– Не шевелись... замри! – в утренней тишине голос хозяина дома звучал сердито. Надо же, я даже не услышал, как он подошел. – Нет-нет, пожалуйста, уважаемый гость, встань так, как стоял раньше. Да, облокотись на перила и любуйся дальше Матерью рек.
Невоспитанный какой-то человек. Почему он считает себя вправе распоряжаться мною?
– Стой так, пожалуйста, и не двигайся, а я расскажу о чем-нибудь, чтобы не было скучно. Что могло бы заинтересовать достойного юного господина? Я видел у тебя на поясе ритуальный шнур с символами старых богов. Похвально, что ты чтишь историю нашей земли, но образованные люди юга стремятся познать закон Вечносущего Неба, воплощенный в колесе виджраты. Ведь что есть Вечносущее Небо? Оно там, выше неба земного... – слушая его рассуждения, я поднял глаза к небу. – Да-да, так даже лучше – смотри, какие чудные облака... хорошо поднят подбородок... – У меня отлегло от сердца. Нет, Шандис Васа Куккья не был сумасшедшим маньяком или любителем мальчиков. Я и сам так тиранил сестер, когда писал их портреты. – Отблески Вечносущего Неба мы видим в ночи и когда закрываем глаза, навечно их закрываем. Чистые души стремятся к нему, летят в бесконечность, но тело и сила страстей вновь тянет к земле. И мы возрождаемся вновь, в крови и во прахе животном. Как черви желаньем живем. Едим или пьем, рыдаем, поем, сгораем от страсти к красоткам, поносим врагов или любим друзей – все это крючки, которые в душу вонзает земля. И так век за веком, и так раз за разом, мы снова и снова в мир полный страданий и горя нисходим. А чистая часть наших душ по-прежнему рвется на волю, в простор Вечносущего Неба, которое ждет. Кровавые древние боги навечно нас здесь приковали, желая из праха и духа построить свой храм на костях. И лишь Вечносущее Небо дарует освобожденье от тяготы дольнего мира, лишений его и обид... Готово. Благодарю от всего сердца.
Буквально в паре шагов от беседки господин Шандис Васа умело заканчивал рисунок. Несколько завершающих штрихов – и он протянул свернутый лист мальчишке, держащему коробку с какими-то инструментами:
– Беги в мастерскую и скажи Кандилу-баба, что я скоро подойду, – хозяин дома проводил глазами улепетывающего слугу и коротко поклонился в мою сторону. – Не мог найти натуру для прекрасного Митхуна, чтобы он был нетривиален, а тут ты, в таком романтичном образе...
– Благодарю, – я поклонился в ответ. – Это честь для меня. Я ценю искусство и сам немного рисую, поэтому прекрасно понимаю Ваш порыв.
– Искусство? Но ты не Куккья, не тот тип лица и сложения. Ты больше напоминаешь коренного шусинца, смягченного хорошим воспитанием... – Я виновато улыбнулся и развел руками. – Если все сложится удачно, то вскоре будет закончен триптих по «Легенде о Великой Реке». У тебя будет возможность оценить то, для чего послужил натурой.
Он еще раз кивнул и удалился в направлении хозяйственного дворика, где, по всей видимости, располагались мастерские.
Несколько дней я Учителя Доо почти не видел. Лишь иногда замечал его издалека, погруженным в беседы с хозяином. Наверное, такое отдаление было необходимо нам обоим, чтобы отдохнуть друг от друга. Ко мне был приставлен пожилой слуга, знакомящий с обстановкой, приносящий еду в пустую общую гостиную и деликатно обучающий принятым в доме порядкам. На светящиеся грязно-зеленым следы ног существ изнанки, затоптавшие брусчатку у окна моей комнаты, уже не обращал особого внимания: неумелые соглядатаи дефенсора Фьеско, старшего дежурного по Южному округу, сопровождали нас с момента пересечения границы с Танджевуром. Время от времени повара на постоялых дворах наказывали кухонных мальчишек за воровство сладостей и прочих лакомств, а я был уверен, что побои не всегда доставались виновным.
Мне было дано позволение на посещение библиотеки, и я часами разглядывал старинные фолианты, украшенные чудными иллюстрациями. Как отличались эти книги от библиотеки моего отца! Здесь были собраны, наверное, все сказания и поэмы о счастливой и несчастной любви, сочиненные в Зебанаваре и Танджевуре. В Бахаре эти вопросы, помнится, интересовали лишь алхимика Мунха, семейные же собрания Иса ломились от полезных справочников, ученых рассуждений и исторических трудов. Одной из первых была прочитана та самая «Легенда о Великой Реке». Сюжет был вполне ожидаем для произведений подобного жанра. Прекрасный юноша Митхун жил на берегу реки и каждый день смотрелся в ее воды. Дух реки влюбился в него, воплотился в деву и добился взаимности. Но коротким было их счастье – долг перед семьей заставил юношу отказаться от любви ради брака с достойной невестой. Оскорбленная дева покинула того, кто предал ее чувства. Юноша искал любимую, заглядывал в воды, но они отторгали его, не отражали облика обманщика. Он потерял себя. В тоске и отчаянии взмолился о прощении, но не получил его. После свадебного пира, исполнив долг перед семьей, страдалец бросился в стремительный поток. Дух вынес его на берег волшебной страны, простил и даровал вечность, полную безмятежности. В общем, все банально, но... Я с удовольствием погружался в мир грез, словесных кружев и чеканных слогов, томясь желаниями.
Однажды приставленный ко мне слуга заглянул в библиотеку в неурочный час и передал дозволение Шандиса Васа посетить мастерские. Я, вообще-то, не горел жаждой знакомиться с местным ремеслом. Слуга же с юношеским энтузиазмом помог встать с кресла и почти потащил к выходу, поддерживая под локоток. Удачно, что смог догадаться: посещение мастерских должно быть воспринято как щедрый дар, и никак иначе.
– Это большая честь, юный господин, – обычно немногословный, сейчас он с охотой говорил, показывая дорогу. – Хозяин редко кого приглашает в святая святых, туда, где рождается истинное искусство.
– Вам нравится то, что он делает? – из вежливости осведомился я.
– Мы гордимся тем, что служим великому мастеру семейства Васа, – высокопарно отозвался слуга. – Изделия наших мастерских ценятся далеко за пределами Танджевура. А в Хариндаре ему вообще нет равных! Вас ознакомит с работой сам управляющий производством...
У ворот ограждения, отделяющего хозяйственный дворик от гостевого и огромного сада с бассейном, где обычно отдыхали домочадцы, нас ожидал невысокий коренастый человек, типичный южанин с кудрявой седой бородой и спокойным взглядом черных глаз.
– Кандилу-баба, – слуга поклонился, поднеся ладонь ко лбу, – я привел юного господина, как распорядился хозяин.
– Спасибо, – голос начальника мастерских был негромок и приятен. – Что бы Вы хотели осмотреть в первую очередь, уважаемый гость?
– Все, что Вы сочтете возможным мне показать, – не менее церемонно ответил я, совершенно не представляя, чего можно ждать от такой экскурсии.
– Ну что же... – он открыл глухие ворота и мы вошли внутрь.
Рабочий шум заполнял полузакрытый двор-тибари. Взвизгивали пилы, жужжали сверла, скрипели шлифовальные камни. Пахло деревом, воском и лаком.
– Пожалуйста, обратите внимание, перед Вами три мастерских, которые работают по эскизам нашего мастера, – действительно, двор был разделен на три отсека: весьма обширный, чуть поменьше и совсем крохотный. – Слева трудятся резчики по камню. Там же находится студия ювелира и кабинет самого Шандиса Васа Куккья. Центральная – цех работы с деревом, за который отвечает Ваш покорный слуга, а вот здесь... – он чуть заметно поморщился, – сохраняют наследие далеких предков. Господин практически не касается сей отрасли нашего высокого ремесла, но совсем оставить ее не позволяет память рода. Это мастерская резьбы по кости.
Конечно, именно маленький закуток и привлек в первую очередь мое внимание, хотя проявлять к нему повышенный интерес я не решился. Но Кандилу-баба, словно почувствовав, повел меня именно туда.
Вдоль оштукатуренных белоснежных стен стояли открытые стеллажи, уставленные совершенно восхитительными вещами. Изящные ларцы, шкатулки самых разных форм и размеров, статуэтки дев и зверей, фигуры для игры в чатурангу, подвески и ножны, гребни и веера... тонкая, воистину мастерская работа. Самые дорогие костяные украшения моих сестер казались грубыми и жалкими, по сравнению с выставленными образцами. Все оттенки белого на белом фоне... очень изысканно! Почти незаметный за всем этим великолепием, у распахнутого окна сидел мужчина, сосредоточенно выскребающий штихелем завиток костяного цветка, венчающего длинную шпильку. Наш визит его удивил. Сдвинув матерчатую маску, защищающую лицо от липкой костяной пыли он вскочил и судорожно поклонился.
