Меня больше увлекала практическая часть радиолюбительства. В панельку детектора на комсомольце я воткнул ДГЦ - 4. Громкость почти не увеличилась, но шума стало меньше, слова стали разборчивее.

Отогнув лепестки снизу, я освободил переменный конденсатор. Обрезал провода, оставив место для скрутки. Уже через час, убрав ферритовый стержень из катушки одного из "Комсомольцев", подключил к обоим концам катушки одну секцию конденсатора переменной емкости. Я уже знал, что саму катушку называют индуктивностью, а конденсатор емкостью. Соединенные параллельно, они образуют резонансный контур, или просто контур.

Кроме параллельного, существует еще и последовательное соединение. Антенна, контур и заземление образуют последовательное соединение. По крупицам я впитывал в себя сведения по азам радиотехники, общаясь с Тавиком и Мишей. В последней четверти седьмого класса на уроках физики мы делали первые шаги в изучении электротехники. Мое умозрительное восприятие основ электротехники и радиотехники уже шагало впереди практических навыков.

В восьмом классе я продолжил учебу в Дондюшанской школе. Она тогда была русско-молдавской. В начале сентября я увидел объявление, что по четвергам в школе собирается кружок радиолюбителей. Руководил кружком лаборант физического кабинета Толя Руссу.

В кружке участвовали более десяти человек. Среди них были три моих одноклассника: Аркадий Дудко, Шура Аникин и Валера Мощенко. Из них только Аркадий Дудко имел определенные знания и навыки в радиотехнике. Шура и Валера были совершенными новичками.

Как-то после уроков Аркадий пригласил меня к себе. Они жили в угловой квартире двухэтажного типового дома. Отец Аркадия был каким-то начальником на сахарном заводе. Дома у Аркадия была отдельная небольшая комната. Кроме письменного стола, у стены стоял канцелярский стол, уставленный радиодеталями, уже собранными узлами и книгами по радиотехнике. Но меня поразило наличие на столе тестера ТТ-1. Точно такой я видел у Миши, когда он ремонтировал Родину - 52 у Савчука.

В школе, между тем, дела мои шли неважно. Я значительно отставал от одноклассников на уроках французского языка. Требования Елизаветы Абрамовны были гораздо выше моей подготовки в сельской школе.

Да еще и контрольную работу за первую четверть по физике завалил. Не решил задачу по рычагам, так как не знал, что такое шлагбаум. С легкой руки школьных остряков ко мне приклеилась кличка "Дярёвня". В результате за первую четверть в табеле об успеваемости у меня красовались две тройки: по физике и французскому.

Преподаватель физики Семен Давидович в классе объявил, что троечникам в радиокружке делать нечего. Я с трудом упросил его поверить, что исправлюсь. Во второй четверти в табеле уже стояла четверка. А далее и до конца одиннадцатого класса по физике у меня были одни пятерки. А по французскому, при большинстве отличных оценок в аттестате зрелости, Елизавета Абрамовна, скрепя сердце, выставила четверку, чтобы не портить сам аттестат.

На квартире я жил у Сусловых, которые уже несколько лет назад переехали в Дондюшаны. Заниматься радиотехникой, понятно, у меня возможности не было. Я часто бегал к Никите на маслосырзавод, в поселковый радиоузел и к Аркадию. Родители его относились ко мне более, чем благосклонно. Мы вместе выполняли домашние задания, потом занимались радиотехникой. Часто меня не отпускали, пока я не поужинаю.

За период учебы в восьмом классе я собрал свой первый приемник прямого усиления, первый усилитель низкой частоты. Во время зимних каникул в Черновцах я приобрел паяльник, который прослужил мне без малого тридцать лет. Используя корпус "Комсомольца" и купленный миллиамперметр, я собрал примитивный, но так нужный мне вольтомметр. Для проверки исправности узлов радиоприемника собрал простейший генератор сигналов на неоновой лампочке.

В первый же день учебы в девятом классе я с огорчением узнал, что отца Аркадия Дудко перевели на другой, более мощный сахарный завод. Еще летом туда со всей семьей уехал и Аркадий. Навсегда.

Считаю, что моему поколению повезло. Мы попали в, ныне ругаемый, хрущевский период реформ народного образования. Вместо десяти классов, стало одиннадцать. Вместо шести учебных дней в неделю, мы ходили в школу четыре дня. Два дня было отведено для производственного обучения. В девятом классе это были понедельник и вторник, в десятом - среда и четверг, в одиннадцатом - пятница и суббота.

Я попал в группу подготовки слесарей по контрольно-измерительным приборам и автоматике (КИП и А) на Дондюшанском сахарном заводе. С благодарностью вспоминаю то чистое и честное время. Мы занимались по программе ремесленного училища.

Меня до сих пор поражает добросовестное отношение к нам инженерно-технического персонала, мастеров и слесарей. Там все было серьезно. Днем мы работали в цехах, а в четыре часа вечера заведующий лабораторией КИП и А Сергей Нестерович Подольский читал нам лекции, которые мы, впервые в жизни, учились конспектировать.

Не обходилось без курьезов. На итоговом занятии по электронным лампам Сергей Нестерович поднял Вальку Гавдюка, учащегося в молдавском классе. Тот успевал слабо. Выдающиеся успехи у него были в спорте. В ответ на вопрос преподавателя Валька упорно молчал. Ребята встали на защиту:

- Он знает, но только на молдавском.

Сергей Нестерович, проживщий всю жизнь и закончивший институт на Украине, согласился:

- Хорошо. Только кто будет переводить?

- Единак! - был общий крик. Ребята были уверены, что работу тетрода я расскажу, а Вальке ожесточенно шептали на молдавском языке:

- Говори хоть что-нибудь, черт тебя возьми. Анод, катод, электроны, электроды, провода, хоть что-нибудь. Давай!

Валька стал говорить. Я добросовестно "переводил", повествуя об особенностях работы тетрода и роли экранной сетки.

Валька запнулся. Его словарный и технический резервы были исчерпаны. Я еще полминуты, увлекшись, говорил о лучеобразующих пластинах. Дальше Сергей Нестерович спрашивал других. Своим вниманием он обошел только меня.

В итоге Сергей Нестерович обнародовал наши оценки. Не обошел и меня с Гавдюком:

- Гавдюк что-то знает, на маленькую троечку. Эйне кляйне драй.

(Во время войны восемнадцатилетним юнцом Сергей Нестерович, в совершенстве владевший немецким языком, был заброшен в составе особой диверсионно-разведывательной группы в Венгрию).

- А Единаку, - очень серьезно продолжал наш наставник, - за перевод ставлю единицу.

И против моей фамилии поставил огромную жирную единицу. Засмеялась вся группа лишь после того, как шаги Подольского стихли на лестнице, ведущей в его кабинет этажом ниже.

Тем не менее, мы оставались детьми. Зимой темнело быстро. В половине пятого включали огромную пятисотваттную лампу в красном уголке ТЭЦ, где Сергей Нестерович читал нам лекции. А нам было всего по пятнадцать лет. Кем-то наученные, ребята из молдавского класса поставили стул на стол и самый высокий из нас, тот же Валик Гавдюк, залез наверх. Он открутил лампу и, нажевав бумаги, наклеил мокрый комок на центральный контакт лампы. Затем осторожно вкрутил лампу в патрон.

Сергей Нестерович пришел, как всегда, минута в минуту. Когда на улице стало темнеть, он щелкнул выключателем. Яркий свет залил комнату и мы продолжили конспектировать. Вскоре свет внезапно погас. Как вы догадались, под действием электрического тока Валькина слюна нагрелась и испарилась. Пощелкав выключателем, Сергей Нестерович сказал:

- Так и быть. На сегодня баста. Нужна лестница, а ее нет. Электрик ушел. По домам!

Снять бумагу мы решили днем, когда будет светло. А пока, воодушевленные нашей мудростью, мы разошлись по домам.

Перед обедом, когда уборщица убирает верхние помещения, мы поднялись в красный уголок. Дверь была заперта. Бумагу решили снять перед самой лекцией. Минутное дело. Однако без нескольких минут два нам сказали, что сегодня лекция начинается в два часа. Значит, домой уйдем раньше!