В адрес радикальных критиков дзэна иногда высказывается следующее возражение: поскольку дзэн не поддается определению, не имеет догматов и в принципе является недихотомичным и невыразимым, то он не может иметь ни достоинств, ни недостатков. Иначе говоря, дзэн — это лучшее из всего существующего, его совершенство скрыто в несовершенном, он абсолютен сам в себе, следовательно, мы не можем ни прославлять его, ни порицать, а лишь жить в нем со смиренной благодарностью. Подобное говорил Христос: "Будьте совершенными, как совершенен Отец ваш на небесах", и можно предположить, что некоторые наши действия совершенны, они являются дзэном в том смысле, что представляют собой самые лучшие из возможных действий в данных условиях для данного конкретного человека с его неизбежной ограниченностью. Но "совершенное" деяние несовершенного существа продолжает быть несовершенным в собственном смысле этого слова. У раннехристианских мистиков слово "деификация" не звучало как еретическое — оно выражало unto mistica[6], но является ли Бог, с которым они были "слиты воедино", таким же нетерпимым, темным, лишенным чувства юмора, глухим к красоте, поэзии и искусству, жестоким и глупым, какими часто бывали они? То же происходит и с дзэном. Мой дзэн зверски убивает котов, но дзэн Нансена[7] — нет. Эно высмеивает дзадзэн, но как реагируют на это другие? Доктор Судзуки видит дзадзэн в человеке, который сражается с быком; я вижу его в быке. Если у тебя не было кенсэ, то все, что ты говоришь о дзэне, не достойно внимания. Но как мало смысла и чувства, как много самомнения и предвзятости обнаруживают те, которые его пережили! Дзэн является лишь иным абсолютом, но на этот раз лишенным атрибутов, безгранично свободным, по своей природе подобным безымянному Богу Экхарта, так что, атакуя его, мы раним самих себя.

Однажды, когда Танка пребывал в святыне Иеренйи в Чангане, было так холодно, что он взял фигурку одного из троих Будд и сжег ее, чтобы согреться. Служитель-монах взорвался: "Что ты себе воображаешь, сжигая моего Будду?" Танка поворошил своей палкой пепел и произнес: "Я жгу его, чтобы получить шарира" (шарира — это неуничтожимая субстанция, которая, по преданию, всегда обнаруживается после кремации в пепле святого). "Как может деревянный будда оставить какое-то шарира?" — спросил монах. "Если же у него нет шарира — сказал в ответ Танка — возьмем-ка мы двух оставшихся Будд и сожжем и их также".

Шарлатан религиозного типа всеща перескакивает с того, что абсолютно, на то, что относительно, и наоборот — в зависимости от выгоды. Поклонение деревянному изображению — это нонсенс, непочтительность по отношению к нему лишена смысла. Жертвовать пищу духам умерших, живущих или нерожденных — это предрассудок, и дзэн более других должен презирать это. Петь национальные гимны, подымать флаги, бить поклоны перед святынями и во время богослужений, считать некоторые вещи священными, читать газеты — это безумие и одновременно безвкусица, и, естественно, одно не существует без другого.

Что такое дзэн? Дзэн означает смотреть на вещи глазами Бога, то есть стать глазами вещи, чтобы она смотрела на себя нашим взглядом. Но этого недостаточно. Импрессия всегда должна сопровождаться экспрессией. Импрессия без экспрессии — это еще не импрессия. Экспрессия без импрессии невозможна. Но импрессии и экспрессии еще недостаточно. Экспрессия без рецепции бессмысленна. Нет экспрессии, если она направлена в пустоту. Поэтому искусство, музыка, поэзия и требуют двоих. Почему лишь двоих? Как можно требовать толпы, если нельзя встретить даже двух умов с одинаковыми мыслями? Таиттирийа упанишада говорит:

Здесь говорится или свидетельствуется о том состоянии ума, где нет разделения на "я" и "не-я". Отношение "Я" к универсуму не представляет собой интеллектуальную или эмоциональную проблему, поскольку "я есть это". Нет добра и зла, истинного и неистинного, прекрасного и отвратительного.

Аскетизм, цинизм, стоицизм, анимизм, мистицизм, юмор — все это свидетельствует о присутствии дзэна, равно как и неконвенциональность, естественность, скромность, свобода в жизни, литературе и искусстве Востока и Запада. Но в то же время, как я уже упоминал, существует едва заметное двойное течение в истории и в деяниях человечества — поток из Индии в Китай и Японию, а также из Индии — в Грецию, Персию, Египет и Европу. Скорость потока была разной, не только из-за географических факторов, но также потому, что Европа и, прежде всего, Греция тоже хотели "овладеть миром' миром, являющимся в данном случае миром чистого интеллекта, о котором Дальний Восток знал немного. Греки ни на мгновение не могли отступить от своих категорий, своих рациональных вопросов и рациональных ответов. Китайцы — если только это не чрезмерное упрощение — с самого начала не обладали анализом, это же можно сказать о японцах, которые всегда ненавидели логику и психологию и, возможно, такими и останутся. Греки были мужчинами, китайцы и японцы — женщинами, а женщины всеща более правы, чем мужчины. Китайский и японский дзэн (кроме бушидо [9]) был женским с его недостаточным интеллектуализмом, с его практицизмом, консерватизмом, склонностью к предрассудкам, неспособностью к науке, с его самодовольством, увлеченностью ритуалами и фантастическими костюмами, а также — за исключением особых случаев — отсутствием чувства юмора.

Стоицизм представлял собой попытку приблизиться к дзэну через нравственность. Когда моралистика обобщает и становится абстрактной, она отходит от дзэна. Та же опасность таится и в мистицизме. В конечном итоге он становится безграничным, неопределенным, пустым. Все растворяется в Боге или в Природе. Дзэн никогда, ни на минуту не теряет контакта с тем, что существует как особое, конкретное, предметное, поэтому мы можем назвать пещерное искусство палеолита периодом дзэна, хотя в то время мистицизм уже существовал. То, что мы пишем об этом искусстве и о дзэне, само по себе является примером интеллектуализирования, дистиллирования, умерщвления дзэна, означающего жизнь и живую материю.

Мистицизм — это состояние единства, воссоединения личности с тем, что безлично. Эта связь, естественно, возможна только тогда, когда личность является безличной, а то, что безлично — личностно. Это часть значения Трех Тысяч Слов философии тендаи[10], слов, взаимопроникающих и уравновешивающих друг друга таким образом, что удерживается каменная тишина. Камень глядит равнодушно, Бог злой, а мы ему прощаем, дерево над нами вздыхает в глубине своей утробы, и Ад лежит на Небесах, и нет Небес помимо Ада.

Можно было сказать, что дзэн и мистицизм создают тот мостик, который связывает — как исторически, так и духовно — Восток и Запад. В этот же ряд можно с уверенностью поставить японскую систему воспитания. В таком случае Индия является основным источником мировой культуры; два течения, устремленных на восток и на запад, восточное — с его китайским и японским искусством, поэзией и религией; и западное — с итальянской живописью, немецкими мистицизмом и музыкой, а также английской поэзией.