Мир Нибл был во многом более счастливым миром, чем Земля. Из-за огромного разнообразия условий, несравнимого с Землёй и часто контрастного, когда за жарким летом одной равнины следует лютая стужа другой, многообразие жизни намного ярче, чем дома, без всяких глобальных катастроф. Может быть в древности они и терзали Нибл, но в мои времена только разумные были причиной всех бед. Кажется я отвлёкся, ну да не беда.

Второй день начался для меня с осознания простых истин: цветочек явно сделал что-то большее, чем просто отравил меня. Я уже не чувствовал того жара, что пылал во мне вчера, только естественную усталость. Дискомфорт усиливался от засохшей колом одежды. Она явно требовала стирки. Небольшая речка обнаружилась буквально в сотне шагов. Я нашёл место поудобнее, разделся, и занялся стиркой. Засохшая слизь никак не желала отстирываться, должно быть я потратил час, или больше, чтобы отскрести её с вещей. К этому моменту солнце давало достаточно света, чтобы я смог разглядеть своё отражение. Это был я, тут никаких сомнений, только в возрасте лет двенадцати-тринадцати.

Я выкупался, оттёр болотную гниль с себя, выжал воду из полоскавшихся вещей, и отправился к костру. Теперь перед костром сидело уже трое. Новый человек был пастухом, заглянувшим на огонёк после моего ухода. Мне дали несколько жердей, и я пристроил одежду рядом с костром. Говорить со мной пытались, но я ничего не понимал, и постоянно кивал в знак поддержания разговора. Раз за разом повторяли слово "Замгри". Знал бы я ещё, что оно значит.

Завтрак перемежался с обсуждением моих вещей. Одежда их, конечно, интересовала, как и рюкзак, но меньше, чем содержимое рюкзака. Самой большой ценностью оказалась толстая тетрадь дневника в герметичном пакете. Вещей было не много: несколько погибших папок с документами, промокший детектив в мягкой обложке, контейнеры из-под обеда, отвёртка, ряд других мелочей. Там же был полиуретановый коврик, и пакет со спортивной формой. В нашей фирме, какая-то дикая вошь из японских манг укусила хозяйку, и мы каждое утро занимались спортивной гимнастикой. Естественно, в нерабочее время, т. е. бесплатно, но по её приказу. Должен признать, что моё выживание на болоте целиком и полностью заслуга хозяйки фирмы, и пусть в аду, куда она точно попадёт, демоны назначат ей наказание в два раза меньшее, чем она заслуживает. Спасение моей жизни делает меня щедрым.

Коврик был признан вещью интересной. Я подарил его своим спасителям, они тут же обнаружили, что он непромокаемый, тёплый, лёгкий и удобный. Разговоры закончились вместе с завтраком, но теперь нужно было что-то решать со мной. Пастух давно убежал, так что меня взял за руку мужик по имени Пестри, и повёл за собой. На вид Пестри было лет тридцать, совершенно не богатырского роста, блондин в замызганных обтягивающих штанах-чулках и не менее замызганной куртке-рубахе. До деревеньки мы дошли меньше, чем за час. Процессия наша с самых окраин начала пополняться народом, и путь по деревне занял намного больше времени. Крохотные глинобитные домики с тростниковой крышей соседствовали с большими деревянными домами под деревянной же черепицей, первые этажи которых, были сложены из камня. Без учёта кучи хозяйственных построек непонятного предназначения и произвольной архитектуры.

Когда Пестри довёл меня до большого дома, я успел наглядеться на средневековье во всей его красе. Было любопытно и самую малость страшненько. Очевидно ведь, что эти милые люди были гордыми носителями всех социальных болячек исторического прошлого, без учёта передающихся воздушно-капельным, или иным путём. И если мне нужно будет тут жить, то прогресс - это не желательная тяга к комфорту, а жизненная потребность, сравнимая с жаждой и голодом. Если, конечно, вы не считаете, что местный погост достаточно живописен. Пестри подождал пока галдящая разновозрастная толпа выстроится вокруг, и сказал:

- Замгри вернулся.

И клянусь вам чем угодно, но слово "вернулся" я понял сам. Это было первое слово, которое я "вспомнил" на языке каалди.

После собрания перед домом старосты меня отвели в небольшой домик возле кузницы. Как я понял, Замгри был учеником местного кузнеца, но что-то пошло не так. Теперь же мне, как заправскому идиоту, требовалось не только выучить язык, но и понять устройство местной жизни вообще. Пестри убежал на покос, оставив меня на попечении кудахчущих тётушек. Я же пытался понять происходящее, требуемое и возможное. Что вообще в деревне нужно? Не считая колки дров и ношения воды? И что может двенадцатилетний пацан? Грустно всё это, господа.

Моих "сверстников" почти не было на улице. Все были заняты. Я внимательно изучил своё новое жильё, осмотрел что тут, да как. Из интересного была только переносная керамическая печь. Утраченный средневековыми варварами предмет древней цивилизации. Нижняя часть - топка, верхняя - поверхность для жарки. Дома нашлось немного муки, масла, мёда и соли. Добрые соседи дали мне каравай хлеба, кувшин молока, да десяток яиц. Не пропаду. В огороде нашлись разные овощи, что-то похожее на лук.

Какая-то неведомая сила постоянно подзуживала меня испечь блины. Растопив переносную печку, я принялся за блины. Выходило не слишком хорошо, но через два часа я закончил. Осталось только свернуть в трубочки. Блины с луком и блины с мёдом. Было около полудня, солнце пекло нещадно, и я позвал тётушек в дом. Они не видели чем я занимался, и несколько оторопели, узрев блины на столе. Одна из них провела ладонью над сердцем, а вторая расплакалась, и принялась что-то лепетать, прижав меня к себе и гладя по голове. Старшая из тёток цыкнула на них, и через пару минут в дом зашли ещё четыре женщины, одна несла какой-то кувшин, двое других - посуду, а последняя странный гибрид полотенца и скатерти. Стол застелили, расставили посуду и блюда, после чего в странном молчании мы съели блины.

Тётки разлили содержимое кувшинчика, и принялись петь, или скорее плакать. Плеснули и мне, я хлебнул - крепкая брага. В один момент закончив, все они ушли, только старшая осталась рядом со мной, что-то мне втолковывая. Я кивал, как индюк. На прощанье она поцеловала меня в лоб, а я начал думать: "Что же я такое сделал?"

Чуть после.

Ална уже не сомневалась, что это Замгри вернулся с того света. Но вот про состояние его ума она ничего сказать не могла. Её очень печалило то, что после смерти матери Замгри так и не провёл поминальную церемонию. Мал, но традиция велела. После смерти кузнеца Замгри совсем замкнулся, люди думали, что он сошёл с ума. Потом он пропал, а теперь вернулся без памяти, немой, изменённый Чёрным Болотом. И только когда Замгри позвал их на поминки, у неё отлегло от сердца. Не совсем ещё пропащий малец.

Парень сам испёк поминальные солнца, как и полагается - мужчине с острым вагжу, женщине со сладким варом. Хоть и запоздалые поминки, всё лучше, чем без них. Теперь обе души найдут путь в царство покоя: и умершая после тяжёлой болезни мать, и сгоревший за три дня кузнец. Посторонним проводить поминки традиция не велела, не их горе, не им и выпроваживать.

Одно плохо: тяжко будет выходить парня. Знахарка не справится, тут городской маг нужен. Ална глубоко задумалась, и решила действовать. Жалко парня, пропадёт иначе. Мысленно, она попросила прощения у матери Замгри за то, что нарушит данное ей слово.

После ухода гостей.

Ближе к вечеру, ко мне пришла знахарка. Дремучая тётка, просто поражающая своим опытом в использовании помёта летучих мышей для лечения головной боли. Она оставила мне какие-то травки, и я сразу понял, что пить такое точно не стану. Здоровье дороже. Долго-долго мне объясняли про настойки и запаривание, я кивал и прикидывался веником. После её ухода, я аккуратно убрал адские травы. Я здоров, а лечить здорового - зло.

Мне надо погулять, выбрать себе занятие на ближайшее время, и о языке забывать не стоит. Язык даже на первом месте. Я выбрал двор, где было больше всего детей, и пошёл искать для себя учителя. Признаюсь сразу - это была моя лучшая идея на тот момент. Минут за двадцать я даже смог объяснить чего хочу. Несомненный успех.