— Я нет нянька! — сразу возмутилась Энтри, а доктор усмехнулся и поднял руки, показывая, что не будет спорить. Лучнице все равно пришлось бы следить за девушками, как их единственной новой знакомой, и к тому же, одной из немногих в племени, кто вообще умел разговаривать на стандартном языке. Далеко немногие из дикарских племен в Болотах могли похвастаться подобным, и даже жуткий акцент Энтри был предпочтительнее любого из местных наречий.
Племя было не самым многочисленным, но обжитая часть развалин, более-менее безопасная и защищенная от внешней агрессивной среды и атмосферы, была еще меньше, поэтому приходилось тесниться в маленьких технических помещениях и экономить каждый кусочек свободного пространства. Для гостей Энтри смогла найти только небольшую комнатку недалеко от обрушенного коридора, отмечавшего границу владений племени. Дальше, за завалом, который не смогли разобрать без строительной техники, начинались переходы на нижние уровни, куда местные не совались, боясь не столько того, что там все было затоплено кислотными топями, сколько обитающих там тварей, жутких порождений безумного дрейфа генов из-за влияния Болот.
Многого девушкам было не надо, Рейвен так и вовсе не знала, что нужно говорить, благодаря за такое гостеприимство, поскольку Энтри, хоть и выглядела внешне строгой и старавшейся держаться спокойно, все-таки не всегда сохраняла такую маску. В подобные моменты становилось заметно, что она очень сильно старается, чтобы гости чувствовали себя как можно удобнее даже в таких условиях. Лучница привела их в эту комнатку, отделенную от остального коридора лишь ширмой из старой, затертой и ставшей уже полупрозрачной ткани, пообещав скоро вернуться, и оставила их одних обживаться на новом месте.
— Надо дальше двигаться, — уверенно заявила Волчок, рассматривая повязку на руке, наложенную Ассаром, как только они остались вдвоем, — конечно, эти дикари дружелюбнее всех остальных, кого мы встречали, но доверия у меня все равно не вызывают. Слишком много сомнений…
— Каких еще сомнений? — Рейвен впервые за долгое время позволила себе расслабиться, растянувшись на старых мешках в углу, набитых чем-то мягким, устроив из них что-то вроде лежанки. Спальным местом это назвать было сложно, но все же гораздо лучше жесткого каркаса защитного костюма, который она, кажется, вообще не снимала несколько последних дней. Приподняв голову, девушка посмотрела на свою напарницу. — Волчок, эти люди вытащили нас из беды, помогли и приютили, так что нет ничего удивительного в том, что от нас ждут чего-то в ответ. История о том, что мы видели в лагере рабочих не такая уж высокая цена за это…
— Вытащили, помогли, да, но с другой стороны… — покачала головой наемница, внимательно глядя на закрытую ширму, отделявшую их от коридора, по которой проскальзывали силуэты теней проходивших там местных, размытые и зыбкие в тусклом свете лампочки под самым потолком. Наемница, положив голову на поджатые колени, высказала мучившие ее сомнения: — Смотри, нас привели сразу в лагерь племени, а не куда-то в точку встречи, как мутанты любят. Одно это уже указывает, что мы узнали то, чем эти ребята не захотят делиться. Просто так нас отсюда не выпустят, как бы дело не повернулось. Снаряжение и оружие нам так и не отдали, ничего не сказав по этому поводу. И главное, Энтри мне сейчас больше напоминает сторожа, чем радушного хозяина.
— Почему тебе все время хочется думать, что все вокруг пытаются тебя обмануть? — поинтересовалась Рейвен, с тяжелым вздохом поднявшись со своего места и внимательно посмотрев на свою напарницу. — Даже сейчас, когда причин для этого нет, ты все равно пытаешься найти повод, чтобы обвинить всех вокруг в предательстве. Ты хоть кому-нибудь вообще доверяешь?
— Доверяю, — согласно кивнула Волчок, посмотрев на нее исподлобья, сквозь грязные космы своих крашеных волос, — одному человеку. Сейчас только одному.
— И кому же? — Рейвен, потянулась и стряхнула с плеча какое-то небольшое насекомое, вероятно, подцепленное с этих мешков. Чистота в этих условиях была понятием очень относительным, но брезговать подобными вещами девушка давно разучилась. Пыльные мешки и несколько безобидных жучков не могли отбить желания поваляться на чем-нибудь мягком и теплом, пока к ноге постепенно возвращается чувствительность вместе с болью, сотней игл впивавшейся под кожу.
— Тебе, — Волчок усмехнулась и пожала плечами, — больше мне вообще некому доверять. Конечно, знаю, странно это звучит, но… ты же меня не бросила в лагере на съедение этим тварям… Наверное, поэтому я тебе и верю… Ты не такая, как остальные, не думаешь о собственной выгоде или о том, что друзья на самом деле могут оказаться вовсе не друзьями, — наемница еще раз пожала плечами, найдя нужных слов, чтобы выразить все свои мысли и эмоции.
Рейвен сразу не нашлась, что ответить, но слова были и не нужны, поэтому девушка просто кивнула головой, принимая неожиданное признание.
— Знаешь, как это будет здорово, — откинув голову назад, уткнувшись затылком в старое растрескавшееся покрытие стены, выдохнула наемница, — когда все это наконец-то закончится, и мы все-таки увидим голубое небо над головой. Такое яркое и чистое, что даже фонари будут не нужны, оно само все будет освещать. И фильтры тоже будут не нужны, потому что воздух чистый. Сколько не дыши, ничего не случится, ведь под таким небом он просто не может быть зараженным…
— Уже мы? — Рейвен улыбнулась, но Волчок, все еще не до конца выбравшись из своих мечтаний, бросила на нее быстрый взгляд.
— Ну конечно, мы, — сказала наемница, — ты же никуда от меня не денешься…
— Можно? — в комнату попыталась зайти Энтри, но из-за занятых рук никак не могла откинуть штору в сторону, пока Волчок, поднявшись, не открыла ей проход. У лучницы в руках было две большие плошки с горячим варевом, от которого шел густой пар. От его запаха у девушек, последнее время живших исключительно на концентратах и питательных смесях, сразу же заурчали желудки. Рейвен смутилась под недоуменным взглядом Энтри, приложила руки к животу в попытке успокоить урчание, а Волчок сунула нос чуть ли не в самую тарелку.
— Энтри, ты нас откармливаешь, что ли? — Волчок приняла пластиковую плошку вместе со старой захватанной железной ложкой, выглядевшей так, словно пережила, по меньшей мере, пару полномасштабных войн. Пахло вкусно, но в Болотах не стоило забывать, из чего могли приготовить такую похлебку, учитывая, что охотились аборигены обычно на диких тварей в топях. Эти животные сами по себе уже были настолько зараженными, что счетчики начинали бешено пищать еще на расстоянии нескольких метров от убитой туши.
— Есть можно, — поспешила сообщить Энтри, заметив с каким сомнением подруги разглядывают похлебку, глотая слюни, но никак не решаясь попробовать. — Мясо есть чистый. Нет опасность, мясо не дикий, мясо здесь растет, — с этими словами лучница сама взяла у Волчка ложку и, зачерпнув похлебки, смело проглотила.
— Действительно, хуже точно не будет, — Волчок еще раз понюхала похлебку и тоже попробовала, — если можно есть, значит, надо есть! Кто знает, когда в следующий раз получится…
Похлебка была густой и наваристой, но совершенно пресной, что неудивительно, поскольку соль в Пустошах была большой редкостью и стоила невероятно дорого, так что многие даже не знали, как она выглядит и никогда не пробовали. Определить на вкус, из чего приготовлена похлебка не получилось, но было ясно — мяса повар не пожалел. Пока они ели, стуча ложками, Энтри села прямо посреди комнаты, подобрав под себя ноги, и с интересом наблюдала за наемницами. Она переоделась в свободное с длинными рукавами платье серого цвета, почти полностью скрывавшее тело. Так она была гораздо больше похожа на женщину, чем в первую встречу, только возраст ее так и остался загадкой, не было в ее лице привычных людям признаков, по которым можно судить о возрасте. Кожа на лице была плотная и гладкая без морщинок и казалась молодой, поэтому для себя девушки решили, что Энтри их ровесница. В полумраке комнаты стало заметно, что глаза у дикарки очень слабо светятся. Такое бывало только у тех, кто мог видеть в темноте, и подобное свечение глаз объяснядо отсутствие у Энтри каких-либо визоров в снаряжении. В них просто не было необходимости, лучница и без них отлично ориентировалась в темноте под открытым небом.