Он рванул назад и вверх, опрокидываясь на собственные пятки.

Ослепительная дуга вырвалась из-под пола, разламывая безупречно белые плиты. Взвизгнули осколки, градом разлетаясь во все стороны. Дуга взмыла, ударила под потолок, и тут же ей навстречу зазвучала очередь с грохотом лопающихся светильников. Стеклопластик брызнул с новой силой. Дуга рассыпалась десятком разрядов и соскользнула по стенам шипящими потоками.

Стерильный белый свет погас – теперь уже взаправду.

Ладони онемели, спину заклинило, голова застряла в развороте направо.

Запах озона стал таким густым, что дышалось с трудом. И стояла тишина. Йонге попробовал прислушаться – но без глейтера словно провалился в цифровую яму. А затем сквозь тишину просочился равномерный звук.

Тук, тук, тук.

Он не мог повернуть голову. Звук остановился рядом. Протянулась рука, обтянутая белой перчаткой, ухватила его за подбородок и заставила повернуть голову.

В зеркальной пленке шлема Йонге увидел свое перекошенное изображение. То ли выпуклое изображение косило, то ли и впрямь у него поехала вся левая половина лица.

– Ай-яй-й, – сказал Зеркальный. – Ну вы тут и натворили. Кто платить будет?

– Вы не име-ете… – рот наполнился кровью, язык двигался еле-еле. – П-права, мы подали запрос… в Арбитраж…

– Никто ничего и никуда не передал, – спокойно сказал зеркальный. – Где груз?

– Это тоже… преступление… – Йонге попробовал ухмыльнуться. – Блокировать зап-просы… В государственные… оргх…

Зеркальный прижал палец к его губам. Надавил так, что стало больно.

– Где груз?

– Кнчл…

Палец убрался.

– Итак?

– Кончился, – выплюнул Йонге вместе с кровью. – Лопнул. Сработал и отправился нахрен!

– Значит, сработал? – уточнил Зеркальный.

Йонге проклял себя за лишние слова.

Они не могли, не должны были знать, что юнусы умирают по заказу.

– Где же он сработал? – почти ласково поинтересовался Зеркальный. – В одной тихой, далекой молодой туманности, я полагаю. А если точнее?

– Откуда…

Язык болел невыносимо, и остатком фразы Йонге просто подавился.

– Маяк, – снисходительно сказал Зеркальный.

– Че…го?

– Маяк, – повторил собеседник. – Ближайший от туманности Л-четыреста. Вы очень любезно прошли мимо. Спасибо, что выбрали именно эту станцию и не заставили нас бегать.

– Это не ваш… – Йонге попробовал вывернуть голову и разглядеть Рудольфа. – Это государственный…

– Все, что произведено в “Юта-корп”, работает на “Юта-корп”, – наставительно ответил Зеркальный.

Что-то в его манере держаться было странно знакомым. Почти пугающе.

– Вы кто? – невозможно было удержаться. – Кажет-тся… мы знакомы…

Зеркальный провел пальцами по шлему, и пленка убралась, открывая чистый прозрачный пластик. Йонге изо всех сил вглядывался в лицо. Неуловимо знакомое проскальзывало в поджатых губах, жестких скулах и серых глазах с белесыми ресницами.

– Не узнаете? – улыбнулся Зеркальный.

– Вы… Черт, вы…

Выражение лица мигом изменилось. Гримаса перекосила всю физиономию.

– Я торчала на этой занюханной ледышке четыре гребаных месяца, а вы явились и все испортили!

Челюсть отвисла сама собой. Снова потекла кровь из языка.

– А… Аннели?

– Точно, – лицо вновь стало обычным. Совершенно точно мужским. Майор поднялся и отряхнул колени. – Как вы мне надоели, парни. Заберите их! И вскройте эту банку!

– Эт-то противоречит закону

Еле шевелясь, Йонге попробовал подняться.

Ноги не слушались, он даже не смог повернуться набок. Под тяжелый топот приближающихся охранников успел ярко вообразить, как сейчас его будут пинать под ребра, и инстинктивно напрягся. Подошедших он не узнал. Только когда за ним наклонились, и лохмотья пленки выразительно качнулись поверх обычных защитных комбинезонов, Йонге сообразил, что умудрился посшибать всю голографическую защиту.

Мгновения гордости долго не продлились. Его подняли подмышки – ноги так и не разогнулись, Йонге повис на руках бронированных парней – и один из них достал инъектор.

*

Рудольф матерился и раз за разом швырял в стену ботинок. Тот упруго отскакивал от прозрачной преграды и весело откатывался обратно к ногам механика. Рудольф подбирал его, снова швырял и выпаливал очередную тираду на берлинском.

Без глейтерных подсказок Йонге ничего не понимал, но убедиться в том, что напарник жив, было чертовски приятно. Не слишком мешали даже вялые ноги.

К глубокому облегчению, после инъекции общая скрюченность его отпустила. По ощущениям, использовалось что-то вроде биоэлектролита, успешно компенсировавшего самоподжаривание. Однако за стометровку, да и за обычный бодрый шаг, Йонге поручиться никак не мог.

Методы ютовцев можно было бы даже назвать гуманными. Парализатор выветрился быстрее, чем за час – валяясь в лифте, Йонге имел ни с чем несравнимое удовольствие наблюдать за часами, отмеряющими станционное время.

– Сучьи потроха!

Натянув многострадальный ботинок, Рудольф тяжело прошел к стене и постучал кулаком по лифтовой панели. Та не отзывалась. Рудольф ударил сильнее, но добился лишь яростного писка кнопок. Насколько мог видеть Йонге, не поддалась ни одна. Пластик был крепким. Таким же, как корсет, принявший на себя больше дюжины игловых зарядов. Корсет с напарника содрали, но Йонге успел разглядеть в нем с десяток игл и знатно вздрогнуть, представив, как убойно сказался бы весь этот коктейль, попади он в кровь напарника напрямую.

Пройдя обратно, Рудольф с размаху опустился на пол и водрузил подбородок на руку. Побарабанил пальцами по колену. Йонге видел, что Рудольф сел в немыслимую для себя дамасскую позицию – и это снова было приветом синхронизации – но молчал. Сказать было нечего, а угадывать мысли напарника он перестал. Обидно было понять, что без глейтера он может ориентироваться только на мимику.

– Сам как? – буркнул Рудольф.

Йонге молча поднял большой палец. Прикушенный язык по-прежнему болел, и лишний раз им ворочать не хотелось. На пальцах глянцево поблескивала кожа, покраснев полосами там, где раньше красовался добрый десяток девайсов.

Рудольф потянулся и ухватил его за подбородок. Йонге скривился, мотнул головой, высвобождаясь.

– Дай посмотреть! Не откусил же ты его совсем.

– Н-не.

– Эй вы, мать вашу! – снова заорал Рудольф, повернувшись к прозрачной стене. – У вас тут человек помирает, между прочим!

Лифт по-прежнему оставался неподвижен. Прочная коробка висела в шахте, предусмотрительно очерченной красными аварийными маркерами. Никто из посетителей станции в скользящих мимо кабинах не пытался присмотреться, и Йонге мрачно подумал, что прозрачная часть футляра наверняка затонировалась.

– Вот блядство, – прошипел механик.

Йонге тоже скрестил ноги, упер в них локти и уткнул оба больших пальца в переносицу. Чертова синтетическая баба, перековавшаяся в чертова синтетического мужика, не давала дышать спокойно. Даже на фоне охренительного пробоя в памяти инсалар – Йонге был уверен, что именно водоплавающий едва не изжарил ему мозги своей передачей – эта новость оставалась шокирующей.

– Слушай, ну тут нам точно кранты, – Рудольф снова барабанил по колену. – Это же пиздец. Как там ее? Майор? Целая хренова корпорация!

– Медленнее – буркнул Йонге. – Не понимаю.

– Чего?

Рудольф решительно распутал ноги и сдвинулся поближе. Все-таки ухватил Йонге за голову и заставил поднять. Наклонился, пристально рассматривая.

– Зрачки одинаковые, – констатировал он. – Сотрясения нет. Что не так?

– Я мысли не улавливаю, – Йонге неловко потыкал себе в шею. – Чип разбился.

Теперь Рудольф заставил его наклонить голову. Повертел так и эдак. Йонге терпеливо вынес осмотр. На удивление ничего не болело. То ли обрубило нервы, то ли боль в языке перебивала все остальное.