— Я тоже.

— Вот это моя девочка.

Он бросает на нее лишь один, короткий взгляд, а внутри все начинает плавиться. Ей ничего не нужно в жизни: ни дорогая одежда, ни разнообразная еда, ни машина, ни удобства. Только его поощрение и одобрение. Его улыбка. Он рядом. Просто он. И больше ничего.

За эти годы Энзо стал для нее не просто другом. Не просто старшим братом. Он стал учителем, первооткрывателем, обоими родителями одновременно, эталоном, кумиром, какой-то тенью Бога. Всем, буквально всем. Она могла бы дышать им, могла бы спать в его ногах, могла бы существовать только его словами, если бы он захотел. И это не было неуважение к себе или пресмыкание, это была любовь, чистая, глубокая, преданность и благодарность, благодарность за еще один шанс начать жить, за уроки, за все, что он ей дал.

А он дал ей действительно все. Дом, семью, одежды, еду, поддержку, опору и себя, без остатка. Он заботился о ней, делал все, чтобы у его «сестры» все было только самое лучшее, занимался ее воспитанием и обучением, напрочь забив на свободное время и личную жизнь. У него была цель — вырастить ее человеком, вырастить ее для себя, и он ни перед чем не останавливался на пути к ней.

— Нормально? — Энзо сдувает с глаз челку и скользит взглядом по вечно бледному лицу Елены. — Не жмет? Не хочу, чтобы эта хрень еще больше рану натерла, хуже будет. Так что, если не так, лучше сразу скажи.

— Нормально, — она отработанным движением дергает запястьем и позволяет себе секундную улыбку, после чего снова превращается в камень. — Спасибо.

Мужчина, еще секунду вглядываясь в ее лицо, встает и поднимается на второй этаж, закрывшись в душе. За эти двенадцать лет она изменилась: страх сменился уверенностью, она научилась управлять своими эмоциями, держать себя в руках, полностью контролировать свои действия. Единственное, что осталось — это благоговение перед ним. Если у него были проблемы или кто-то мешал ему жить, эта маленькая девочка была готова броситься с кулаками на обидчика, закрывая Энзо собой до последнего. И ей было плевать, куда идти и что делать, главное, с ним, главное, за ним, а все остальное словно и не имело значения.

А еще она выросла. Он даже не успел заметить, как маленькое, едва различимое от пола существо с грязными, слишком длинными волосами непонятного цвета, почти прозрачной, бледной коже, с тонкими конечностями выросло в сильную и красивую девушку с медовыми глазами и волосами цвета шоколада чуть ниже плеч. Она не любила длинные волосы, предпочитая убирать их в косичку или пучок, и с радостью бы состригла их до каре, но он слишком любил ее волосы. И она была красива, действительно красива.

Все чаще Энзо ловил себя на мысли, что смотрит на нее дольше, чем следовало бы. На темные волосы, сворачивающиеся от влажности в колечки, на длинные пушистые ресницы, на пухлые губы, не понимая, почему ему стыдно. Стыдно отмечать, что с каждым годом она все больше и больше меняется, становясь женственнее, стараясь не думать о том, что будет, когда у нее полностью сформируется фигура. Она стала ему членом семьей, если не ребенком, то сестрой. А сестру точно не хотят.

— Возьми себя в руки, — шипит он сквозь зубы, ударив кулаком по плитам, и прижимается к ним лбом, плотно прикрыв глаза.

Он настолько посвятил себя ей и ее воспитанию, что практически забросил любые отношения с другими девушками. Только изредка, раз в месяц, убедившись, что Елена крепко уснула, он позволял себе ночь с очередной любовницей, подцепив первую попавшуюся девушку, и отыгрывался на ней всю ночь. И ему не были нужны имена, обещания и контакты, ведь он знал, что дома ждет та, ради которой он теперь живет.

— Еще раз! — рявкает Энзо, запустив руку в волосы. — Я уже говорил, черт возьми: я не друг тебе сейчас, я ублюдок, который собирается изнасиловать тебя и убить. Даже самым своим крутым ударом ты не сделаешь мне больно, так что нападай! Прекрати медлить!

Елена нервно облизывает губы и крепче сжимает дрожащие руки в кулаки. Она знает, что должна это сделать, так как это очередной урок, но она просто не может ударить его, слишком неправильно. Но он настаивает, повысив голос, и она бросается вперед, пытаясь обманным движением ударить его в солнечное сплетение. Но мужчина спокойно парирует ее удар, и она шипит от удара по плечу.

— Возьми себя в руки! — уже почти орет он, сверкая глазами. — Смотри на меня, мне прямо в глаза, Елена! Я — твоя мать, твой отец, этот ушлепок Клаус и все, кто когда-либо обижал тебя. — Она застывает, напряженно слушая его и ощущая, как внутри поднимается гнев. — Ты слабая и хилая, ты ничего не можешь, у тебя нет будущего, ты отброс общества, ты никто, ты пустое место и всегда им будешь! — шипит он ей прямо в лицо, и Елену начинает трясти. Все тело охватывает ярость, и она, скрипнув зубами, метит ему в лицо, потом в плечо, потом в живот, стремительно меняя направление, словно пытаясь сбить партнера с толку.

Они, как танцоры, перемещаются по кругу, меняясь местами и нанося друг другу удары, внимательно следя за действиями «противника». Он тянет ее за волосы, она оставляет рваную царапину на его руке, он больно выворачивает ее руку, она бьет его локтем в ребра, после чего, воспользовавшись секундной передышкой, ударяет его коленом в пах. Энзо успевает парировать ее удар, и он приходится в бедро, но мужчина все же негромко ругается, на мгновение прикрыв глаза. Елена мгновенно останавливается, внимательно вглядываясь в его бледное лицо, по которому струятся капельки пота, и тяжело дышит.

— Неплохо, — наконец подводит он итог, не поднимая глаз, и она облегченно выдыхает, однако в следующую секунду он бьет ее под колени ногой и валит на пол, нависнув сверху, — однако бдительность не стоит терять никогда. Особенно когда имеешь дело с мужиками. А у них…

— … непонятно что в голове творится, — заканчивает она его фразу, облизав губы. Энзо не шевелится, глядя в ее глаза, и едва слышно чертыхается, когда ощущает, как напрягается под ним ее тело. Рывком встав, он поднимает ее на ноги и отряхивается.

— Уже лучше, но ты должна действовать увереннее. Драка — это тебе не танец, Елена, тут не о красоте речь, а о том, чтобы вдарить уроду, который напротив, как можно сильнее. И еще, запомни, — он поднимает руку, привлекая ее внимание, — даже лучшие друзья могут стать врагами. А вот враги друзьями — никогда. Это лишь самообман. Поняла?

— Да.

— Отлично. Я вернусь поздно, — Энзо снимает через голову футболку, вытираясь ею, и кидает ее в корзину в углу комнаты, — и я надеюсь, что в этот раз ты не будешь ждать меня до пяти утра.

— Я не могу спать, пока ты не дома, — шепчет Елена, разглядывая свои забинтованные руки, — мне неудобно. И слишком тихо. И радио с телевизором не помогают. Мне нужно слышать твое дыхание.

— Наши спальни на разных этажах, Котенок.

— Не важно. Я слышу тебя даже с первого этажа. И тебе это прекрасно известно.

— Конечно, конечно, — он подходит и прижимает ее к себе, так крепко, что становится больно, но она льнет к нему, обхватив его сильные накаченные плечи, и вдыхает его запах.

Она бы могла потратить жизнь на то, чтобы вот так стоять с ним, слышать стук его сердца, ощущать тепло его тела, растворяться в его объятиях, делить с ним воздухом. Но такие мгновения были очень редко, потому что Энзо был каким угодно, только не нежным. Как и она. Она редко улыбалась, почти никогда не смеялась, не любила юбки и платья, не переносила косметику, напрочь отказывалась от духов.

Энзо иногда шутит, что вырастил из девчонки парня, и ей это нравится. Нравится соответствовать ему, нравится повторять за ним, становиться все более и более похожей на него, потому что это главная цель ее жизни — быть всегда рядом его послушной тенью.

— Расскажи еще, — Елена медленно перебирает волосы Энзо, который лежит на ее коленях, и он усмехается, покачав головой. Мурчит, как кот, и довольно закрывает глаза, устроившись поудобнее.