Когда же это сообщение проговорили раз в восьмой, то до мозга наконец дошёл сигнал и я резко дёрнулся, чем и поплатился падением со стула.

- Орбитальная станция 11-чарли-браво-7, слышу вас хорошо, приём. – проговорил я в микрофон.

- Орбитальная станция 11… – начал было своё сообщение чей-то до ужаса монотонный голос, как с той стороны раздались гневные возгласы и какая-то возня. – Вы кто такая? – услышал я из динамиков приглушённый голос, видимо человек говоривший со мной отошёл от микрофона. Затем оттуда послышалось что-то неразборчивое, но голос явно был женский и вроде бы даже знакомый. – Да будьте вы хоть королевой Елизаветой, вы не имеете права даже находиться здесь, я сейчас же вызову охрану. – дальше послышался удар и, судя по стонам, говоривший уже пожалел о том, что вообще открыл рот. Вскоре стоны стихли и в радиоэфире наступила полная тишина.

- Вы меня не игнорьте! У меня тут чрезвычайная ситуация! – в ответ тишина.

- Ауу! Есть кто живой? Слушайте, ребят, я, конечно, понимаю, что между нами расстояние в полторы сотни тысяч километров, но найти вас потом будет не сложно, так что… – договорить мне не дали.

- Паркер, заткнись! – донеслось из динамиков. Голос был мне знаком.

- А, это ты… – лениво развалившись в жёстком кресле, также лениво произнёс я, а от раздражения секунду назад скапливавшегося во мне не осталось и следа.

- Эй, щенок, ты с кем разговариваешь, а? – вот опять она разошлась, прервав ход моих мыслей. Ладно, пока она там разоряется по поводу неуважения к старшим и начальству, я немного расскажу об этой женщине.

Сия особа является секретарём Виктора Фон Дума. Нет не секретуткой и уж точно не обычной секретаршей. Зовут её Мураками Аяма. Да, японское имя, да она японка, но в Японии она пробыла недолго после своего рождения – всего пара месяцев, где за это время её (тут уже пришлось наводить справки, благо начальник Нью-Йоркской полиции прилично мне задолжал…) перепутали и отдали в руки другой пары. Её небиологические родители были по национальности японка (мать) и русский (отец). С широкой подачи отца вся семья переехала в Россию, а у СССР с Японией отношения более-менее нормальные ещё в то время были. Без сложностей не обошлось, но всё же отцу удалось совершить свою задумку. Однако отцовское видение будущего разбилось о жестокую реальность. Ситуация в стране накалялась, законы ужесточались, зарплаты урезались, а требования росли. К тому же у дочери с матерью не всё было гладко с вливанием в общество. Для иностранцев учить русский язык задачка не тривиальная, но на то он Великий и Могучий. Жена ещё худо-бедно выучила, а вот дочери он давался с ещё большим трудом. Это плюс необычная внешность, плюс ещё что-нибудь = издевательства в школе. Не знаю, что послужило основной причиной их переезда в Америку, да это и не важно, главное – сам факт переезда.

В Америке им повезло больше. Отец быстро нашёл себе высокооплачиваемую работу по своей профессии инженера-конструктора (а я разве не упоминал?), так что мать с дочуркой ни в чём не нуждались. Аяма с относительной лёгкостью выучила английский и закончила школу с отличием, после чего поступила в Гарвард на экономический факультет. После обучения пришла пора трудовым будням, и как раз-таки тогда Аяма и узнаёт о том, что диплом, по сути, вещь бесполезная, будь он у тебя хоть серо-буро-малиновый в крапинку, ценности это не прибавит. Поэтому ей пришлось начинать с самых низов – работа секретаршей в какой-то задрипанной адвокатской конторе. Не работа мечты, конечно, но с чего-то нужно начинать. Так она и поднималась по карьерной лестнице, сменяя одну фирму за другой, пока её таланты не приметил Виктор. Трудно не заметить, когда в каждой фирме на период её работы доходы растут, как на дрожжах.

Ко времени, когда она получила предложение Виктора, Аяма была главным экономистом Туммз Индастриз. По началу, увидев, что ей предлагают работу секретаршей, она отказалась, хоть и зарплата была втрое больше, чем она получала у Туммза. Гордость и всё такое. Однако позже Виктор ей объяснил, что в трансконтинентальных корпорациях секретарь – это и ассистент, и главный финансист, и ещё куча других должностей. В общем, после этого она загорелась желанием пойти к Виктору на работу. Она из тех людей, кто живёт под лозунгом «больше трудностей – интересней жизнь». Не мне судить о её психическом здоровье – у самого кукушка давно гавкает.

- Вернёшься на Землю, я тебе лично вручу уведомление об увольнении! –

«О! А вот и финальный аргумент гневной тирады» – возликовал в душе я.

- Да-да, дорогая, я тебя тоже люблю! – мне послышалось или из динамиков доносится тихий рык?

Кстати, забыл сказать, что для пущей достоверности моей легенды Виктор устроил меня к себе на работу. Так что она считает меня рядовым сотрудником и позволяет себе думать, что может меня уволить, точнее, она может меня уволить, но я позволяю ей думать, что меня это очень сильно волнует. Так сказать, дал ей рычажок давления на меня, но весьма эфирный, так что если нажмёт на него чуть сильнее положенного, то тут же захлопает своими крыльями птица Обломинго. Для неё, конечно, не для меня, а то и так эта птичка ко мне зачастила.

- Паркер, доложи обстановку. – уже спокойно попросила она. Мы не в первый раз устраиваем такую своеобразную перепалку, так что она уже привыкла.

- Сию минуту, Ая-тян! – её очень бесит, когда я сокращаю её имя и обращаюсь к ней с этим суффиксом, чем я и пользуюсь. Но дальше я продолжил с уже более серьёзным настроем. – Космическая Буря пролетела не по плану. Совсем. Столкновение произошло раньше рассчитанного времени… – кажется я услышал произнесённое тихим шёпотом «Убью Рида». – … из-за чего мы были абсолютно не готовы. Станция не понесла критических повреждений. Облучению подверглась большая часть экипажа, возможно все, но Рида я ещё не нашёл, поэтому утверждать не могу. Остальные без сознания. Не знаю, долго ли я продержусь в сознании, поэтому советую прислать транспорт для эвакуации, как можно скорее. –

- Он уже вылетел, будет у вас через полтора часа. Главное держись! – это последнее, что я услышал, прежде чем меня изогнуло дугой прямо в кресле, а тело пронзила адская боль. От очередного болезненного спазма я свалился с кресла и ударился головой об терминал, после чего потерял сознание… снова.

В этот раз мне повезло больше и очнулся я… эмм… в белой комнате, подключенный к различным медицинским аппаратам. Если их не брать в расчёт, то на больничную палату это никак не похоже. Комната в стиле «минимализм» – из мебели только моя койка. Четыре стены без окон, что уже само по себе странно. Плюс сами стены выглядели странно, они ячеистые. В смысле, не просто ровная белая стена, а сделанная в виде сот, как в улье. Либо это особая ВИП-палата, либо я не в больничке.

Ладно, интерьер потом ещё поразглядываем, меня сейчас больше интересует моё самочувствие, которое было… отличным. Не считая небольшого истощения, которое можно списать на то, что я довольно долго (как минимум дней пять) провалялся без сознания под капельницей. А в остальном – живее всех живых!

Попытавшись подняться с койки я ощутил лёгкое сопротивление в районе груди, которое почти мгновенно исчезло под аккомпанемент рвущейся ткани. Что это было понять не сложно – меня привязали к койке, как особо буйных больных. Руки и ноги были скованы модными браслетами из ткани, которые в свою очередь были прикреплены к койке. Под небольшим усилием с моей стороны ремешки, которыми регулировалась сила их сжатия, банально лопнули и я оказался на относительной свободе (я почти уверен, что вон та дверь, которая ведёт отсюда наружу, заперта).

Дальше дело за малым – выдернуть капельницу и прочие медицинские приспособы. Самым неприятным был катетер, который был прикреплен к… ну тому самому что «между ног болтается, на Х называется», благодаря которому я ссался не в кровать, а в специальный контейнер.

Из одежды на мне был медицинский халат с неприлично глубоким задним вырезом. Как только встал с койки, то сзади сразу же начало поддувать, поэтому я закутался в простыню с койки и для небольшой разминки мышц начал ходить кругами по комнате, выполняя незамысловатые упражнения одновременно с этим размышляя.