Я читал долго и внимательно, несмотря на то, что обилие неизвестных мне терминов порой сбивало и уводило мысли в сторону, при этом, совершенно не пугая. Я поражаюсь тому, как вообще понимаю эти слова. До сих пор я не слышал их ни разу…

Казалось, что всё изложенное на пожелтевших страницах, говорит обо мне, открывая всю мою внутреннюю суть – настолько же обветшалую и потемневшую, как старый пергамент. Внутри ключом бьют эмоции, однако их имени я до сих пор не знаю. Быть может, имя это откроется мне потом, а пока я чувствую такое воодушевление, и мне настолько приятно и легко, что я не желаю, чтобы кончался этот день.

Из всего, что я прочитал о карте «Смерть» мне больше запомнились слова: «В вашем жизненном укладе произойдут неизбежные изменения. Затянувшееся положение подходит к концу, и впереди вас ожидает рассвет новой эры. Сейчас самое время для того, чтобы освободиться от ненужных отношений, событий и свернуть на тропу, ведущую к новому этапу вашей жизни».

***

- А как поживает милейший Нарцисс? – спросил Эттейла, когда все, интересующие нас вопросы были выяснены, а карты - сложены. На последний вопрос о личности отравителя карты ответили неоднозначно, показав нам Пажа Мечей, который мог означать, как белокурую девушку, так и юношу той же наружности. Для меня же это стало ясным ответом, однако говорить об этом было рано.

- Нарцисс сейчас перед вами, - с улыбкой ответил Марисэ, натягивая чёрные берхатные перчатки.

- Так, это о нём вы мне говорили? – удивлённо вскинув брови, прорицатель посмотрел на меня одним из тех своих взглядов, объяснить который мне не под силу, - Так это вы, тот самый прекрасный Нарцисс, о котором я так наслышан?

- Чёрный Нарцисс, мэтр, не так ли? Теперь я не ошибся в выборе цветка.

Эттейла ничего не ответил, вздохнув прерывисто, и мне показалось, что он хотел ответить Лебедю, но промолчал. Затем он открыл окна, позволяя свежему дуновению ветра заполнить кабинет, где стало душно за то время, что мы пробыли в нём. Сколько заняло наше общение с высшими силами, я понял по тому, что за окном уже смеркалось.

Спустившись вниз, где подмастерья «цирюльника» всё так же обслуживали клиентов, мы распрощались с Эттейлой, который специально вышел за нами на крыльцо, держа в руках ножницы, и громко произнёс, чтобы на следующую стрижку мы пришли не ранее пятнадцатого сентября. Это была вынужденная мера, поскольку для всех остальных Эттейла являлся просто Жаном-Батистом, обыкновенным брадобреем. В последний раз обернувшись, я увидел в его глазах невероятную грусть. Наверное, все предсказатели и маги одиноки и несчастны…

***

- Вам легче?

Из потока мыслей, которые одна громче другой, взывали то к сердцу, то к разуму, меня вывел бархатный голос Марисэ, который не отпускал моей руки с тех пор, как мы сели в карету и поехали назад в Версаль. До сих пор мы не сказали друг другу ни слова. Вначале потому, что не хотели быть услышанными на улице - кстати, дорога пешком назад не показалась мне такой далёкой, – а затем обратились каждый к своим размышлениям. Но, не смотря на усталость, глаза мои даже не слипались.

- Несомненно, Марисэ, я не знаю, как благодарить вас за то…

- Билл, я спрашиваю у вас не благодарности ради. Скажите мне всё, как есть, - его голос прозвучал спокойно, но настойчиво, и всё так же ласково.

- Я растерян.

- Вам ничего не нужно предпринимать. Остановитесь на какое-то время и отдохните. Делайте только то, что вам нравится, и не пытайтесь подстраиваться под желания окружающих. А с отравителем мне всё ясно, я и не надеялся услышать чего-то другого.

- Может, вы поделитесь со мной своими мыслями? – прекрасно понимая, что за этим стоит Жирардо, я решил не спешить. Расклады один за другим показывали ни то юношу, ни то девушку, пока я, наконец, не вспомнил о короткой встрече с ним, облачённым в женское платье после спектакля, почти у самых дверей покоев маркизы.

- Андрэ, - голос Марисэ прозвучал тихо и бесцветно, теряясь в стуке колёс по мостовой.

- Он также приходил с вами к Эттейле?

Я не знаю, как набрался смелости, и почему задал именно этот вопрос. По тому, как спрашивал о неком Нарциссе прорицатель, я всё понял, и увидел, что Чёрный Лебедь плавно обошёл острые углы, отвечая уклончиво. Отчего-то разговор их колко отдавался в сердце, заглушая все прочие мысли, которые должны были возникнуть при названии имени отравителя.

- Что вы, Гийом! Да как вы могли такое подумать! – в чёрных глазах сверкнуло неподдельное изумление. Разве я спросил что-то настолько невероятное?

- Но он спросил…

- Он спросил потому, что я много рассказывал о Жирардо, - сухо ответил Марисэ, отворачиваясь к окошку, за которым ночной Париж мелькал огнями масляных фонарей.

- Он дорог вам.

- Был. Но я ошибся. Я поверил ему. Почти. Но ведь мы все иногда совершаем такие ошибки, разве не так?

- Вы правы. Но, видимо, вы дороги ему были, раз… ведь он неправильно воспринял нашу с вами дружбу.

- Он, как раз, всё воспринял правильно. Только у каждого своя правда, - улыбка коснулась губ, которые влекли мой взгляд к себе, - Я ошибся, но вовремя понял, что не он – тот редкий цветок, что предначертан мне судьбой. Я ничего не рассказывал ему о себе, будто чувствовал, и никогда не посвятил бы в свои дела. В особенности с Альетте.

- Он не любит, когда его так называют.

- Чудачество.

Мы замолчали и ехали в тишине до самого Версаля. Только оказавшись у ворот дворца, Чёрный Лебедь вновь обратился ко мне, взяв мои руки в свои.

- Прошу вас, драгоценный мой, не заботьтесь ни о чём. То, что произошло во дворце недавно – исключительно моя вина. Я должен был это предвидеть. Когда-то я подарил ему одну вещицу, и он нашёл ей весьма своеобразное применение. Теперь же я предприму те меры, которые навсегда избавят вас от этих беспокойств, вы только…

- Что вы собираетесь делать? – я не узнал свой голос, от волнения прозвучавший сипло, когда в бездонных глазах, что устремили ко мне свой взор, затягивая в темноту, сверкнули искры жестокости. Это был вовсе не блик фонаря, что держал лакей, открывший дверцу кареты.

- Ничего особенного. Вы слишком много думаете. И слишком много чужих беспокойств пропускаете через своё сознание. Вы водрузили на свои плечи слишком многое…

- Почему вы не спрашиваете меня о… - я не успел договорить, как Марисэ прервал меня.

- До завтра, Билл, - произнёс он тихо, и покинул карету, направляясь к дворцовым ступеням, а вслед за ним вышел и я.

Просторная аллея, как обычно, встретила меня свежими древесными и травными ароматами. Кукушка всё ещё взывала к небу, хотя оно уже стемнело, и ползучие сумерки медленно спускались вниз по раскидистым ветвям. Шелест листвы, дуновение ветра, лай сторожевой собаки – эти звуки жили здесь всегда, но замечал ли я их до сих пор? По краям аллеи разбиты клумбы с георгинами и гладиолусами, что тёмно-бордовыми пятнами расползаются в темноте. Сворачивая на тропу, что ведёт к домику, я понимаю, что прохожу здесь в тысячный раз, но не помню ничего, кроме пыльной тропинки. И когда, выходя из зарослей шиповника и кустов сирени, я вижу дом – наш дом – внутри будто взрывается пушечное ядро, разрывая всё, что я только успел рассмотреть на тысячи мелких осколков, разрушая полупрозрачный мирок, который я так тщетно пытался построить.