- Нечего рассказывать. Ты все равно на нее лицом разве только похожа.

Я недовольно вздохнула. Можно подумать, мой интерес как-то связан со сравнением.

- Так бы сразу и сказала. Стать избранницей стихии по ту сторону хребта считается проклятием, - Мороз пожал плечами. - Никакой род не желает дочерям такой участи. Стихия обычно это учитывает и избирает деву со светлым, чистым разумом, не обремененным предрассудками. Добрых, веселых, нежных, умных, верных.

Чем дальше он говорил, тем тоскливее звучал его голос.

- Мы с братьями не можем позволить себе обычных жизненных горестей и радостей. Каждая наша мысль, каждое движение, каждая эмоция отражается в поведении стихии. Мы живем отшельниками и следим за равновесием. Любомира оказалась не такая. Единственная, любимая дочь. Гордая, высокомерная, жестокая. В реке ее деяния сомнительные часто отражались. Родители отправили ее ко мне, когда она угасать начала. И то отправили с проклятиями на весь мой род. Теперь понимаю, что спланировали все заранее. Она сама не смогла бы. Тебе жизнь испортила. Как куклу взамен себя подсунула.

Он произнес это с таким неподдельным унынием, что у меня сердце защемило. Маньяк больше не походил на маньяка. Передо мной предстал одинокий, обиженный человек. Все у него в жизни шло не так и не туда, и он ничего сделать не мог, потому что права не имел. Про зависимость стихии от персонификации я накануне не только наслушалась, но и была свидетелем. Он когда меня в дом заносил, мизинцем двинулся о порог - вьюга на улице поднялась такая, что мрак!

Все это было чертовски похоже на мои собственные беды.

- Не надо меня жалеть, - огрызнулся Мороз. Бухнул на стол стакан и, сердито топая, покинул дом.

- А про любовь-то ты так и не сказал, дружок, - вздохнула я. - Не любил ты свою молодую жену.

Общая картина мира начала медленно проясняться. Узнала и то, что собиралась, и то, что не собиралась. Вообще, с любовью у меня отношения сложились, скажем прямо, никакие. Героями моих снов всегда оказывались сказочные персонажи. Сначала по вине писателей детских, потом по моей вине. Я умудрялась пылать страстью к отъявленным мерзавцам, которых мое воображение едва ли не рыцарями рисовало. Многочисленные кульбиты от эйфории до уныния быстро привели к депрессии, из которой небольшими усилиями родительницы я нырнула в унылый и печальный брак с очаровательным подкаблучником. С виду истинный серьезный медицинский работник на деле оказался маминым любимчиком. Причем выражение справедливо и для его мамы, и для моей. Развелась, порвала все связи, сменила место работы и место жительства - стало легче. Любомира поймала меня в момент старта. Я как раз закончила самокопание, преодолела жалость к себе, пересекла черту. Короче, я была готова ко взлету.

Только взлетела совсем не туда.

Я развернулась и пошла обратно в комнату. Из открытого окна сильно сквозило по полу. Видимо, температура на улице начала резко понижаться. Не удивлюсь, если это напрямую было связано с обидой хозяина дома.

Накануне в мыслях могла его мужем называть, сейчас язык не поворачивался. Не зря говорят, пьяному море по колено.

Я закрыла раму и оглядела комнату. Бревенчатые стены, два окна, легкие шторы, широкая кровать, гардероб, комод с зеркалом. В гардеробе нашлась женская одежда, в том числе и знакомый жесткий балахон, в котором я вчера здесь очутилась. Покуковав возле вешалок минут пять, я выбрала длинную льняную рубашку, надела ее, подвязала поясом и пошла к зеркалу результат оценить. Понятия не имела женскую ли я одежду взяла, но этот вариант был всяко лучше всех тех шелковых, бархатных и атласных пестрых длинных сарафанов, которые две трети гардероба занимали.

Комод был низким, поэтому я сначала свою грудь и ноги увидела. На этом уровне меня все устроило. Рубашка доходила почти до колен, сверху тоже все прилично - лишнего стихийная персона не увидит. Я присела на стул и осмотрела лицо. И вот тут случился приступ паники. Из зеркала на меня смотрела я, но такая, какой я была годков в восемнадцать. Прыщи и те на лбу вылезли.

Подскочив будто ошпаренная, я понеслась на улицу. Где там мой Мороз? Мне срочно требовалась новая порция объяснений, желательно подробных!

- Ай, ай, ай, - это я в порыве пылающей к мужу страсти выскочила на снег и заскочила обратно за обувью.

И вот, выкидывая вперед валенки на три размера больше родного тридцать восьмого, сверкая голыми коленями, я неслась от порога к берегу замерзшей реки, где виднелись три мужские фигуры, одной из которых точно был Мороз. По сексуальному заду опознала.

И не сразу пылающая страстями Татьяна опознала, что обстановочка у мужиков враждебная. Мороз стоит не шевелится, позади него косматый громила с печатью туповатой преданности на лице, а перед Морозом невысокий крепыш подпрыгивает и чего-то голосит на непонятном языке.

- Любомира! - воскликнул крепыш, забыл про остальных и побежал ко мне навстречу. - Что он с тобой сделал, любовь моя?! Я не чувствую твое маниту. Тебя словно здесь нет!

Я резко дала по тормозам.

- Любомира! - обожатель настиг меня и заключил в нежные, крепкие объятия, а потом засосал прямо в губы. Все нормальные люди целуются, а этот засосал. Клянусь! От полученного стресса чуть не подавилась. Я оттолкнула товарища и вытерла рот тыльной стороной ладони. Целых трех разных мужиков за тридцать лет целовала, но никто из них не походил на этого, с позволения сказать, виртуоза.

- Подожди тут, - велела я озадаченному обожателю. - Стой! Не шевелись. Понял?

- Понял, - нихрена не понял вантуз.

Я развернулась и побежала в дом. Не надо иметь семи пядей во лбу, чтоб понять, что Мороз не по своей воле агрессора сюда впустил. Посуетившись на кухне и похлопав шкафами, я наконец нашла нужный предмет. Выскочила на улицу, добежала до любовника Любомиры и со всего размаха саданула его по плечу скалкой.

- Любовь твоя?! Какая я тебе твоя любовь?! - завывания получились громкие. Я размахнулась и снова опустила скалку на несчастного. На этот раз не целилась, ступор у героя прошел, он начал ручками от меня загораживаться. - Свою бабу от чужих не отличаешь?!

Я добавила еще два удара. Обожатель выставил ладошки и запыхтел.

- Мужа моего отпустил быстро! Ишь ты!

Для пущего эффекта я улюлюкнула.

- Любомира? - прошептал ошарашенный крепыш.

- Какая я тебе Любомира? Таня я!

Я сделала холостой замах в целях устрашения. Крепыш дернулся и еще тише прошептал:

- А где Любомира?

- Откуда я знаю? У ее родителей поди и спроси. Нас-то чего дергаешь?

- Так она же была проклята стихией, - крепыш начал отходить. Даже выпрямился.

- Это я стихией избрана, а про твою девку знать не знаю. Пошел прочь! Или хочешь войны со всеми братьями? - зловеще уточнила я.

Вантуз нахмурился, подбоченился, что-то промяукал на своем языке - полагаю чисто дабы мужскую гордость потешить - и свалил, прихватив подчиненного.

Болтая валенками и скалкой я дошла до мужа. Теперь назвать его так язык повернулся. Адреналин подействовал, полагаю.

- Это кто был, такой общительный?

Мороз повернул голову в мою сторону. На лице его не было ни удивления, ни благодарности, только суровая непоколебимость:

- Ты била скалкой полубога, - вкрадчиво начал он. - Вообще представляешь, что он мог с тобой сделать?!

- Неа, - я бесстрашно помотала головой. Не боялась полубога, не боюсь и этого. Хотя, он кажется и не пытался меня напугать, он за меня испугался.

Мороз застонал, взял меня за плечи и заглянул в глаза.

- Змий на мою голову! Теперь понятно.

- Что понятно? - Лично мне ничего не понятно.

- Да все! И эта странная каша в твоих мыслях, и твое поведение, и поступки. Ты ведь даже не задумываешься о том, что собираешься сказать или сделать, правда?

Я нахмурилась, покопалась в воспоминаниях и согласно кивнула. Со вчерашнего вечера.

- И чем дальше, тем меньше вопросов и меньше страхов.

- Нет, - уточнила я. - Вопросов еще много, а вот страха вообще больше нет.