Думаю, что он не смог бы объяснить, в чем смысл последнего ругательства. Впрочем, как и предыдущих".
Глава пятая
НА АЙСБЕРГЕ
"Я перебрался на айсберг в одной из шлюпок вместе с латиноамериканцами и негром Мбимба.
Склон айсберга напомнил мне покатую палубу лесовоза. Волны набегали на него, слизывая снег. Мокрый лед был скользким.
Шлюпку вытащили на снег, и его сразу затоптали.
Мигуэль и Педро стали махать снятыми с себя куртками, сигналя вертолету с первой партией труб, что готовы к их приему.
С вертолета заметили, и скоро первый штабель труб повис над нашими головами.
К кромке льда приставали другие шлюпки.
К гибнущему кораблю подлетел еще один вертолет. И, пока первый опускал на айсберг свой груз, второй вытаскивал очередной штабель из трюма.
Люди, недавно паниковавшие на тонущем корабле, теперь, чувствуя твердую почву под ногами, забыли о пронизывающем ветре, освобождали трубы от цепей, укладывали на снег и махали пилоту вертолета, крича на разных языках: "Вира!", "Майна!", "Даун!", "Ап!", "Унтер!", "Хох!"
Меня очень беспокоил ветер и крутая сторона айсберга, я настаивал, чтобы трубы клали вдоль ската. Но с этими людьми трудно было сладить. Они не признавали в столь невзрачной фигуре, как я, начальство и отмахивались от меня. Я слышал, как латиноамериканцы обменялись репликами, не подозревая, что я понимаю их.
- Ох уж эти боссы! - проворчал Мигуэль. - Не попался нам этот в Централь-парке. С ним бы мы справились.
Не знаю, что он имел в виду.
Педро резко оборвал его, опасливо глядя в мою сторону.
- А что мне! - отозвался Мигуэль. - У нас свобода слова. И все равно нас должны кормить, пока не доставят обратно. Никаких домов не будет! Тю-тю! Хлюп-хлюп! Нет крыш над головой.
- А дома под крышей нас с тобой никто кормить не станет, - напомнил Педро. - Да услышит меня пресвятая дева!
Грохот рухнувшего от резкого порыва ветра штабеля труб, положенных не так, как я требовал, заглушил голоса. Трубы будто нехотя покатились по склону. Снег замедлял движение, но ветер вражьей силой гнал их к воде.
Люди, отозвавшись на мой зов, бросились к трубам. А злобное, грохочущее железо, словно взбесившись, готово было сокрушить все на своем пути.
Но в нас проснулась злость против них, как у рыбаков, когда пойманные рыбы стремятся улизнуть в воду.
Не было здесь ни ломов, ни клиньев, ни другого инструмента. Нечего было вбить в лед или поставить на пути ожившего металла.
И тут случилось, казалось бы, невероятное. Щуплый, с виду трусливый Педро обогнал катящуюся трубу и бросился под нее. Притом не плашмя, а встав на четвереньки, чтобы через него трудно было перекатиться.
Не раз приходилось мне убеждаться, что хорошее пробуждается в людях в критическую минуту.
Труба придавила человека, казалось, расплющила его или вдавила в снег.
Педро истошно кричал.
Мы с Мигуэлем и Мбимбой бросились к нему. Негры из Кейптауна, недавно дравшиеся с ним на палубе, вытащили его и отнесли подальше.
Труба остановилась, другие трубы налетели на нее, громоздясь огромной кучей "хвороста", где каждую "хворостинку" вдвоем не обнимешь.
Я склонился над пострадавшим:
- Крепитесь, сеньор! Я сообщу командору о вашем подвиге и отправлю вас на вертолете в лазарет ледокола. Будете там как дома.
- Дома? О пресвятая Мария! Дома жена с ребятишками. Как вы думаете, сеньор, ей передали аванс? А за мое увечье она получит что-нибудь?
- Полно. У вас только ушиб, - утешил я его. - А ребятишки ваши, уж конечно, теперь сыты.
- Смотрите, смотрите! - послышалось со всех сторон.
Летающий кран нес очередную партию труб. Казалось бы, теперь в этом уже ничего особенного не было, но все же груз был необычен, потому что на обоих концах штабеля, свесив ноги в обледенелых на ветру ботинках сидели два человека.
Я обрадовался, узнав Спартака с Остапом. Значит, в трюмах уже не осталось больше труб.
Ребята спрыгнули ко мне на снег и обернулись к лесовозу "Титан".
Он словно ожил, воспрянул. Освободившись от части груза, судно слегка всплыло и снялось с "ледяного рифа", о котором говорил капитан Нордстрем.
Сам он стоял на капитанском мостике, по морской традиции намереваясь покинуть гибнущее судно последним.
Какое-то время "Титан" перестал походить на тонущий корабль. Корма его без тяжелых труб всплыла, выровнялась. Но ледяной бивень, проткнувший корпус судна, очевидно, выдвинулся, и в пробоину хлынула вода.
Но пока что корабль еще гордо стоял на плаву, словно намереваясь "развести пары" и отправиться в кругосветное плавание.
Дальше все произошло как-то сразу. Если в начале катастрофы нос корабля, вползшего на подводную часть айсберга, был задран, то теперь из-за пробоины он стал погружаться быстрее кормы.
К кораблю подлетел вертолет и сбросил веревочную лестницу.
Нам с айсберга было видно, как человеческая фигурка стала взбираться по ней с капитанского мостика. Но капитан Нордстрем не спешил скрыться в кабине вертолета, а раскачивался над своим кораблем, словно прощаясь с ним.
Еще несколько минут - и корма голландского лесовоза ушла под воду, обнажив на миг винты с намотавшимися на один из них водорослями. Вода забурлила, завертелась, вскипела пузырями.
Потом затихла, и волны равнодушно прокатились над недавней воронкой. Пенные их гривы зачеркнули все здесь происшедшее.
Вертолет понес вцепившегося в веревочную лестницу капитана к ледяной горе. Сверху он, наверное, видел чернеющие на снегу, зачем-то спасенные трубы. Может быть, наш айсберг показался ему обитаемым островком с человеческими фигурками на льду?
Нордстрем, быстро перебирая планки лестницы, забрался в кабину вертолета.
Остап, с восхищением наблюдавший за ним, произнес:
- А ведь трубку-то, стиляга, так и не выпустил из зубов! Мастак, видать, по вантам лазить!
- Вот бы в школах для аттестата зрелости ввести обязательное плаванье ребят на парусных кораблях! Как ты думаешь? - обратился ко мне Спартак.
Думаю, что он прав. Что-то в этом роде нужно для ребят. Иначе в подобных условиях сдадут..."
