
Не звезда блестит –
То орёл летит.
Высоко летит, зрит во все края.
Ищет тот орёл,
Кто в ночи ушёл,
Кого жду-пожду у окошка я?
Не с небес огонь –
Скачет Солнце-конь.
Скачет много лет, да ещё скакать.
Не видать огня,
Не спасти меня,
И того, кто ушёл, уж не отыскать!
Никто не знал песню, которою я спел только раз. Никто, кроме той, кому она предназначалась – той, кого, должно быть, и на свете-то нет. Но смешная желтоволосая девчушка была. И она пела про лунного пса.
А потом спела такое, чего я никогда не слышал:
Пусть сбежит беда,
Как весной вода.
Браным полотном ляжет торный путь.
Да не станет зла!
Я сама ушла.
Вспоминай меня - да счастливым будь!
Дверь за нашими спинами тяжко бухнула. Гейст стояла, прислонившись к косяку, и не поднимала глаза. Девчушка воскликнула радостно и на удивление чисто:
- Мама, видишь, они пришли! Теперь всё хорошо, да?
Потом принялась деловито шарить в своей постели, обернув ко мне счастливую мордочку:
- Лучик, на!
И протянула мне тяжёлый воинский пояс дублёной кожи с золочёными накладками.
- …Одного прошу у тебя, Хорс-солнышко. Скажи, где суженая-милая моя! Кто похитил её, где скрывает?
Нахмурился Хорс-солнце, говорит:
- Похитила твою милую сила тёмная. Под землёй, в пещерах смрадных от глаз моих прячет. Не выручить тебе одному. Пойди в леса дикие, найди там Тура-богатыря – он тебе поможет.
Едет Лучик на коне золотом, рядом перунов вещий пес бежит, на поясе волшебный меч в ножнах спит. Бойся, сила темная! Найдёт Лучик Тура-богатыря, пойдут они вместе Лучикову милую спасать. Кто ж устоит?
Едет Лучик горами высокими, долами широкими, лесами дремучими – ищет Тура-богатыря. И у ветра-Стрибога спрашивал, и у водяниц, и у древяниц – никто не знает, куда Тур-богатырь подевался.
Кручинится Лучик, печалится, думу думает. Решил развеяться, от дум отвлечься – зверьё по лесу погонять. Едет Лучик лесом, слышит, ревёт кто-то. Хотел поближе подъехать – посмотреть. Чем дальше едет, тем гуще, страшнее лес становится. Уже и конь его пройти в лесу не может. Пожалел Лучик друга, дальше сам по чащам-буреломам пошёл, посмотреть, кто же это так страшно ревёт.
Долго ли, коротко ли, но добрался Лучик на полянку махонькую. Смотрит - посреди поляны мёртвый дуб стоит, а у дуба дикий бык-тур цепями привязан. Он-то и ревёт громко. Подошёл Лучик к туру, а тот вдруг говорит ему человеческим голосом:
- Спаси, молодец! Принеси водицы испить!
Подумал Лучик, спрашивает у быка-тура:
- Кто ты есть, лесная тварь говорящая?
Отвечает ему бык-тур:
-Я Тур-богатырь. Я с тёмною силой бился, но перехитрили меня волхвы – обратили в быка-тура, да тут привязали, чтоб не нашёл никто. Помоги мне, молодец – дай испить водицы ключевой. Вернётся ко мне силушка – освобожусь из плена.
Кивнул Лучик, пошёл за водицей ключевой. Через чащу пробирается, через буреломы продирается. Вышел к роднику. А с собой только фляжка малая. Набрал он водицы во фляжку – понёс Туру. Испил Тур из фляжки, заревел, дёрнулся. Но не смог путы разорвать – видать не вся силушка ещё воротилась. Попросил тогда Тур Лучика ещё водицы ключевой принесть. Трижды три раза ходил через чащу да буреломы Лучик – носил богатырю воды, пока не разорвал Тур путы свои, не освободился.
Благодарит Тур-бык Лучика. Лучик Туру и сказывает, как украла сила тёмная его милую-суженую, да как служил он службы богам светлым – Прове-Перуну, Хорсу-солнышку, как добыл он себе меч волшебный, коня солнечного, да как послал его Хорс Тура-богатыря искать.
Закручинился Тур, замотал рогатой головой.
- Не могу я, - говорит, - Лучик, с тобой идти, невесту твою спасать, покуда не вернётся ко мне облик мой прежний – богатырский. А вернуть его может только пояс мой золотой. Как надену его, так снова Туром-богатырём обернусь, а без пояса так диким зверем и буду.
Закручинился Лучик, спрашивает:
- А где пояс твой, Тур-богатырь?
Отвечает Лучику Тур:
- Пояс мой у волхвов, что меня в быка превратили. Человеку пояс мой силу невиданную даёт. Нужна волхвам эта сила!
Покачал головой Лучик:
- Нужен волхвам пояс. Да только мне нужнее. Укажи мне дорогу, Тур-богатырь, я добуду твой пояс!
Поблагодарил Лучика бык-Тур, да пошёл ему дорогу указывать. Долго шли, да всё ж пришли на вражьи волховьи земли. Туру нельзя волхвам на глаза показываться – опять силу отнимут, в цепи закуют. Показал он Лучику, где капище, да и ушёл в лес обратно – ждать Лучика с поясом. Три дня и три ночи смотрел Лучик на волхвов. Смотрел, да заприметил, что силу пояса берёт страшный волхв в волчьи шкуры одетый.
