- Росы… - прошептал он.

Роса была тут же подана, раны обмыты и обложены целебною травой.

Из неприятельского лагеря донеслись жалобные вопли.

- Ага! заметили, небось! - проговорил с усмешкою Грызун.

- Да что вы там натворили генерал? - спрашивали, недоумевая, окружающие.

- Перегрыз им всю траву на пастбище, стебель за стеблем. Теперь у скота их нет корма и они, волей-неволей, должны будут сдаться.

- Да как же вы попали туда?

- А с дерева, вон, спрыгнул к ним вниз. Назад только пришлось идти по земле; ну, и поплатился немножко. Но, друзья мои, я, признаться, устал-таки от работы. Дайте соснуть часок.

Он накрылся одеялом-листочком и тут же забылся богатырским сном. С восходом солнца на неприятельском валу появился с зеленою веткой Сосун. Сон подкрепил Грызуна, и бодрый, как всегда, он пошел к демаркационной линии между двух лагерей, где ожидал уже его Сосун.

- Доброго утра.

- Здравствуйте.

- Сдаетесь?

- Не безусловно, - отвечал Сосун. - С пастбищем нашим вы подкосили, правда, и нас. Но зимой мы держим скот дома, в коровники, стало быть, с грехом пополам, прокормили бы его и так. Тем не менее, от бескормицы мог бы открыться падеж. Поэтому мы готовы расстаться с половиною скота…

- А мы тотчас же снимем осаду, - прервал Грызун.

- Погодите, дайте досказать. И мы, как и вы, благородные муравьи. Отдать вам без боя половину своего добра значило бы - уронить себя на веки. Бой неизбежен. Но мы не заклятые кровопийцы. Вопрос может быть разрешен и простым единоборством между вами и мною. Победите вы - берите себе без разговоров половину скота; побью я вас - уходите, с чем пришли.

- Бой, значит, на жизнь и на смерть?

- Ну, разумеется. Согласны?

- Нет, не согласен.

- Так вы трусите?

Грызун, вместо всякого ответа, указал только на то место тела, где у него недоставало шестой ноги.

- Это вас сегодня так изувечили? - не без некоторого участия спросил Сосун.

- Расплата за ваше пастбище! - отшутился Грызун. - Одно другого стоит. Но пять ног, как видите, еще целы и на век мой хватит их.

- Почему же вы отказываетесь драться со мной?

- Потому что, как сами вы говорите, бой должен быть на жизнь и на смерть. Дать убить себя - значило бы предать своих; убивать же вас я не желаю.

- Что за великодушие?

- Не великодушие, а дружба. Я поклялся вам в вечной дружбе и никогда не подниму на вас руки.

Сосун хотел уже, казалось, протянуть верному другу свой ус, но воздержался.

- Как знаете, - холодно сказал он. - А так мы ни за что не сдадимся.

- Мы подождем. Нам некуда спешить.

Грызун готов был ждать. Но его воинственная армия не разделяла его миролюбивого взгляда. Осада продолжалась день, другой, третий, а осажденные и не думали сдаваться. Напротив, каждую ночь они делали отчаянные вылазки. Выбить рыжих из их траншеи им, конечно, не удавалось: всякий раз они отступали с уроном; но эти нападения раздразнили боевые инстинкты рыжих до последней крайности. До слуха главнокомандующего доходил уже явный ропот. Сегодня войско его еще слушалось; завтра, быть может, оно, не спросясь его, бросится на приступ. Оставалась только последняя мера.

С наступлением сумерек, лучшие землекопы рыжих были призваны к тайной земляной работе. В течение ночи они должны были прорыть брешь в муравейник. По точному исчислению Грызуна, брешь должна была прийтись как раз к месту подземного коровника. При нападении врасплох можно было угнать оттуда добрую половину скота без серьезного кровопролития.

Так рассчитывал Грызун. Но он не принял в расчет воинственного духа своего войска.

К утру брешь, действительно, была пробита. Но в тот же миг землекопы обратились уже в воинов и с диким боевым криком ворвались в коровник. Крик этот для всей армии был сигналом к общему штурму. В несколько минут городские ворота были взяты, городской вал занят. Рыжие победители вторглись уже в самый муравейник, и бурые хозяева, слабо только отбиваясь, искали спасение в отдаленнейших закоулках города.

Так главная сила бедных скотоводов скопилась в коровнике. Теснимые рыжими, они прибывали туда все новыми массами. Напор стал, наконец, так силен, что проникшие в коровник сквозь брешь землекопы рыжих не могли уже устоять. Они были вытеснены назад и смяты. Роковая брешь обратилась теперь для скотоводов в спасительный выход, в отдушину, в которую живым потоком полилось из муравейника все коренное его население. Но, оставляя город свой на разграбление победителям, скотоводы не забыли-таки захватить с собой свой молочный скот. У каждого беглеца в зубах или под мышкой было по малютке- корове.

- Держи их! лови! отнимай коров! - кричал вне себя Грызун, выброшенный вместе с своими землекопами из бреши.

- Стой, разбойник! защищайся! - раздался тут за спиной его громовой голос.

Сзади наскочил на него Сосун и крепко обхватил его вокруг стана. Грызун не думал защищаться и тот разом разгрыз его пополам. Оторванная от брюшка передняя часть туловища муравья-богатыря с головой и ногами судорожно трепетала и извивалась по земле.

- Отчего же вы не защищались, генерал? - в отчаянии говорил Сосун.

- Оттого, что хотел быть верен своему слову… - прошептал умирающий. - Мое дело все равно проиграно… Я не жилец на этом свете… А вы, пока можно, спасайтесь…

И, с последним напряжением угасающих сил, он вполз в земляную скважину. Сосун последовал совету неприятеля-друга и, в самом деле, успел спастись. Прибывшие на выручку своего главнокомандующего рыжие воины с недоумением озирались кругом: главнокомандующий их исчез куда-то бесследно.

Прошли года со времени достопамятного разгрома коровника. Изгнанные оттуда муравьи-скотоводы возвели себе на чужбине новый муравейник, завели новый коровник и скотоводство у них процветает чуть ли не лучше прежнего.

У муравьев-земледельцев все также по-прежнему: то же образцовое земледелие, тот же воинственный дух и то же рабство. Грызун был прав: дело его было безнадежно проиграно. Уведенный его армией скот в короткое время весь передох от неумелого ухода.

Но память о Грызуне, славном муравье-богатыре, еще свежа в его народе. О подвигах его сложилась целая легенда. Как подобает герою, он не умер обыкновенною смертью. После славного разгрома коровника он, бессмертный герой, растворился внезапно в золотых лучах солнца. Так гласит, по крайней мере, муравьиная легенда…