- Что же, вы правы, - усмехнувшись, Чёрный Лебедь поднялся с колен, - Сегодня мы с вами идём во дворец после долгого перерыва. Там будет много знатных гостей, и мне не хочется, чтобы какой-нибудь напыщенный франт вскружил вам голову. Не грех ли укреплять своё главенство над объектом любви?

Впервые за то время, что Гийом и Марисэ были вместе, возникла неловкая пауза. Герцог прямо смотрел в глаза своего любовника, требуя прямого взгляда и слова в ответ, но не получал. Впервые. И поспешил перевести разговор в другое русло.

- Сейчас от портного вернётся Пьер с новыми туалетами для вас. Также я заказал новую брошь у ювелира и перстень с агатом. Надеюсь вам понравятся пои скромные подношения. Имею честь!

Сказав это, Марисэ направился к дверям, собираясь уйти, но был остановлен Биллом, который так и стоял у комода, с подснежником в руке:

- О чём вы спорили две недели назад с маркизом? – спросил он, и впился взглядом в лицо Марисэ, но на нём ничего не изобразилось, кроме лёгкой ухмылки.

- Не волнуйтесь, мы спорили не о числе любовников графа де Даммартен.

Эти слова больно кольнули, и стиснув зубы, Гийом отвернулся, продолжая начатое дело, к которому уже потерял всякий интерес. Подснежники – слишком холодные цветы.

***

Овальный салон был наполнен придворными, которые оживлённо обсуждали недавний снег, новую моду и прибывших гостей, которые сейчас были у Его Величества. На завтра был назначен большой бал в честь первого дня весны, а потому дамы наперебой рассказывали друг другу о новых платьях и шляпках, которые по этому случаю заказали своим портным. Важные государственные мужи также, не стесняясь, хвастались новыми туалетами, и, одновременно с этим – удачными вложениями и новыми любовницами. Впрочем, ничего нового – за зиму общество ничуть не изменилось, и даже наоборот – после зимнего затишья тяга к развлечениям только возросла. Тот, кто хорошо знал придворное общество, сразу мог отличить правду от пустословия, и понимал, что шляпки, конечно же, были отнюдь не столь восхитительны, как о них говорили, а любовницы – не столь изысканы, как их описывали. Но суть была ясна – каждый стремился вызвать как можно больше зависти со стороны окружающих, приукрашая правду до неузнаваемости.

Беранже слишком давно не выходил в свет, а потому чувствовал себя неуверенно, и даже Марисэ, не отходивший от него, не мог подарить чувства защищённости и покоя. Когда же герцог ангулемский отлучился, чтобы поприветствовать марсельских гостей, Нарцисс совсем сник, хотя вокруг него собралось достаточно народу, и каждый осыпал его расспросами о самочувствии и настроении. Трели флейтистов и скрипачей навязчиво звенели в ушах, заставляя перекрикивать. Тут же возникла и герцогиня де Вард, его давняя знакомая, никак не оставлявшая надежды его соблазнить, и Жюльен, который упорно оказывал знаки внимания много месяцев подряд, и е ещё какие-то девушки и молодые люди. Словом, собрались все, и все уделяли Чёрному Нарциссу внимание, однако он чувствовал себя совершенно ненужным и забытым, сердце его билось часто и беспокойно, и он едва скрывал дрожь в руках, когда ему подносили вино. Вскоре на пороге Овального зала появился тот, с кем были связаны неприятные предчувствия: Дювернуа собственной персоной, облачённый во всё тёмно-лиловое, с золотым водопадом распущенных волос, с сияющей улыбкой прошествовал к центру зала в сопровождении Франсуа де Сада и ещё каких-то миньонов. Гийом даже забыл отвечать своим собеседникам, неотрывно следя за ним, и пытаясь узнать в статном, и немного надменном графе де Даммартен того робкого мальчика, который всегда держался за него… «…как утопающий за бесполезную соломинку» - пронеслось в мыслях Гийома.

Нельзя сказать, что Дювернуа вёл себя вызывающе. Он остановился рядом с маркизом де ля Пинкори, поклонился ему, и, сказав пару слов, отошёл со своей свитой в сторону, расположившись в нише. Осанка, походка, мимика – это был не Тома, а совершенно чужой человек. Когда его спутники переключились на разговоры друг с другом, он, чуть прищурившись, обвёл взглядом присутствующих, где-то безразлично скользя, а кое-где задерживая. Именно такой взгляд - свысока, из-под ресниц, - поймал на себе Гийом. Именно поймал, а не заметил, потому как сам его ждал, боясь, при этом, с ним встречаться. Противоречие полоснуло неправильностью вместе с колким безразличием, встреченным в янтарных, зрячих глазах, и Нарцисс отвёл взгляд, но не первым – они отвернулись друг от друга одновременно.

- Ваш брат так возгордился, став графом, что теперь даже не подходит к вам. А ведь вы так о нём заботились! – воскликнул Жюльен.

- Вероятно, он ни разу не навестил вас, пока вы были больны! – вторила ему мадам де Вард, поражённо наблюдая за немой сценой, так называемой, встречи.

- Мой младший брат тоже не желает меня знать, - тут же подхватил танцовщик Жофре, брат которого стал виконтом, но сперва был фаворитом, а потом и мужем некой мадам де Сов, - я теперь ему неровня. Экая заносчивость!

Они все говорили, говорили, переключаясь постепенно каждый на своё, а Гийом стоял в их кругу, будучи не в силах и слова вымолвить. Горло сковало судорогой, и он едва мог дышать, до хруста сжимая кулаки, и с трудом сдерживая слёзы обиды.

- Прошу меня простить. Дамы, господа, - коротко произнёс Нарцисс, и поспешил к выходу, слыша позади: «Ах, бедный Гийом. Должно быть, ему очень больно», и не обращая ни на что внимания. Он хотел успеть уйти до появления короля и мадам де Помпадур, иначе тогда ему было бы не избежать ещё добрых двух часов пустых расспросов и, - не приведи Господь – пения. Только он оказался за порогом, как его нагнал Марисэ, хватая за плечо.

- Куда это вы собрались? Сейчас появится Его Величество!

- Прошу вас, отпустите, я хочу уйти, - едва сдерживая истерику, Гийом старался говорить тихо и спокойно.

- Почему? Это из-за Дювернуа? – глаза японца вспыхнули, но он подавил в себе раздражение.

- Ах, нет! Что вы! Мне просто стало дурно… я… я вернусь, обещаю. Мне только нужно прилечь!

- Слушайте меня внимательно, Гийом, иначе это всё очень плохо закончится, - больно припечатав оторопевшего Билла спиной к стене, и не обращая внимания на проходящих мимо придворных, любопытно глазеющих на развернувшуюся сцену, прошипел Марисэ, - Вы сейчас же возвращаетесь в салон и находитесь там до конца приёма. Вам ясно?

- Но если я упаду в обморок при короле! – беспомощно пискнул Гийом, перепугано глядя в сузившиеся от злости чёрные глаза напротив.

- Не упадёте. Полно закатывать истерики, когда очередной бывший любовник не одарил вас вниманием, - отчеканивая слова, сказал Марисэ, - Идёмте, неприлично отсутствовать так долго.

Чёрный Лебедь резко развернулся и проследовал обратно в зал, куда через другие двери уже вошли Людовик XV и маркиза де Помпадур, и присоединился к маркизу дю Плесси. Гийом провожал его взглядом, и не мог понять, откуда взялось столько злости и недовольства им. Сказанные слова резали по живому, отражая суть и правду, но были слишком жестокими. Во всяком случае не Марисэ должен был их произносить. Еле переставляя ноги, Беранже поплёлся вслед , когда вдруг его остановил высокий, смуглый мужчина в тёмно-зелёном облачении, типичный марселец.

- Мсье Гийом Беранже? Моё почтение, сударь, - будто не замечая бледности и смятения в глазах Гийома, начал он, поклонившись, - Я из Марселя…