-Ты опять пьян?
-Нет, я опьянен. Опьянен тобой, мой маленький милый кудрявый мальчик. —у меня начинает заплетаться язык.
-Зачем ты здесь? —говорит Стайлс, поняв, что я все-таки пьян.
-Потому что я люблю тебя! —произношу я.
-Не надо. —просит он. Опять это гребанное вонючие «не надо».
-Нет. Дай мне выговорится. —я прижимаю указательный пальчик к его губам, и он затыкается, удивляясь.
Он кивает и опускает глаза. Той же рукой я поднимаю его лицо за подбородок и начинаю говорить то, что у меня на сердце, то, что сказал будущий Найл будущему мне на моей будущей свадьбе… Слишком много будущего в одном предложение, но я просто хочу сказать ему то, что чувствую, то, что у меня на душе, в сердце, в мыслях… Любовь к нему. Она присутствует во всех этих местах.
-Гарри, я знаю тебя почти пять лет и за все это время у меня всегда было такое чувство, что я знаю тебя, понимаешь, такое чувство, будто меня тянет к тебе, как сила гравитации или эволюции, я не помню какая точно. Я бы отдал абсолютно все, чтобы ты мог сказать мне точно такое же, я бы отдал абсолютно все, если бы ты больше никогда не говорил мне «не надо». Я знаю, что поставил тебя перед фактом. Извини, что я сказал, что нуждаюсь в тебе, извини, что сказал, что ты мне нужен… Просто факт в том, что я больше не боюсь этих чувств к тебе, мне не страшно говорить тебе о том, что я люблю тебя. Не знаю, будет ли мне страшно завтра, когда протрезвею, но сейчас я чувствую себя бесстрашным. Бесстрашным, потому что здесь ты, бесстрашным, потому что знаю, что ты всегда сможешь защитить меня, если не физически, то морально. А без тебя… Кто я без тебя? Кем является Луи Уильям Томлинсон без Гарри Эдварда Стайлса? Правильно, без него он всего лишь слабак, слабый безответно влюбленный мальчишка, который сделал бы все для того, чтобы быть с тобой. Так разве это плохо? Скажи мне… Ответь мне на вопрос, Гарри, разве это плохо, что рядом с тобой я становлюсь сильней, что рядом с тобой я становлюсь бесстрашным, что рядом с тобой я больше не чувствую себя мальчишкой, что рядом с тобой, в твоих объятиях я чувствую себя мужчиной? —выдыхаю я.
Он обнимает меня, но я все равно успеваю заметить слезы, текущие по его глазам. Я достучался до него? У меня получилось? Наверное, это вопросы, о которых я должен сейчас думать, но я думаю совсем о другом. Я думаю, о запахе его волос, о звуках возле моего уха, означающих, что он плачет, о том, какой он мягкий и теплый. Я прислоняюсь ближе, сжимаю его крепче и чувствую сердцебиение. Концентрируюсь на этом звуке.
-Твое сердцебиение — это мой самый любимый звук. —шепчу я.
Он усмехается все еще всхлипывая.
-А это мой второй любимый звук. —произношу я.
Гарри повторяет мой второй любимый звук и отстраняется. Он пару долгих секунд смотрит мне в глаза, и мои коленки начинают дрожать.
Он рассматривает мое лицо: глаза, щеки, нос, уши, губы. Его взгляд останавливается на моем рте, и я вижу, как он сглатывает.
Он подходит ближе ко мне, не переставая смотреть на губы.
-Прости меня, Лу.
-Нет. —решаю поиграть с ним я.
-Прости. —Гарри пододвигается ближе ко мне, и, клянусь, что могу чувствовать его дыхание на моем лице.
Качаю головой, и он пододвигается в плотную.
-Я люблю тебя. —шепчет Хазз.
Мои глаза наполняются слезами, и я расцветаю в улыбке. Он трется своим носом об мой нос и легонько прикасается своими губами к моим.
========== 26. Кошмар ==========
POV Луи
-Нет, пожалуйста. —кричу я.
-Не ной!
Я смотрю в глаза мужчины и не вижу в них ни намека на доброту. Все мое тело парализовало, и я не могу пошевелить ни одной мышцей своего тела. Мое сердце колотится слишком быстро, настолько быстро, что, если бы тут не было так шумно, я бы мог его слышать. На первом ударе мое тело прижимается к стене, и я сползаю по ней. Я уже почти привык, что, когда дяде Роджеру плохо, или неприятная ситуация на работе, он находит во мне врага. Конечно, как это его милая сестренка и ее разгильдяй муж могли даже подумать о том, чтобы оставить такого отвратительного меня ему под опеку? В первое время, когда тетя Мэй еще была жива, я был почти самым счастливым ребенком. Это удовольствие закончилось, когда мне было шесть лет и вот уже полгода я живу «под опекой» дяди Роджерса и его бутылки.
Единственное утешение я нахожу тогда, когда меня на выходные забирают к себе друзья моих родителей, Тетя Карен и дядя Джефф. Они добры ко мне, постоянно угощают меня печеньем и водят нас с Лиамом в парки. Каждая суббота и воскресенье проходят отлично, и я даже забываю, что следующие пять дней мне нужно будет надеяться на хорошее настроение дяди Роджерса.
-За мной сейчас приедут тетя Карен и дядя Джефф. —говорю я, забившись в угол. По моим щекам уже сползает слеза, а под ребрами печет.
-Глупый мальчишка! Ты думаешь, что это спасет тебя? —спрашивает дядя.
Я еще дальше забиваюсь в угол и чувствую пинки в живот и ноги. Я уже не издаю никаких звуков, они не помогают, а дядя из-за этого сдается раньше. Через минуту звучит звонок в дверь, и дядя Роджер поднимает меня с пола, плескает холодной воды в лицо и тихо говорит:
-Посмеешь хоть что-то сказать Пейнам, я тебя убью. —так дядя говорит мне каждую неделю, когда меня забирают.
Я киваю.
-Почему у тебя разбит локоть? —спрашивает он.
-Я упал, когда ты учил меня кататься на велосипеде.
-Правильно. —злобно усмехается мужчина. —Ты не сможешь избавиться от меня, Луи, мы ведь семья.
Я выхожу за дверь и бросаюсь в объятия Лиама. Мне становится немного больно, когда его руки сжимаются вокруг моих бедер, но я молчу, потому что обнимать его приятно. Лиам — мой единственный друг, наверное, из-за того, что у мня нет права выходить из дома.
-Привет. —говорю я тете Карен и дяде Джеффу.
-Привет, солнышко.
Мы залезаем в машину и едем к их дому. Туда ехать примерно тридцать минут. Все это время я трачу на выслушивание историй, которые произошли с Лиамом в эти дни.
-А у тебя как дела?
-Дядя Роджер учил меня кататься на велосипеде. —вру я. —Вон, видишь, какая царапина.
-Ого! —округляет глаза Лиам.
Мы выбегаем из машины и несемся к дому. Карен заходит за нами и начинает готовить завтрак. У них очень чисто и светло, не так, как у дяди. Он почти не убирает в доме и занавески всегда остаются закрытыми. Это одно из правил в его доме. Когда тетя Мэй была жива в доме было весело, светло, каждый день, как праздник, но после ее смерти дядя изменился сам и попытался изменить весь мир вокруг себя тоже: он выбросил часы-кукушки из-за того, что они ему мешали думать, выбросил все вазы, сделанные из разноцветного стекла, а самое главное, плотно закрыл окна шторами.
-План действий на сегодня! —восторженно произносит Карен. —Мы едем в лес с палатками, там мы пробудем до завтрашнего дня, потом можем посмотреть фильм или пойти в бассейн.
Я смотрю на Лиама, а он смотрит на меня. Я знаю, что он знает про дядю Роджерса, но мы никогда не говорим про это. Друг пообещал, что никому не скажет, пока я не буду готов. Мы оба понимаем, что надо будет что-то придумать, чтобы не ехать в бассейн.
Но об этом можно будет подумать и позже, а сейчас мы решили всего лишь наслаждаться моментом.