- Хуже, Тоха. Они уже идут.

- Скоро? - тихо, будто бы боясь спугнуть вязкую тишину вокруг, спрашивает Тоха.

- Да. - односложно отвечаю я.

Раскладываю под руку набитые магазины. Достаю из разгрузки три гранаты, отжимаю на них усики. Потом на это времени может и не быть. Труба гранатомёта удобно устроилась в углублении между корней сосны, только руку протянуть. Чувствую, как меня начинает бить крупная дрожь.

Лабус? - слышу шёпот Тохи, - мы умрём?

Поворачиваю голову к нему. Он тоже боится. Страх по-разному действует на людей. Я дрожу. Тоха, вон посерел лицом. Во втором взводе мужик в ступор впадает, пока ему сержант пендаля не даст... Боятся можно. Это нормально. Любой человек на войне боится, и нет в этом ничего зазорного. Только идиоты и дети верят, что они бессмертны. И взвод гурий на том свете не сильно утешает под обстрелом. Главное, чтобы страх тебя не парализовал, а ты смог его приспособить для выживания. Не существует "не могу", есть одно слово - "приказ". Нет на войне храбрых и трусливых - есть люди, способные выполнить "надо". Тут работает самолюбие, чувство долга и окружение. А человек всегда боится. Страх - это такая защитная реакция. Но его надо перешагнуть, тогда, кажется, что страха нет. Так что все боятся.

Не нормально, когда страх начинает диктовать. Диктовать поступки, суждения, образ мыслей и жизни. Не нормально, когда страх выглядеть в чужих глазах нелепо или не такими как все, заставляет предавать и отказываться от своих убеждений. Не нормально, когда страх стать "белой вороной", заставляет быть серой массой протоплазмы упакованной в мировые бренды. Ярко, красиво, стильно... как фантик конфетный. А внутри пустышка. Мыльный пузырь в радужных разводах.

Мы все хотим выжить. На войне особенно. Инстинкт самосохранения заменяет все остальные. Мне не важно, что думают обо мне другие, я хочу выжить и победить. Мой страх поставлен на службу Долгу. Чести. Идеи конце концов! Я верю в то, за что сражаюсь, и мне всё равно страшно. Да, я не тот матёрый волчище, как наш капитан-"афганец", но зубки уже режутся, режутся. И запах крови уже давно не пугает, а заставляет шире раздувать ноздри, превращая улыбку в оскал.

- Конечно, Тоха. - отвечаю я, - все мы когда-нибудь умрём. Но, мы с тобой не умрём сегодня. И не здесь. Я тебе больше скажу... Я иногда вижу будущее. - Я говорю тихо, почти шепчу, но я знаю что Тоха меня слышит.

- Так вот. Не здесь. Не сейчас, и не сегодня. Вот увидишь. Всё именно так и будет.

***

Минск. Лето. Душное марево поплывшего от жары асфальта, шум улиц, гомон людей. Где же это было? А, на проспекте. Я вышел из-под навеса уличной кафешки. Чашка кофе, стакан холодного сока и выкуренная с особым удовольствием сигарета подняли настроение. На какой-то момент город расцвёл побитыми пылью красками.

- Девушка! Добрый день. Простите за беспокойство, но вы не могли бы уделить мне толику вашего времени?!

Улыбка. Открытый взгляд. В голосе задор и обещание. Она останавливается, улыбается в ответ. Ура! Есть контакт.

- Да

- Девушка, милая. Не сочтите за навязчивость, но... увидел Вас... сражён. На повал. Безумное желание с Вами познакомиться. Умоляю, скажите. Как Вас зовут?

- Алина, - с улыбкой, стреляя взглядом из-под ресниц, отвечает она.

- Ахуительно... - теряя настроение и интерес, бормочу я себе под нос. Разворачиваемся, уходим. Это просто имя. И возможно, девушка там была замечательная. И, может быть, я отвернулся от своей судьбы, но... Алина. Это до сих пор как красная тряпка. Имя, как синоним предательства. И ничего не могу с собой поделать. Второй раз я этого уже не переживу.

Поэтому, молча уходим. Никому, ничего не надо объяснять.

***

- Плакать пробовал?

- Пробовал... Не получается. Морда кривится, губы дрожат, а глаза сухие. Злость накатывает... Убить готов.

- Обсудим?

- Нет.

- Можешь объяснить почему?

- Могу. Но не буду.

Миленький кабинет, мягкая мебель, ублюдочные занавески, которые раздражают меня, с каждым визитом всё больше и больше.

Вот так и беседуем. Типа терапию проводим. Спасаем очередного параноика, в моём лице, от общества. Или общество от меня. Но я, загнал своё "я" глубоко -глубоко. Над всем этим понастроил бетонных капониров и дотов. Врыл в землю танки. Растянул в шесть рядов "колючку". Наставил вокруг мин. И любое движение вокруг меня отслеживают сотни стволов, чутко подрагивая на любое шевеление. Только тронь - и плесканёт наружу неприкрытая злоба захлёбывающихся пулемётов.

Всё что произошло тогда, год назад, уже история. А это не то что было, а то во что она верит. Это та версия событий, которая удобна ей, потому что так легче. То, что произошло с моей точки зрения ей не интересно. Так как это может разрушить ту картинку, которую она себе нарисовала. Она намеренно ослепла на один глаз - и видит только удобную часть той реальности. Ту, которая вписывается в простую, гладкую, эмоциональную схему. Злой и ужасный я, и невинная жертва она. Обвинять её в этом? Зачем? Истины нет, ни в её версии, ни в моей. Она где то посередине, но чтобы выяснить это, надо говорить, сопоставить две картинки происходивших событий... а разговор со мной это её самый большой и непреодолимый страх. Страх признаться себе в собственной подлости. А значит, ату его, ату! Это он подонок, а я несчастная жертва.

А кто тогда я? Подонок? Согласен, многие творимые мной тогда вещи очень чётко укладываются в определение этого слова. Я могу привести тысячи стройно аргументированных причин, почему я поступал именно так и никак иначе. Но зачем? Оправдаться? Перед кем? Перед ней? Я всё высказал ещё тогда. Меня не захотели услышать. Так что изменилось за это время? Ничего. Время залечило мелкие царапинки в её душе. С совестью ей уже давно помогли договориться, нашлись помощники. Она молода, красива и счастлива.

А злость. Чёрное, дикое, душащее изнутри бешенство, безумное желание раздавить, уничтожить, распять, вырвать сердце и вонзиться в него зубами... это не жажда мести. Нет. Это реакция на невозможность справедливости на всём протяжении этого безумного отрезка жизни по имени Алина. Алина, которая простиралась в моей душе до самого горизонта и заполняла собой всё внутреннее пространство. Девочка, девушка, с невинным взглядом бездонных карих глаз и смешной привычкой прикусывать нижнюю губу.

- Андрей?

- Да?

- Так и будем молчать?

- Да. Будем...

***

Лицо Красковского... Удивительная у человека способность со всеми дружить и вовремя предавать. Лицемерно объяснять прописные истины, извращая их до состояния неприятия. Затащить девушку в койку в виде спасения её от меня, и бросить через неделю. И всё это под умные разговоры, что именно так всё должно и быть, и именно так ей надо поступать в будущем. Её делают шлюхой, а она только радуется снисходительному похлопыванию по щеке, мол, хорошо трахаешься. Как мало надо девочке для счастья, взрослый дядя похвалил. А мысли, что её банально поимели, даже не возникает.

Я помню, когда она выбесила меня в очередной раз, я чуть не орал:

- То, что рассказывает тебе человек, даже вполне пользующийся твоим доверием, не есть истина. Причем этот человек может искренне считать, что он прав и что дело обстоит именно так, как он сказал. Просто кто-то, более искусный в манипулировании, заставил его так решить. И ты ПОВЕРИШЬ тому, что не есть правда. И примешь решение, которое окажется ошибкой. А ошибка это - поражение, распад, конец всему, что нас связывает. Заблуждения бывают очень стойкими. Причем степень этой стойкости зависит не столько от правдоподобности, сколько от того, какое количество людей их по тем или иным причинам разделяют. Ты уже разделяешь их. Ты уже там! Почему я не могу достучаться до твоих маленьких мозгов, чтобы объяснить, что некоторые вещи нельзя делать! Без объяснения причин! Просто потому что НЕЛЬЗЯ! Нельзя ставить свои желания выше горя других, нельзя построить своё счастье на чужой боли, нельзя жить, зная что ты причинила кому-то зло... Потому что, ты человек, а не хитрожопая свинья с похотливыми глазками.