Мы проехали каменный мост через реку и повернули ко мне на гору. За капитальными заборами усадеб цвели сады, распространяя вокруг одуряющий запах жизни.
– Медкомиссию проходить будешь? – вдруг спросил генерал.
– Зачем? – пожал я плечами.
– Чтобы вернуться к воздухоплаванию. К разведке. У тебя это хорошо получалось.
Некоторое время я молчал, подстрекаемый желанием согласиться, но потом произнес.
– Я в отставке, Саем, – все-таки назвал его по имени. – Даже с имперским гражданством. Тем более как придворный в генеральских чинах повторному призыву не подлежу. Да и по линии Министерства промышленности у меня теперь броня от армии. Железная. Как «оружейному барону». Так что если нужны еще какие-либо железные игрушки, обращайся.
Копыта меринов звонко застучали по каменной брусчатке нашей улицы.
Молас молчал.
Я тоже.
И так до самого дома.
– Заворачивай сразу на хоздвор, – приказал я кучеру.
Элика вышла на веранду в платье горянки, в котором любила ходить по дому, и с поклоном подала генералу ковшик сидра за неимением в доме бражки.
К моему удивлению, Молас сделал все, как положено, стряхнул последние капли с ковшика под ноги моей жене и пожелал ей плодоносного чрева. Назвал Элику красавицей и отвесил витиеватый, на грани приличия комплимент, чем ввел ее в краску. Но к словам разведчика придраться было нельзя. Не за что цепляться. Все подтекстом.
– С размахом живешь, – с некоторой долей зависти констатировал Молас, когда жена ушла распоряжаться на кухню.
С высоты веранды открывался прелестный вид на мою усадьбу и дальше на город за рекой.
– Поэтому тут и живу, на горе, а не в городе, – ответил я. – Да и воздух здесь чище.
Разрешил Моласу курить на веранде и пошел распоряжаться по дому – генералу приготовить ванну и помочь привести себя в порядок с дороги, накрыть нам обед на веранде на двоих. Вино подать самое лучшее и можжевеловки принести с ледника. Закуски соответствующие и все прочее. Сервиз серебряный поставить из трофеев. Гость у нас почетный.
Если уже с утра рабочий день не заладился, то и отдохнуть не грех, раз представился такой хороший «дипломатический повод». Как же, самого второго квартирмейстера Восточного фронта в своем доме принимаю. Как там мне случаем Ремидий обмолвился? Принимать у себя дома герцога будет круче получения ордена. В таком случае Молас тянет не меньше чем на медаль.
От огемской кухни генерал отказался и предпочел рецкую экзотику. Как вам сказать – экзотику… ничего необычного в рецкой кухне нет, разве что продукты всегда только наисвежайшие и несколько специфические пряности с упором на дары горного леса. Из вин Молас выбрал лишь слабый яблочный сидр.
М-да, слегка упало у меня настроение, значит, все же работать придется, раз Молас водки не пьет. А я-то уже губу раскатал…
Пока мы делили свое внимание между холодными закусками, генерал улучил момент, когда перестали мелькать с сервировкой кухаркины дочки, и поблагодарил меня за бесшумный «дерринджер».
– Это было именно то, что нам требовалось. Вы с Гочем превзошли сами себя, – не поскупился генерал на похвалу.
– Осмелюсь спросить, Саем… вы перешли к индивидуальному террору? – заинтересовался я, впрочем, не ожидая, что он мне расскажет все. Не та служба, чтобы трепать попусту.
– Скажем так – к исполнению приговора, – ответил он. – Ликвидировали парочку высокопоставленных предателей в своих рядах, успевших, опасаясь провала, перед самой войной сбежать к противнику.
– Аристократия?
– Она самая. С ней очень трудно понять, когда кончаются родственные отношения и начинается измена родине. А родственные отношения среди них весьма разветвленные, и практически во всех странах, которые участвуют в войне, они их всегда найдут, по крайней мере, седьмую воду на киселе, – вздохнул начальник разведчиков.
– Измена родине? – притворно сделал я круглые глаза. – Не императору?
Мне постоянно кажется, что Молас, как сын попаданца, все время меня проверяет на попаданчество, вставляя несвойственные этому месту и времени обороты и идиомы.
– Это выражение моего отца, – пояснил генерал и процитировал: – «Короли приходят и уходят, а родина и народ остаются всегда».
– Если эту фразу широко толковать, то можно скатиться к сепаратизму, – заметил я. – Кровь и почва. Два понятия, которые разрушают многонациональные государства.
– Ты так думаешь?
– В соседних с нами республиках давно уже честную вассальную присягу сменили на национализм. Просто денежным мешкам, которые там имеют реальную власть, больше нечем привязывать к себе народ. За банкиров никто воевать не пойдет, разве что за очень большие деньги, а вот за родину всегда и бесплатно. Кстати, те листовки и брошюрки, которые ты мне давал на ознакомление… этой… Лиги социального равенства…
– Справедливости, – поправил меня генерал.
– Спасибо, – поблагодарил я за уточнение. – Так вот, я заметил, что, выбрав острием своей борьбы национальную буржуазию, эти лигисты вводят под другими названиями возврат к старому доброму вассалитету. Только вот сеньор у них коллективный – сама Лига.
– Дельное замечание, – отметил Молас и замолчал, так как нам принесли жаркое.
– И национализм для них просто ругательное слово. Национализм может быть, по их теории, только буржуазный, значит, плохой, потому что все трудящиеся во всем мире братья по определению.
– Что в этом ты видишь плохого?
– Только то, что трудящимися они признают лишь фабричных рабочих. Все, кто имеет хоть какую-то собственность, – буржуи, подлежащие ликвидации. Так и написано у них: «ликвидации как класса». Так что жди от них большой крови. Как полвека назад в Западной республике, когда вот так же ликвидировали аристократию как класс.
– Что, крестьяне для них уже не трудящиеся? – удивился генерал.
– Угу… – кивнул я. – Мелкая буржуазия с узколобым мышлением, погрязшая в идиотизме деревенской жизни и не понимающая своего счастья в работе на пролетариат. Насколько я понял, они готовят для крестьян повторное крепостное право, где коллективным сеньором будет выступать вся их Лига целиком. Никакой персонификации, на которой стоит классический феодализм, но принцип тот же.
– Серьезно ты их писульки проштудировал, Савва. Не ожидал я от тебя такого.
– Неделю в поезде делать было нечего. Это чтение для меня стало отдыхом от теоретической химии.
– Но в своих листовках они в основном обращаются именно к крестьянам.
– Только потому, что массовая армия в большинстве своем состоит из крестьян, которым надоела окопная грязь. Тактический ход. Ничего большего.
– По твоему мнению, Лига нам опасна? В смысле подрыва устоев империи?
– Страшнее для нас будет тот, кто во время войны предложит радикальную земельную реформу. Причем в меньшей степени это касается Ольмюца и Реции, где не было крепостного права или оно было очень мягким. Где земельные отношения между владельцами земли и потомственными арендаторами давно устоялись к обоюдной выгоде. А вот в центральных, западных и северных частях империи, где после эмансипации крестьяне остались без земли, которой владели до личного освобождения, то там легко можно поджечь. Старые обиды еще свежи.
– И какой ты видишь выход?
– Такой, какой естественно произошел в Ольмюце – растущая промышленность поглотит лишних людей из села. Но для этого нужно хотя бы четверть века прожить без социальных потрясений. Но их не избежать, потому как после войны фабриканты, лишившись военных заказов, обязательно выбросят лишних рабочих на улицы. Это будет временно, но вот тут-то Лига и порезвится… устроит такие танцы с бубнами, как беготня с факелом между пороховыми бочками. Причем при нашей победе будет как бы не хуже, чем при поражении. «За что боролись?!» И не сказать, что наверху этого не понимают. Прекрасно понимают. Потому и продавливают программу привлечения пленных специалистов на частные предприятия. Чтобы когда мы их отпустим домой после нашей победы, образовался в империи некий недостаток рабочей силы, втягивающий на заводы демобилизованных фронтовиков. Промышленность все равно будет расти, а вот этот промежуток между победой и начавшимся ростом производства не по заказам государства, а по частным потребностям общества надо еще пережить. И тут главная роль опять-таки остается за государством. Строить дороги, каналы, тоннели… Тот же лесоповал организовать как следует. Словом, то, на что частник пожалеет тратить собственные деньги. Такие проекты, в которых главным фактором будет занятость населения, а не прибыль. Особенно занятость демобилизованных фронтовиков. А те будут с гонором – «за что кровь проливали?». Вот тогда агитация Лиги найдет себе уже взрыхленную почву, и они начнут посев революции.
