Что вижу я тебя как свет огня.
Ты мне не нужен в паре, за свободу
Полета-бега твоего живу.
Моя судьба — стоять, твоя отроду
Бежать водой, дорогой, по жнивью.
Нечаен и блажен в многообразье
И не заметен в суете, но вижу я:
Так в долгой драме вдруг в единой фразе
Жизнь громыхнёт, как выстрел из ружья
Болею до зимы, а там посмотрим,
Что даст зима, она опять нова.
Здесь холод и дожди, а там, за морем,
Бежит, белея, вечный беженец — волна.
Холодный ноябрьский ветер
Холодный ноябрьский ветер
Листвы не поднимет назад.
День краток, и ранний вечер,
И мокрый неласковый сад.
И в сумерках, — нет, во страхе,
Парализующем вдруг —
Белые лица и взмахи
Крылами испуганных рук
И движутся, дышат и ищут
Дорогу на ощупь домой,
Как гуси в ночном пепелище
Летят над невидной землей.
Безумные птицы, куда вы?
Что движет вас ночью вперёд?
“Нас веянье звёздной управы
В блаженные страны ведёт”.
От издателя
Древние русские летописи свидетельствуют следующее.
Блаженный Константин Митрополит Киевский и всея Руси был выгнан киевским князем Мстиславом Владимировичем и поселился в Чернигове.
Митрополит Константин будучи в Чернигове, разболелся и предуведав свою кончину, написал грамоту, которую запечатал, и взял клятву с Антония Епископа Черниговского выполнить то, что написано в той грамоте, которую следовало распечатать после кончины Блаженного.
Когда Митрополит скончался (†1159), Епископ Антоний в присутствии Черниговского князя Святослава Ольговича вскрыл грамоту, и в ней значилось: «яко по умертвии моем не погребите тела моего, но повергше его на землю и поцепльше ужем за нозе и извлекше из града, поверзите на оном месте, ... псом на расхищение». Хотя и удивились Епископ и князь, но сделали как то велел Блаженный.
Тело лежало вне града три дня, и ни одна тварь не коснулась сей святыни.
На князя Святослава напал страх великий, он убоялся Суда Божия и повелел с честью возвратить тело Блаженного и положить его в Спасском соборе Чернигова.
Киев, выгнавший Блаженного, постигло наказание Божие в те три дня, когда лежало тело вне града: «В сии те три дни в Киеве солнце помрачися и буря зелна бе, яко и земли трястися, и молнии блистании не можаху человеци терпети, и грому силну бывшу, яко единем шибением зарози седмь человек, дву попов, да диакона и четверицу простеци, а Ростиславу тогда стоящу у Вышегорода на полы, и полома буря о нем шатер его.... Сия же страшная вся в Киеве быша, а Чернигове по вся три дни солнцу сияющу, а в нощи видяху над телом его три столпы огненны до небеси. Егда же погребено бысть тело его, и тогда бысть тишина повсюду».
Во всем том я вижу судьбу монаха Михаила (в миру Александра Богачева).
Умер вне «Киева»: умер как блаженный, ничего не оставив кроме одежды, книг и вот этих стихов; умер и лежал «псом на расхищение»: погребен вдали от родины, от любимых мест, но при храме.
Всю свою о Христе бедность он оставил мне — вот и эти стихи.
Я спросил у знаемых его публиковать ли мне стихи под подлинным именем автора. Мне стали говорить, что де монаху неприлично публиковать стихи под своим именем. Я на некоторое время принял это утверждение, но знал, что вся православная гимнография построена монахами.
Выждав время, и видя постоянно «столпы огненны до небеси» от воспоминания его имени и образа, публикую разговоры его души — эти стихи, наполненные образами восхождения души к блаженству в ином мире, потому что автор их инок по природе своей.
Во блаженном успении вечный покой со святыми Божиими монаху Михаилу подаждь, Господи!
Олег Шведов
Пасха Христова — 2000
notes
Примечания
1
“Южное” — современное Петербургское кладбище.
2
Вариант: Нас бездна так сумела замотать,// как ночь судьбою, тьмою, небосводом.
3
Вариант: Опальный инок.
4
Вариант: Шумит, гудит со всех сторон, —//Не Суд, нет, — гром от похорон.