Захотел судья и предводительствовать тут, в Алатырской крепости, потому и угождал дворянам и детям боярским, чтобы командовать ими, и похвалялся, что опустошит Сергиевы вотчины, все до единой. Однажды в торговый день он повелел привезти из лесу туда, где собирается множество людей, два полных воза батогов, высоко наложенных и увязанных верёвками, и поставили их посреди базара для устрашения. И повелел судья Григорий многих крестьян Троице-Сергиева монастыря бить батогами посреди базара и приговаривать, чтобы не назывались Сергиевым именем. А глашатаи объявляли, указывая на возы: кто станет зваться Сергиевым именем, будет бит батогами. Многие осуждали Григория за это ужасное зрелище, а он словно без ума шатался, омрачён злобою, занимаясь человекоугодием.

Но Всесильный Бог, всё видящий и устрояющий весь мир Своею мудростью, не попустил того, и Божиим Промыслом судья был остановлен.

Внезапно велено было судье в несколько дней прибыть в Москву, и, хотя он и не желал того, послали его в Крым на замену. И там, как сам он потом говорил, пришлось ему пережить такое бесчестие, как никому другому, потому что поганые сбрили ему усы и бороду,^[245] издеваясь и мучая его немилосердно.

Раньше Григорий не хотел и слышать имени Сергиева и другим не велел его произносить, теперь же он постоянно со слезами призывал на помощь имя чудотворца, каясь в своей злобе, в том, что сделал или приобрёл неправедно. И выкупал на свои деньги пленных крестьян Сергиева монастыря, присылая их из Крыма в Троице-Сергиев монастырь со своими письмами.

Наконец, помощью Преподобного Сергия, судья был освобождён от поганых, пришёл оттуда больным и стал жить в монастыре, молясь у гроба Преподобного Сергия. Со слезами рассказал он обо всём монастырскому начальству, воздавая благодарение Преподобному Сергию, и вскоре отошёл ко Господу.

Мы же записали это для памяти, думая о нынешних временах, о том, что многие люди, благоденствуя, проводят жизнь свою в забвении и небрежении, гордятся, ищут выгоды, и в приобретениях своих не знают насыщения, и гордости своей и тщеславию не полагают меры. Когда же озарит Господь Бог благодатию Своею сердце человека или изволит наказать какой-нибудь бедой или напастью, тогда человек пробуждается от бесчувствия, как ото сна, и отлагает гордость, честолюбие и тщеславие, и о богатстве уже не радеет, но лишь вспоминает смертный час. Тому, кто терпит и переносит напасти, время это кажется горьким, но потом становится очевидной польза, и слаще всякой сладости услаждается сердце человека.

Так и напасти, которые пришлось нам тогда перенести, да и те беды и скорби, что выпали судье Григорию, – всё это послужило ко спасению. Потому всем нам подобает в благоденствии не возноситься, а в бедах не падать духом, но всякому делу, и радостям и напастям, полагать свою меру и уповать на Вседержительную Десницу.

ГЛАВА 74.

О непочитающих святые места и о гневе Божием

Невозможно предать молчанию и оставить в забвении ещё одно чудо святого, происшедшее несколько лет назад.

Некий вельможа был весьма суров по характеру, к тому же и корыстолюбив, и не особенно боялся Бога; ум его постоянно искал, откуда бы извлечь выгоду, отсудить себе чужие вотчины или крестьян чужих приобрести, – это было заботой его жизни.

Особенно же не любил вельможа Сергиеву обитель, в которой славится имя Безначальной Троицы и Пречистой Богородицы и служат молебны преподобным чудотворцам Сергию и Никону. Некоторые вотчины Сергиевы он выменял себе, и в то время как начальствующие полагались на его душу в купчих крепостях, не предполагая в нём злого умысла, он обманул их и нанёс монастырю большие убытки, потому что не боялся Бога. К монастырским слугам он приставал со множеством несправедливых исков и вверг их в большую нужду, так что они не могли расплатиться, – глумясь над ними, он приобретал себе богатство. И крестьян из вотчин Сергеевых он забирал себе, не вменяя того себе во грех; начальствующие же не могли ничего с ним сделать, потому что был он в большой силе.

Не раз вельможа в своём высокоумии превозносился и над самой обителью чудотворца, осуждая распоряжения прежних начальников, бывших здесь, и желая учинить некое новое устроение в обители Сергиевой, не по чину прежних уставов и не такое, как устроили за много лет прежние Государи Цари и Великие Князья по своему царскому рассмотрению и по завещанию самого святого чудотворца Сергия, о чём в Житии его написано, что и доселе соблюдается и неизменно сотворяется. И в таких его помышлениях прошло некоторое время.

Как рассказывали некие боголюбивые люди, трижды собирался он ехать в Троицкий монастырь и трижды препятствовал ему Промысл Божий: то задержала его глазная болезнь, то от Сергиева образа свалилась свеча и спалила ему бороду, а в третий раз он получил повеление от Самодержца ехать на службу на Украину. Вельможа не спешил ехать, потому что Бог судил ему вскоре на уже уготованном месте получить мзду за свои дела. Ибо не только Сергиевы сироты плакали от него, но и весь мир стонал ко Господу Богу от его обид, и уже прошло время злобы его, множество слёз со всего мира излилось ко Всевидящему Оку.

В 7156 [1648] году, на праздник Святой Троицы, во время Божественной литургии ставил он у Преподобного Сергия, у раки, свечу, и, сколько он ни ставил, она всё время падала из его рук на землю. Охваченный стыдом, он отдал свечу стоявшему у раки иноку и, отойдя, встал на место, лицо же его изменилось.

Стоявшие тут иноки и миряне, глядя на него, удивлялись, как изменилось лицо его, и говорили между собой: «Что это значит? И свечи, – говорили они, – не изволил чудотворец Сергий от него принять». Ибо таков обычай людей мира сего: от кого они принимают любовь и добро или от кого терпят зло и напасти, на того и смотрят больше, чем на других людей, и глаза их постоянно на том останавливаются; так и здесь случилось.

Через десять дней после того как он ушёл из обители, в Московском государстве взволновалась чернь^[246] словно безумная, и, восстав, ограбила дома многих бояр, иных же честных людей и побили. Да к тому же, гневом Божиим, в это мятежное время начался большой пожар, и многие люди сгорели.

Вельможа бежал из Москвы по Ярославской дороге, но посланные за ним, догнав под Троицким монастырём, схватили его и привели в монастырь. И прежде не попустил ему Бог судить монастырь Сергиев с гордостью и со злобою, теперь же все увидели его, силою приведённого, в смиренном виде. Вспомнив о своём грехе, вельможа плакал перед всеми и, припадая к раке Преподобного Сергия, взывал во всеуслышание, рыдая и всхлипывая и говоря, что виноват перед его обителью. И, отойдя от Сергеевых мощей и увидев тех, кому некогда сделал зло или принёс убытки, просил у них прощения со слезами; и у начальствующих тоже просил прощения, более же всего просил принять его покаяние, исповедь о грехах. Но священники отказывались принять его на покаяние из-за страха, нависшего над Москвой, и потому, что говорили о нём много дурного.

Келарь же умолил о нём сторожей и послал священноинока из своей келлии, по имени Авраамий, повелев исповедать этого вельможу в церкви Святой Троицы. Получив возможность покаяться, в день воскресный он был отправлен(Редактору: неграмотно) в Москву, и утром в Сергиевой вотчине, в селе Ростокине, священноинок Авраамий причастил его Телу и Крови Христовой.

В тот же день на земском дворе^[247] этот вельможа был убит чернью, сподобившись покаяния и причастия милостью Преподобного Сергия.

ГЛАВА 75.

О слуге, убежавшем из Сергиевой обители

В то же время был в Сергиевой обители один слуга, по имени Василий, по прозванию Корабль. Служа приказчиком в Троицкой вотчине, он разбогател и, вражиим наветом, возгордился, ушёл из Сергиевой обители и поступил на службу к некоему боярину. Будучи сильно обижен на монастырь и на начальствующих, он втравил боярина того в большую ссору, так что боярин своей властью захватил вотчину Сергиеву с крестьянами, ни в чём перед ним не виноватыми и полагавшимися на его боярскую душу в ожидании праведного рассмотрения дела. Начальствующие говорили ему: «Пошли для разбора кого-нибудь, кому бы ты верил, но только не этого Василия, потому что Василий сеет вражду и убежал из Сергиевой обители».