Старшим у нас всегда считался Визарий. И не только годами. Он и знает больше, чем я за всю жизнь узнаю, и в людях разбирается – куда там мне. Я ведь только для виду всё зубоскалю и ругаю его, а в серьёзном деле сделаю, как он решит, и не задумаюсь. Так вот, обычно он с Аяной не спорит: то ли вправду согласен, то ли думает, что бесполезно. И в этот раз не стал. Просто протянул длинную руку и достал мою арфу. И я понял – петь придётся.

Визарий говорит, что все мои песни написаны мечом. Положим, это он хватил: я отродясь ни одной буквы не написал, не то что некоторые долговязые молчальники. Песен у меня много, но все в голове. Которую выбрать? Я решил спеть им о воине, попавшем в плен. Придумался этот воин случайно, и показалось мне, что это я сам. И это ко мне спешат друзья, поспевая спасти. Я сложил эту песню для себя, когда близких друзей ещё не было и в помине. Она помогала мне, когда было трудно. Поможет ли этим людям?

Первым откликнулся, конечно, Лукан. Этот парень долго молчать не умел:

- Правильная песня, Лугий! Его спасли, и нас спасут, дайте срок. Может, уже сейчас из Аквинка выступают войска под командой Децима Кара. Мы продержимся, надо только надеяться. Ждать осталось недолго!

Голос его звучал высоко и слабо, порой срываясь. Он удивительно умел раздражать. Было бы странно, если бы Квад не откликнулся.

- Ага, выступают целым легионом! Жди, придурок! Да о нас забыли давным-давно. Бросили, как хлам. Нужны мы кому в Аквинке! Если бы кое-кто умел кланяться пониже, не пришлось бы нам тут загибаться!

Здоровенная скотина снова нарывалась на скандал. Метелл сидел вместе со всеми, на ступенях крыльца, ведущего в преторий. Услыхав эту речь, он ответил вполголоса:

- Квад, это ведь меня ты имеешь в виду? Тебе вправду хочется заставить меня рассердиться? Я римский офицер, и этот гарнизон под моей командой. У меня ясный приказ: обороняться, покуда есть такая возможность. Нет еды – пейте воду. И ждите помощи из Аквинка. Пока здесь исполняют мои приказы, ты тоже будешь их слушать. А теперь заступай в караул у колодца. У меня ещё хватит сил выпороть тебя, если заснёшь!

В голосе трибуна прозвучал металл. Странно, Квад не стал спорить. Дважды он цеплялся к другим только на моих глазах. Как Метеллу ещё удаётся его сдерживать?

Визарий думал о том же:

- Одиссею было проще. А попробуй посчитать зубы такому Терситу.

Эту байку он прочёл в каких-то своих книгах и рассказал как-то нам: упрямый воин, подстрекавший к мятежу во время осады, был избит своим вождём.

Метелл кивнул:

- Одиссею было проще: он царь и легендарный герой. Обо мне не сложат песен. Я не гожусь в герои.

Он встал и пошёл куда-то в темноту. Визарий последовал за ним.

Пришлось и мне. Мы вышли на стену. В небе висела луна, иногда кутаясь в клочковатые тучи. Ветер тянул ровно и холодно, заставляя мерцать далёкие огни гуннских дозоров. Отсюда, со стены они казались не больше звёзд, только эти звёзды отливали хищным багрянцем.

- Ждут, - произнёс Метелл. – Недолго осталось ждать. Не приди вы, конец наступил бы уже в ближайшие дни. Скоро здесь некому будет держать оружие. Все эти люди должны будут умереть, чтобы кто-нибудь сложил песню о герое по имени Гай Метелл.

Лицо кривила усмешка. Это была самая длинная речь, какую он произнёс за день. Я был неправ: лишения обессилили и Метелла. Только проявлялось это в другом. Он не мог поделиться опасениями с подчинёнными. Мы - случайные и чужие - пришлись очень кстати.

- Оборона давно потеряла смысл, - сказал Визарий. – Почему ты не отведёшь людей к Аквинку?

Офицер пожал плечами:

- Вначале боялся прослыть трусом. Такие, как Децим Кар, никогда не поймут меня.

- Кто такой Децим Кар?

Метелл хмыкнул:

- Герой. Из тех, кого не любят, но о ком слагают легенды. Он командовал конницей и возглавил войска после гибели легата. Граница Империи всегда проходит там, где стоит он. Рим рухнет не раньше, чем падёт Децим Кар.

- Завидный патриотизм, - усмехнулся Визарий. – После того, как готы Алариха разорили Вечный город. И ты боишься этого полководца?

- Не боюсь. Просто стало слишком поздно: ослабевших и больных не вынести на руках.

- Есть две лошади, - напомнил мой друг.

Метелл поёжился, кутаясь в плащ:

- Я говорю воинам, что надо ждать помощи. Но её не будет. Бесполезно надеяться, бесполезно взывать к небесам. О нас не сложат песни. Никто не узнает, как погибли эти люди, - тихо закончил он.

- Часто я размышлял и часто надвое думал:

точно ль над землёй державствуют Боги?

Иль в мире

Правящих нет, и случай

царит над течением жизни? – пробормотал Визарий.

Трибун поднял голову и глянул на него со странной улыбкой:

- Вначале я считал тебя варваром. Длинные волосы, борода, огромный меч. Но у тебя римская переносица, и ты знаешь современную латинскую поэзию. Тебе нравится Клавдиан?

- Мне нравится, о чём он пишет, - улыбнулся мой друг. – О том, как злодея постигла расплата. О том, что справедливость бывает в мире.

- Если бы, - хмыкнул Метелл.

- И многие здесь думают, как ты? – спросил я.

- Пожалуй, что все, - трибун вдруг сменил тему. – Куда вы ехали, Визарий? Ведь не в нашу обитель скорби, в самом деле?

- В Аквинк, - коротко ответил мой друг.

- А зачем? Кругом война.

- Нам нужен корабль, чтобы добраться до Понта. В Аквинке нанять его проще. Предпочитаю путешествовать водой – так безопаснее.

Трибун покосился на наши мечи:

- Не думаю, чтобы вы боялись схватки. Беззащитными не кажетесь.

Визарий покачал головой:

- Нам с Лугием нельзя защищаться. Вообще нельзя убивать, кроме особых случаев. Мы – Мечи Истины.

Метелл даже присвистнул:

- Не думал, что они вправду бывают! Хотя слыхал, конечно. Вы те, кто бьётся на судных поединках?

Мой друг кивнул.

- О Мечах Истины говорят, что они умирают всякий раз, свершив приговор? Это правда? Ты переживал смерть, Визарий?

Мог бы и у меня спросить, я тоже судил два раза. Не забуду, как это было. Но Визарию доставалось, конечно, больше.

Метелл вдруг оживился, и стало видно, как он молод. Достиг ли тридцати?

- Смерть… какая она? Расскажи мне, каково умирать?

Визарий ответил коротко:

- Больно.

Слабо сказано, между прочим. Несколько месяцев назад Визарию пришлось убить варвара, хотевшего изнасиловать Аяну. Мой друг лежал мёртвым до заката, а после кособочился три дня: Бог Справедливости напоминал о том, что подонок не успел осуществить своё намерение, а потому Меч Истины был не очень-то прав. Визарий говорит, когда суд совершён над виновным, боль проходит вчистую.

Метелл продолжал расспрашивать:

- Ты судил много раз? И ни разу не ошибся?

Меч Истины пожал плечами:

- Я жив пока.

Офицер смутился:

- Это точно. Я не подумал. Должно быть, самое трудное в вашем деле – пережить решение Бога?

- Самое трудное – найти виновного, - ответил Визарий.

***

Кто бы думал, что в этом проклятом месте найдётся для нас работа. Словно Метелл своими расспросами накликал беду. Утром недосчитались одного из караульных. Пропал несносный Квад, стоявший в дозоре у колодца. На камнях двора была кровь, и много, но тело не лежало. Его нашли, когда Аяна пожелала набрать воды. Цепь, опущенная в колодец, оказалась невозможно тяжёлой. Мы с Визарием налегли на ворот вдвоём и вытянули мертвеца. Убийца обвязал его подмышки и спустил в воду. Источник был безнадёжно отравлен.