Как река, сломив оплоты…

Плод изящности – в обломках…

Разума твореньи – в щепках…

И грабеж, насильство, наглость,

Все неистовства, все зверства, —

Со бесчувственностью стали

Слышать визг и корчи смерти —

Се иройство, слава! – можно ль

Сердцу, чувствовать обыкшу,

И уму, судить умевшу,

Поступить на таковая?

Нет, рассудок претит мыслить,

Что Эмилия сын славный,

Лелья друг, и друг Полибья,

И любитель муз Эллады,

Мог решить погибель зверску

Пышной, гордыя Карфаги.

Нет, веленье се неисто

Властолюбия сурова,

Ненасытна духа власти,

Духа сильна, Рим воздвигша,

Из устен что излетело

Древня строгого Катона:

«Да разрушится Карфага!»

Но ты паки разрушитель,

Ты Нуманции несчастной.

Иль припев, или прозванье

Над тобой толико сильны,

Что ты сладость ощущаешь

Разрушителем быть только?

Но, алкая сильной власти

Ты диктатора, стал жертвой

Властолюбья непомерна.

И се в Риме, удивленном

Своей властью и богатством,

Возникают страсти бурны

И грозят уже паденьем.

Асия, Коринф и греки

Повергают свои выи

Во ярем народа римска.

Но во мзду рабства сим мира

Повелителям надменным

С златом, с серебром, с богатством

Изрыгают в Рим все страсти,

Что затмят в нем добродетель

И созиждут ему гибель.

Грахи, Грахи, украшенье

Матери своея мудрой,

Вы напрасно восхотели

Возродить в превратном Риме

Нравы древни и равенство.

Добродетель не защита

Для коварства, буйства, силы.

Пали жертвы вы достойны

Упадающей свободы.

Се возник тот муж суровый,

Ненавистник рода знатна,

Ненавистник наук, знаний,

Храбр, и мужествен, и дерзок,

Вождь великий, воин смелый

И спаситель Рима, Марий;

Горд, суров, алкая власти,

Все пути к ее снисканью

Были благи; но изгнанный

И в побеге, утопая

Близ Минтурны в блате жидком,

Он вещает ко несущу

К нему смерть наемну войну:

«Се, я Марий, коль дерзаешь!»

Но сей взор велика духа,

И велика среди бедствий,

Заградил взнесенно жало,

И в убийце своем Марий

Обретает себе друга;

«Странник бедствен, укрываясь,

Конец жизни нося тяжкой,

Зри картину счастья шатка;

Зри величественный образ

Мария победоносна,

Марья первого во Риме

Здесь седящего (вещает)

На развалинах Карфаги!

О стяжатель власти, чести,

Зри там Марья – содрогнися».

Колесо, всегда вертящесь,

Превратилося Фортуны,

Марий паки в Капитольи;

Сердце, бедством изъязвленно,

Стало жестче стали крепкой,

И суровый сей велитель

Рим исполнил смерти, казни.

День румяный воссиявший

Освещал потоки дымны

Восструившейся по стогнам

Крови римской, – и свершался,

Зря в мерцаньи кровь и гибель.

Но сей варвар ненасытный

Трепетал, воспомня Суллу.

Чтоб забыть тот страх, опасность,

Он предался гнусну пьянству

И в хмелю скончал жизнь срамну.

Се совместник Марьев, Сулла,

Се мучитель с сердцем нежным,

Се счастливым нареченный,

Рода знатна и украшен

Дарованьями различны;

Ум словесностью устроен,

В обхожденьи мил и гибок,

Но снедаем алчбой славы

И снедаем властолюбьем;

Храбр, дея́телен, вождь мудрый,

Победитель Мифридата.

Мифридат, ирой, царь славный,

О пример ты зыбка счастья!

Враг он римлян, ненавистник

Сих тягчателей народов;

С юных лет он чует славу

Противстать струе сей, рвущей

Все оплоты; бодрый разум,

Возвышенны чувства сердца,

Крепость духа, храбрость, смелость,

Мужество, в трудах возросше,

Закаленное во славе,

Он дал бег душе отважной,

Властолюбия алкавшей,

На великая возмогшей.

Победитель он Асии,

Победитель он Эллады,

Уступить был принужденный

Счастью Рима, счастью Суллы.

Но иссунул меч кровавый

Паки на погибель Рима,

Тридцать лет сопротивлялся

Он грабителям вселенной,

Римлянам: но в тяжки лета,

Зря восставшего Фарнаса,

Сына, наущенна Римом,

Он мечом свою жизнь славну

Ненадежную исторгнул,

Не возмогши ее кончить

Жалом острым яда сильна:

Зане жизнь его, в смятеньи

Провождаема, успела

Притупить всю едкость яда.

Мифридата победивши,

Испровергнувши Афины,

Победивши всех ахеян,

Всех союзников и римлян,

Сулла меч свой, обагренный

Кровию доселе чуждой,

Он простер во сердце Рима.

Заградив на жалость сердце,

Хладнокровный был убийца

Всех, ему врагами бывших,

И трепещущие члены

Погубленных граждан Рима

Его были услажденье.

Нет, ничто не уравнится

Ему в лютости толикой,

Робеспьер дней наших разве.

Ах, во дни сии ужасны,

Где отец сыновней крови,

Где сыны отцовой жаждут,

Господу где раб предатель,

Средь разврата нагла нравов

Может разве самодержец,

Властию венчан всесильной,

Дать устройство, мир – неволи, —

Пусть неволи, но отд́охнет

Человечество от тяжких

Ран. Стал Сулла всевелитель,

Учредил благоустройство

Во мятежном сердце Рима.

И се муж, кровей столь жаждущ,

Погубитель граждан, войнов,

Грады, селы испровергший,

Наносивший смертны раны

Во сердцах семейств толиких,

Возгнушался своей властью

И дерзнул сойти с престола.

Он конец своея жизни

Провел мирно и в утехах

Сладострастья, неги, хмеля.

О властители народов!..

Или паче, сердца смертных

О загадка, нерешима

Ниже Сфинксу! Будто только

Всевластителю угодно

Было кровию упиться

И возлечь на ложе мирно,

Среди Вакха, мусс и Лелы.

Истина непостижима,

Но то истина, что может

Во душе, к любленью нежной

При вождении рассудка,

Привитать и люто зверство.

Где ты, Рим, где ты, отчизна

Простоты, смиренья, чести!

Добродетели опоры,

Потрясенные страстями,

Утопилися в ассийской

Роскоши; но се явленье,

Удивления достойно

Всех веков, всея вселенной:

Муж богатства неисчетна,

Пышностию превзошедший,

Роскошью и велелепьем

Всех царей роскошна Встока,

И среди распутства, буйства,

Наглостей, презренья явна

Добродетели, законов,

Возмужался, явил свету

Сердце чистое и разум,

Всей изящностью украшен.

Воин храбрый и вождь мудрый,

Гражданин среди разврата;

Ненавистник ухищрений,

Скопов, козней, заговоров;

Не алкая властолюбьем,

Победитель Мифридата

Торжеством шел в Капитольи.

Сердце, руки непорочны,

Судия всегда правдивый,

Истина из уст нельстивых

Лукулла роскошна, пышна

Исходила непорочна.

Сын, отец и брат он нежный,

Господь щедрый, друг несчастных,

Он бы мог стать всех превыше,

Кесаря или Помпея,

Но иль мало он отважен,

Иль не дерзок, иль почтил он

Мир, покой средь мусс и неги.

Марий, проложив кровавый

Путь ко власти высшей в Риме,

Сулла, воинов купивши,

Показали, что возможно

Силой царствовати в Риме;

Рим, владыко всех народов,

Уж настала та минута,

Что ты выю свою горду

Под ярем насильства склонишь.

Если муж продерзкий, буйный,

Вихрь неистовый страстями,

Смелый ум, отважно сердце,

Сластолюбец, злодей гнусный…

(Зри, ступил, ушел и, в бегстве

Вырвавшись, мечом дерзает…

Но, сражен, он, озираясь,

Грозит взором и скрежещет

Во отмщение зубами) —

Если вольность Катилина

Не возможет испровергнуть,

То, спасенный Цицероном,

В мрежи ты падешь Помпея.