Скажи мне, гордый человек, где город Гондолин?
Нет-нет, про пытки и побег потом поговорим!
Иною жизнь оставил я и дал обет идти,
Идти в далекие края (да уж) и спрашивать пути:
А не Гондолин ли это,
А не Гондолин ли это,
А не Гондолин ли это?
Нет, не Гондолин!
Хочу иметь я этот мир, весь от земли до звезд:
Улыбку Варды я сотру, разрушу звездный мост!
Я как-то в Форменос вошел — и Финве умертвил,
И руки нафиг все пожег о дивный Сильмарил!
А не Сильмарил ли это,
А не Сильмарил ли это,
А не Сильмарил ли это?
Горячий, зараза, значит — Сильмарил!
Я мог бы много рассказать о гибельных местах,
Где только страх меня спасал — презренных нолдор страх!
Им не найти ночлег и кров, огня не раздобыть,
Страшней меня им нет врагов,
Им некого спросить:
А не Гондолин ли это,
А не Сильмарил ли это,
А не Лютиен ли это?
Ой, НЕ, не Лютиен!
Но как мне не любить весь мир, весь от земли до звезд?
Ведь темный эльф мне даст ответ на вечный мой вопрос,
С улыбкой гнусной скажет мне предатель Маэглин:
“Разуй глаза — перед тобой твой дивный Гондолин!”
А не Гондолин ли это,
А не Гондолин ли это,
А не Гондолин ли это:
Опа — Гондолин!
Иди же, глупый человек, в свой “тайный” Гондолин,
Где ночью двери отопрет предатель нам один,
И знаешь, что произойдет? (ну, дайте рифму, блин!…)
Короче, скоро в прах падет твой дивный Гондолин!
А не Гондолин ли это,
А не Гондолин ли это,
А не Гондолин ли это:
В прошлом — Гондолин!
А ныне че по развалинам-то ходить?
Орки рассмеялись. И их лидер сказал мне: — Ты правда менестрель! Забирай своих выживших! Только вот нету их! Мы всех убили... — Орк вышел вперед, остановившись на границе чар и принюхался. — А почему с тобой гномы и старик? Мы не всех нашли что ли? Отдай их нам! — Город людей и город гномов ваш, а выживших я забираю себе. Ты сам сказал, что мне можно! Детей из города я тоже заберу! — Нет здесь никаких детей! — Есть. Просто вы их не нашли. Как и гномов со стариком! Я первый их найду, значит они будут моими! — Так не честно! Мы первые сюда пришли, мы хотим съестьих! — Честно? Что это за слово такое? Посмотри сколько вокруг мертвечины. Ешь сколько влезет, чего все воронам оставлять? В Мордоре вообще оркам есть иногда нечего. Друг друга жрут постоянно. А у вас тут пир! — Я обвел рукой окружающее пространство, указывая на горы трупов. — Ха-ха! И то верно! Забирай детей, если они тут есть. У нас все равно еще много мяса! Я смотрел на башню, мысленно снимая с нее чары. Закончив, я обратился к гномам: — Теперь смело проходите — чар на башне больше нет. Выводите лошадей и опустите наконец оружие! Не провоцируйте орков! Мне еще детей забрать надо, я их в другом месте оставил. Гномы понятливо кивнули и вошли. Наугрим стали выводить лошадей, а я осматривать окрестности. Орки оставались на своих местах. Хорошо. Пересчитав лошадей, я начал вести нашу группу к зданию вход в которое казался обычной стеной. Камни раздвинулись, явив мне перепуганных детей. Они плакали. Трое детей Барда вышли вперед и старшая дочь заговорила: — Папа умер я знаю. Все умерли... Мы слышали. Вы пришли, что бы забрать нас в Рохан? — Да. Путь не близкий и мне придется вести вас через Зеленый Лес. — Не нужно. Просто отведи нас к ближайшей деревне... — Я обещал вашему отцу хорошее поселение и не изменю своего решения. В простой деревне столько голодных ртов, просто не примут. А земли коневодов сейчас процветают. — Я возьму их с собой в Железные Холмы. — Подал голос Балин. — Так всяко идти ближе, а Трандуил может и отказаться пустить в лес людей, пусть и детей. — Пусть девочка сама решает, она старшая из них. Не так ли Сигрид? — Гендальф огладил бороду. Сигрид кивнула и задумалась, глядя на детей. — Рохан далеко. Дети не выдержат дороги, а Железные Холмы ближе. — Сказала девочка в итоге. — Хорошо, мне же проблем меньше. Кстати о проблемах... Где Аркенстоун? — Гномы переглянулись, а Гендальф нахмурился. Я вздохнул. — Так понятно. Значит он остался у Барда. Эх. Даже не знаю, сработает ли, но... Акцио Аркенстоун — Сильмарильский камень Феанора! — Я как можно четче представил образ камня, если на ожерелье сработало, это не значит что и на артефакте Феанора у меня получится. Я что-то почувствовал. Камень где-то далеко почуял знакомую кровь и Свет Дерев. Он откликнулся и позволил себя призвать. Гномы, да и не только — весь наш отряд и орки, все смотрели как в нашу сторону летит звезда. Камень Королей светился ярче чем обычно. Он замедлил свое движение и плавно завис в воздухе передо мной. — Эта... вещь меня узнала. Вернее она узнала Кровь Рода, что создал ее. Иначе бы у меня не получилось ее призвать. Да и Свет у нас похож. Я не хочу трогать эту штуку. Если не обожжет, то проклянет точно. Признаться... Я боюсь этого камня, вернее того, что он способен сделать... с чужой судьбой. — Ты боишься Аркенстоуна? Почему? — Менестрель тогда сказал что камень проклят. И что любой, знающий природу камня, не возьмет его в руки. — Бильбо ответил гномам, а Гендальф кивнул. — Быть не может! — Гномы разумеется не поверили. — Можете забрать камень себе. Он же у вас вроде как Символ Власти. Торин, как я узнал, вообще на поход согласился только ради камня. — Я отвернулся от левитирующего сильмарила. Разумеется гномы его себе забрали. Небось отдадут Даину Железностопу. Мы начали движение, детей посадили на скакунов, а гномов пришлось к ним подсаживать — лошади были слишком высоки для них. — Ты когда камень к себе звал, сказал кроме Аркенстоуна еще и про какой-то Сильмарильский камень. Это тот самый? Из той песни о Гондолине? — Балин внимательно посмотрел на меня. — Да. Это он. Когда-то камни создал мой дед, потом пришел Злой Темный Валар Мелькор, которого после убийства моего прадеда — Короля Эльфов, назвали Морготом. Этот Валар создал орков и драконов. Моргот украл камни, но сжег себе ладони. Он носил камни в своей короне. Аркенстоун это буквально — камень из короны Моргота. Он был был брошен в огненное ущелье, а спустя тысячелетия, его нашли гномы в Одинокой Горе. Огненная река принесла сильмарил к вам, сделав его Сердцем горы. — А что с остальными камнями? — Спросил Балин, провожая взглядом какого-то орка, что скрывался в тени здания. — Один на небе стал звездой. Его отправили туда другие Валар. Это звезда Эарендиля, самая яркая на небе. Другой же угодил в пучину морскую. Что теперь с ним, мне не известно. — А проклят он, из-за того что в короне Злого Бога побывал? — Не знаю. По моему он с самого начала проклятым получился, не знаю каким вообще образом мой дед Феанор, его сделал. Его даже уничтожить невозможно, пробовали. Он даже купание в огне пережил. — А как это проклятие вообще работает? — Балин видимо серьезно заинтересовался этим вопросом. — Сначала жадность вызывает. Эти камни любили абсолютно все. И Валар, и эльфы, и гномы. Людям вроде все равно было. Потом из-за камней, от того что их не поделили, войны начинались. Война между гномами и эльфами Зеленого Леса, началась как раз из-за того, что гномы и Король Эльфов тогда такой же камень не поделили. Король хотел вставить сильмарил в ожерелье из валинорских камней, (то самое, что Владыка Трандуил требовал), поэтому и позвал гномьих мастеров. Те как камень тот увидели, сразу себе его захотели. Ожерелье стало единым с камнем и гномы потребовали его себе. Ожерелье ведь то, было создано мастерами гномов. И гномы заявили свои права и на ожерелье, и на камень. Короля это возмутило, начались взаимные оскорбления, в общем... Первого Эльфийского Короля Леса — Тингола, гномы-ювелиры разорвали голыми руками прямо в его сокровищнице. Эльфов это обозлило и за гномами отправили погоню... Таким образом вражда эльфов и гномов началась из-за звезды Эарендиля. — Так вот почему Владыка Леса так на Трора тогда обиделся... — Эльфы живут вечно и никогда ничего не забывают, а обиды тем более. — Торин от сокровищ Эребора разума лишился, а Траин — его отец никогда такого не показывал. — Балин задумчиво почесал макушку. И посмотрел на приближающиеся стены Дейла. — Не знаю. Сокровище или нет. Но проклятие дракона тоже сильно. Камень заставляет любить только себя, насчет остальных богатств я не уверен. Свет камня — это слияние света предшественников Солнца и Луны воедино. Он просто не может кому-то, хотя бы чуть-чуть не нравиться. Чернокровые это исключение, они свет ненавидят, а унголианты были бы не прочь его сожрать, если бы им хватило сил выдержать этот свет. Что там в нем еще, кроме неразрушимой оболочки я не знаю. Но в камне есть живой огонь, и этот камень каким-то образом думает. Он узнал меня. Но я не доверяю тому, что думает не пойми чем, тем более какой-то камень! А если учесть его кровавую историю, то мое опасение вполне понятно...
