Круг живших на той магале замыкает усадьба Марка Ткачука, имя которого, среди старожилов, до сих пор носит мост, о котором мы ведем наш рассказ. Родился Марко Ткачук на территории древней Подолии в селе Драганивка Каменец-Подольской губернии в 1882 году в семье Ткачука Иосипа и Софии, третьим по счету ребенком.
Самый старший из братьев, Максим, точная дата рождения которого мне неизвестна был женат на Соломии, старшей сестре моей бабушки Явдохи. Иван Ткачук, которого в селе называли Иванко, родился в 1880 году и самый младший, Юрко появился на свет в 1888 году. Вскоре после рождения Юрка скончался глава семьи Иосип Ткачук. В составе других переселенцев в Бессарабию София Ткачук переехала с четырьмя сыновьями.
Уже на территории Бессарабии во вновь образованном селе Елизаветовка в самом начале прошлого века Марко Ткачук женился на польке Антонине Климовой из клана Бульбаков, с которой имел три дочери: Марию, Анну и Раису. После смерти Антонины, Марко Ткачук привез в село вторую жену Анну Тимофеевну Кошулян, работавшую, по рассказам старожилов, стрелочницей на железной дороге ст. Гринауцы. 28 сентября 1940 года у них родился довольно поздний ребенок. Назвали его Евгением.
Женю Ткачука я помню с тех пор, как помню себя, брата Алешу, соседей Кордибановских и Гориных. Они были погодками: Алеша, Адольф Кордибановский и Ваня Горин, жившие напротив, и сам Женя Ткачук. Женя, как я говорил, был сыном старого Марка Ткачука. Адольф, старше его на год, приходился Жене племянником, так как мама Адольфа Раина была младшей дочерью Марка от первого брака. Летом они проводили время в нашем садочке, качаясь в импровизированном гамаке, устроенном из веревок и большого старого рядна.
В конце лета отец привез с тока несколько возов вымолоченной соломы. До вечера сложил высокую скирду. Осталось несколько больших охапок, которые отец уложил между забором и старой сливой. Наутро отец ушел на работу. Четыре друга сложили солому по своему. Настелив жерди, обложили их соломой. Получился великолепный шалаш. Я любил играть в том шалаше, когда брат с друзьями уходил на озеро, либо на бульвар.
Шалаш простоял до осени. Однажды по дороге в огород мама уловила запах табака. Она тут же известила об этом отца. Курящие приятели выскакивали из соломенного шалаша, как выстреленные. В тот же день шалаш был разобран с воспитательной целью и из-за страха перед пожаром. Рядом с нашей скирдой через забор стояла скирда соседа и длинный сарай под соломенной крышей. Разбор полетов показал, что курили друзья папиросы "Прибой", украденные Ваней Гориным в сельском кооперативе, в котором работал продавцом его отец, Василько Горин, недавно похоронивший жену Санду, маму Вани. Самого Ваню за смуглую кожу, смоляные брови и свойства характера сверстники прозвали Жуком. Покойная Ванина мама Санда была дочерью Юрка Ткачука, младшего из братьев.
Санда родила Васильку дочь Анюту и упомянутого знаменитого Ваню. Анюта, вышедшая замуж за Матиева Ивана (Ивана Матвеевича Тхорика), в сорок восьмом родила Сережу. Живший тогда у деда Василька, дом которого находился через дорогу от нашего двора, Сережа был непременным участником наших детских игр и технических увлечений. Ныне здравствующий старший сын Сережи Александр Сергеевич, закончив Каменец-Подольское высшее военное училище служил в Молдавской армии начальником саперного подразделения. По слухам сейчас он в Канаде. Младший, Владимир Сергеевич - журналист.
В то время мой отец работал заведующим колхозным ларьком в Могилеве. Приезжая, отец пересчитывал выручку. На второй день сдавал выручку в колхозную кассу. Я крутился рядом, "помогая" отцу считать деньги. Отец складывал деньги по сотням, затем одной сложенной купюрой из этой сотни отделял одну сотню от другой. В конце пересчета горсточку монет достоинством в одну и две копейки высыпал мне на ладонь.
- Это тебе на детский сеанс. - говорил отец.
Мне не хватало сообразительности положить копейки до сеанса в укромное место. Я выходил к "святой троице", потрясая и позванивая монетами в, сложенных поперек ковшиками, кистях. Ваня Горин не выносил звона монет в моих ладонях.
- Сколько у тебя денег? Покажи!
Я открывал ладони. Ваня пальцем быстро пересчитывал монеты и неизменно говорил:
- Мало! Хочешь иметь вот столько копеек? - Ваня разводил руки, показывая воображаемый мешок размером в большой мяч.
Отказатся от такого количества денег? Я не считал себя дураком.
- Надо посеять эти деньги! Размножатся! Вырастет много, сразу на десять сеансов! Надо посеять в таком месте, чтобы никто не знал, кроме тебя. Идем, я покажу, где посеять.
Мне льстило, что Жук, намного старше меня, держится со мной на равных и заботится о приумножении моего состояния. В укромном месте мы сеяли копейки в выкопанную ямку. Ваня опускал в ямку пару своих монет. Монеты присыпали землей:
- Пусть вместе размножаются! Больше будет. А теперь остается ждать!
Ждать долго я не умел. Чаще всего на следующий день я откапывал мои копейки в надежде увидеть только что вылупившиеся малюсенькие копейчата. Нетрудно догадаться, что посеянные монеты в ямке отсутствовали. Заподозрив в Ване недобросовестного компаньона, я шел к нему.
- Ты что, откапывал? - честные глаза Жука смотрели на меня серьезно и укоряюще. - Я же тебе говорил! Когда копейки прорастают, их не видно. А в разрытой ямке они пропадают!
Я, чувствовавший свою вину, молчал.
- Ну вот! Из-за тебя пропали и мои деньги. Теперь будешь должен мне!
Учитывая недополученную прибыль от не размножившихся копеек, мой долг перед Жуком рос, как на дрожжах.
Однажды троица окружила меня в очередной раз:
- Ты знаешь, где отец носит деньги?
- Знаю, - гордо сказал я. - Вот тут.
Отец всегда носил деньги в нагрудном, закрывающемся клапаном, кармане суконного кителя. Последовал краткий инструктаж.
Вечером друзья пошли в кино. Уставшие за день, родители задули керосиновую лампу и легли спать. Услышав мерный храп отца, я тихо встал. Взобрался на широкую лавку. Встал на ноги. Голова моя оказалась на уровне карманов отцовского кителя. Отстегнув клапан, засунул руку в карман. Там была довольно толстая пачка бумажных денег. Нащупав одну бумажку, вытащил её. Аккуратно застегнул клапан кармана. Бумажную денежку сунул под подушку. Улегся и... уснул.
Проснулся я утром от громкого разговора. Отец сердито о чем-то спрашивал Алешу. Алеша отрицательно качал головой. Отец поднял Алешину подушку. Положил обратно. Проверил карманы брюк:
- Где двадцать пять рублей?
По тем временам это были большие деньги.
Я мгновенно вспомнил всё, что было вечером. Сев в кровати, я прикрыл подушку моими руками. Поняли кое-что и родители. В итоге под моей подушкой отец нашел смятые двадцать пять рублей.
Отец потом рассказывал, что возможно, пересчитав деньги, он мог подумать, что ошибся в счете. Но я оставил на месте преступления важную неопровержимую улику. Когда я в темноте застегивал карман, к клапану кармана я пристегнул пуговицу обшлага, поднятого моей головой, рукава кителя. Мешая отцу одеть китель, рукав, пристегнутый к клапану кармана, сообщил отцу о ночном злодеянии.
Последовавший разбор полетов имел эффект. Деньги в своей жизни я больше никогда не воровал. Мне было тогда пять лет. Алеше, Ване Горину и Жене Ткачуку было соответственно 13, 11, и 10 лет.
Будучи школьником, я однажды пошел к, жившему напротив Адольфу. На расчерченном куске картона друзья играли в шахматы. Шахматы, оказывается, вырезал из вербы Женя Ткачук. Я потерял покой. Наточив нож, я без конца вырезал шахматы. Но мои шахматы, в отличие от Жениных, все были разного роста. Степень их изящества оставляла желать лучшего. На доске они не стояли, валились в разные стороны. Но я не успокаивался и не унывал. Рогатки и пистолеты я научился вырезать быстро и красиво. Главными в моем творчестве были свистки. Я вырезал их из кленовых и ивовых веток. Свистки мои пользовались большой популярностью. В восторге от нашего свиста пребывали все, кроме взрослых.