— Добрый день! — поприветствовал Степан, слезая с велосипеда, и неожиданно смутился:
"Как она посмотрела, как повернула голову, а губы! Губы как приоткрыла!"
Смутился, обмер, теряя дыхание, ощутил, как проваливается в тартарары сердце.
— Что с вами? — удивленно распахнула глаза девушка.
"Волшебные глаза!"
И чуть окончательно не добила Матвеева: повела плечом с такой неповторимой и узнаваемой грацией, что хоть слезами залейся, хоть волком взвой. Он не заплакал, и не завыл, и вообще ничего такого, чего потом стоило бы устыдиться.
— Извините, — сказал Степан, заставив себя улыбнуться. — Знаете, как бывает, когда солнце в глаза вдруг?
— Знаю, — несколько растерянно ответила Фиона, еще не предполагая, какой комплимент он ей приготовил — простенький, но…
— Вот и у меня сейчас такое, — уже более непринужденно улыбнулся Степан. — Увидел вас и…
— Экий вы, однако, куртуазный ухажер! — рассмеялась девушка, не подозревая, что от ее смеха ему еще тяжелее: и сладко, и горько, и все в одном флаконе.
Да и откуда бы ей знать, как догадаться, что странная судьба Степана Матвеева сыграла с ним удивительную, почти злую шутку, второй раз в жизни поставив на пути женщину, столь точно отвечающую его внутренним представлениям об идеальной подруге, что не влюбиться он просто не мог. Однако Фиона Таммел оказалась настолько похожа на покойную жену Степана, какой та была — будет — через сорок лет вперед или тридцать лет назад, что в такое сходство почти невозможно поверить.
* * *
Разумеется, Матвеев не позволил себе ничего лишнего. Он так боялся вспугнуть каким-нибудь неверным движением птицу-удачу, что повел себя, пожалуй, даже излишне осмотрительно — все-таки двадцатый век на дворе, а викторианская Англия приказала долго жить, но и рискнуть неосторожным словом и потерять Фиону не хотел. Поэтому и отношения их развивались в лучших традициях великой английской литературы. Сельский дворянин, девушка из поместья, Шарлотта Бронте, Джейн Эйр и все такое.
Все хорошо, что хорошо… Степан успокоился понемногу, взял себя в руки и неожиданно обнаружил, что получает от своих "неторопливых ухаживаний" ничуть не меньшее удовольствие, чем от пароксизмов бурной страсти. А тут еще и ответное чувство, как будто, начало угадываться в глазах спутницы, и ради общения с ней Матвееву пришлось срочно завести коня. Однако и конь оказался к месту, а ежедневные прогулки с Фионой удачно вписались в ритм сельской жизни. Меньше оставалось времени на безделье — бич интеллектуалов и неизбежный источник несвоевременных мыслей и ненужной рефлексии, что в купе неуклонно ведет к национальной болезни всех интеллигентов мира: беспробудному пьянству. Прогулки и беседы с юной шотландской леди стали не только способом провести время — они придали Матвееву новые силы и породили подлинный интерес к жизни, в противовес дрейфу по ветру до встречи с Фионой. Тут уж Степан не смог обойтись без анализа, и результаты оказались не совсем приятными.
"Ну, очутились мы здесь. Никто нас не спрашивал — хотим, не хотим — но раз уж "перекинуло", то и живём, как можем. Поставили перед собой цель, как и положено "настоящим человекам". Высокую и благородную, без преувеличения. Теперь идём к ней, в меру сил и возможностей, не оглядываясь по сторонам. И чем дольше продолжается этот квест, тем больше опасность перестать смотреть на окружающий мир взглядом иным, не прогрессорским.
Матвеев мысленно обратился сам к себе противным "старушечьим" голосом:
"Стёпа, мальчик мой! Тебе костюмчик Супермена не жмёт? Вроде большой мальчик… должен понимать. Кто это говорит? Кто, кто… Совесть это твоя говорит, в битве за мир во всём мире покалеченная", — и ответить, а тем более возразить, "внутреннему голосу" было нечего.
"Ещё немного, — с горечью подумал Степан, — и мы все обрастём бронёй мессианства, кто-то раньше, и мне кажется, что это будет Витька, кто-то позже, — и будем воспринимать её как собственную кожу. Достучаться до нас снаружи будет всё труднее, одна надежда на то, что внутри, — как это ни называй: человечностью ли, совестью, или ещё как, — надежда для тех, у кого это есть…"
* * *
К воротам поместья подъехал изрядно запылённый чёрный автомобиль со старомодным кузовом брогам.
"Кто это ко мне пожаловал? — без особого интереса подумал Степан. — Явно не оптовые покупатели виски. Да и для налогового агента слишком шикарно. Вариантов немного, и каждый следующий хуже предыдущего".
Водитель, заглушив мотор, вышел из машины и открыл дверь пассажирского салона. Из авто появился господин — в сером в полоску костюме, шляпе и ботинках с гетрами, — удивительно похожий на…
"Ба, да это же сэр Энтони собственной персоной. Принесла нелёгкая! Видимо, что-то совсем большое в лесу сдохло. Странно, что запаха мертвечины не чувствуется".
Не желая сдерживаться, Матвеев состроил такую гримасу, что гость из Лондона быстро согнал со породистого лица дежурную улыбку и вместо заготовленного приветствия настороженно произнёс:
— Неужели вы мне не рады, Майкл, мой мальчик? На вас это совсем не похоже. Или пьянящий воздух свободы сыграл с вами злую шутку, и вы забыли о своих обязательствах? — интонация, а-ля "добродушный дядюшка", чуть изменилась.
— А может, не дай Бог, народец холмов подменил господина Гринвуда? — и вот уже сквозь прозрачные зрачки глянул на Степана не "дядюшка Энтони", а товарищ небезызвестного тамбовского волка. — Ладно, не дуйтесь. В дом пригласите, или мы так и будем стоять, потешая прислугу?
— Да, конечно. Простите сэр, но всё так неожиданно… — Степан изобразил на лице приличествующее случаю выражение, хотя и не стал бы держать пари, что посыл будет доступен собеседнику в полном объеме.
— … и потом, что я должен был думать, особенно, после того, что мне передали в ответ на мой отчёт по Голландии? Проходите, сэр Энтони! Здесь всё по простому — виски и сигары на столе, хозяйское кресло в вашем распоряжении — устраивайтесь удобнее, и поведайте мне очередную страшную тайну. Или нет. Я сам догадаюсь… Империя в опасности, и только я, скромный четвёртый баронет Лонгфилд, могу спасти её.
— Вас определённо подменили, Майкл, — сэр Энтони нисколько не рассердился, а, по своему обыкновению, легко принял правила новой игры. — И, к тому же, вы отлично выглядите. Загорели, похудели. Мне что ли тоже бросить всё и махнуть сюда? Кстати, как называется это чудное местечко?
— Сэр Энтони, я не верю, вот ни на столечко, — и Степан показал насколько мало его доверие, — что вы действительно бросите всё ради сомнительного счастья владеть несколькими десятками акров каменистых пустошей у дьявола в… подмышкой. Здесь всё так бедно и скромно, что жители ближайшей деревни не могут позволить себе даже деревенского дурачка и им приходится выполнять эту роль по очереди.
— Полно вам, Майкл! — улыбнулся старый лис. — Эту шутку я услышал впервые, когда вы даже не начали пачкать пелёнки с вышитыми гербами и монограммами. Впрочем, если вы шутите, то дело, за которым я сюда приехал, не так уж безнадёжно.
— Может быть сначала обед? Как вы, сэр Энтони смотрите на большой горшок свежего, горячего хаггиса с чесночной подливой?
— Благодарю вас, Майкл, но вынужден отказаться. Бараний и мой желудки не созданы друг для друга. К тому же у меня очень мало времени и, открою вам государственную тайну, меня здесь вообще нет! В данный момент я нахожусь на борту какого-то военного корабля флота Его Величества и направляюсь в Плимут. Даже не знаю зачем, но это и не важно. Поэтому — перейдём непосредственно к делу.
— Хорошо, я весь — внимание.
— Да, внимание должно стать вашим вторым именем, Майкл. Слишком высоки ставки и новая работа может показаться вам не совсем обычной, — майор сделал паузу, в течение которой неторопливо закурил.