Злилась Паула и на отца. Если бы он не топил Рикарду, был бы сейчас с ней. А теперь? На чью помощь она могла рассчитывать?

И тут она вдруг поняла, что мать — ее последняя надежда и прибежище. Как она себя чувствует? Может, ей стало лучше? И Паула поспешила в больницу. У кровати больной дежурила Апаресида, она с вздохом посмотрела на внучку— похудела, подурнела, никому не идут на пользу переживания.

Паула бросилась к матери с криком:

— Мама! Мамочка!

Но больная испуганно отстранилась, шепча: «Кто это? Кто?»

Паула безудержно зарыдала:

— Мне так нужна помощь, мама! Я могу потерять Родригу! Скажи, что мне делать? Одна, совсем одна на свете!

И Тереза лежала, прикрыв глаза. Веки ее подрагивали, и как мучительно ей было лежать так, неподвижно, безмолвно...

Пула не ошибалась, считая, что Родригу скоро снова вернется к Ниси. Вечером, когда он лег в постель и перебирал события дня, ему стало безумно стыдно за свою выходку. Он же сам хотел иметь от Ниси сына. И когда сеньора Резенда говорила о нежелательности развода, разве не имела она в виду, что он должен подумать о будущем наследнике? И потом, с чего вдруг он так ополчился против сеньоры Дуды? Она хоть косвенно и порицала его, Родригу, но всячески старалась помочь именно им, семье Медейрус. Он повел

себя как самолюбивый подросток и был не прав.

Родригу уже винил себя за устроенный скандал, беспокоился о состоянии Ниси. На материнское благословение, которое вместе с колье досталось Пауле, он махнул рукой. Какое там благословение! Попавшее к ней из отцовских рук, и колье перестало быть фамильной ценностью. Так что Бог с ним, с колье! Он чуть было не убил собственного ребенка! Один уже погиб, так можно ли рисковать вторым? И потом, семейные узы с домом Новаэсов только скомпрометируют его в деловом мире.

Чем больше думал Родригу, тем больше находил аргументов в пользу возвращения домой Ниси. Он отправился вниз и приказал служанкам завтра как следует убрать весь дом, и в особенности его спальню.

— Поставьте повсюду цветы, — распорядился он.

Эстела, которая услышала его распоряжение, обрадованно спросила:

— Ты уже знаешь, да? Я так рада! Просто счастлива! И шла как раз, чтобы позаботиться о встрече.

— А почему ты? — удивился Родригу. — И почему ты так уверена, что получится?

— Мне позвонил Сиру и сказал совершенно точно, что завтра возвращается Рикарду!

Положение Рикарду существенно улучшилось буквально за ближайшие два дня, после того как Вивиана забрало свое заявление.

Вивиана продолжала встречаться с Фреду, но большого счастья эти встречи ей не приносили, она чувствовала, что, будучи с ней, он по-прежнему думает о другой. Горети не оставляла его, как бы он ни твердил о своем равнодушии ко всем женщинам на свете. Поначалу Вивиане казалось, что ее не будет задевать внутреннее состояние Фреду, что она готова на все, лишь бы быть с ним. Но вскоре поняла, что это состояние ее все-таки задевает, и очень больно. Потому что, конечно же, она надеялась, что Фреду забудет

с ней о Горети — ведь она, Вивиана, была моложе, привлекательней. Да что там говорить, Горети казалась молоденькой Вивиане просто старухой! И то, что Фреду только покорялся ее страсти, но не разделял ее, ранило Вивиану. Невольно все чаще приходил Рикарду, который тоже попытался принудить ее разделить его страсть, но вызвал возмущение, отторжение, а не любовь. Теперь она принуждала к любви Фреду, и тоже не выходило ничего хорошего. Ей стало жаль Рикарду. Он совершил ошибку, а она его обвинила в преступлении.

Вивиана не верила в то, что Рикарду стрелял в Терезу, и уже не хотела усугублять его положение своим заявлением. Забрав его из полиции, она почувствовала, что поступила правильно.

Для Рикарду это известие стало настоящим праздником. Оно говорило, что Вивиана простила его, что она ему сочувствует, относится по-человечески. Остальное распутается, в этом Рикарду не сомневался — он-то знал, что ни в чем не виноват, и был уверен, что рано или поздно это докажет. Главным для него было отношение Вивианы, и, раз она опять относится к нему по-дружески, он готов был какое-то время терпеть и страдать, пусть даже несправедливо. Тереза рано или поздно поправится и вызволит его из беды.

Но пока из беды его вызволила сеньора Дуда Резёнде.

— Сеньора Дуда Резёнде сумела добиться, чтобы его отпустили, — продолжала Эстела. — Хоть с него и взяли подписку о невыезде.

— Господи! Какое счастье! Наконец-то! — С души Родригу свалился тяжелый камень. — А я хочу попросить вернуться домой Ниси. Она ведь ждет ребенка, - сообщил он.

Теперь настала очередь радоваться Эстеле.

— Представляешь, а мне она не сказала ни слова! - удивленно сообщила она брату. — Видишь, какая гордая! Она не хотела, чтобы ребенок как-то влиял на твое решение.

— Ты думаешь? — недоверчиво спросил Родригу.

— Уверена, — твердо ответила Эстела, — мы знакомы не первый день.

— А я наговорил ей такого, — признался Родригу. — Орал, чтобы сделала аборт.

— Такого варварства я от тебя не ожидала! — поразилась Эстела. — Даже не знаю, что тебе нужно сделать, чтобы загладить перед Ниси свою вину.

— Я и сам не знаю, — виновато понурился Родригу. — Но надеюсь, что ужинать завтра мы будем все вместе, своей семьей. Как давно этого не было, сестренка! Но поистине Дуда — добрый ангел нашей семьи!

Дуда часто бывала у Ниси, и Луис-Карлус с восхищением смотрел на нее. После того как она заняла первое место на гонках, неудивительно, что она стала в его глазах идеалом.

— Вот это настоящая женщина! — говорил он Жулиу, и эта похвала была одновременно и тайным порицанием Лижии, на которую Луис-Карлус был обижен и без которой страдал.

Луис-Карлус давно уже не видел Лижию. Он чувствовал, что раздражает ее, и перестал появляться, надеясь, что она позовет его обратно сама. Но она молчала. И из гордости тоже не хотел появляться только для того, чтобы лишний раз убедиться в ее холодности.

А теперь кроткий образ Лижии вытеснила блестящая Дуда. Вернее, Луис-Карлус очень хотел, чтобы вытеснила. Ему хотелось как-то подняться в собственных глазах, доказать всем, и в том числе Лижии, что он способен добиться любви даже такой необыкновенной женщины, какой была Эдуарда Резенде.

Дуда с улыбкой принимала ухаживания Луиса-Карлуса. Она чувствовала, что за его ухаживаниями таится какая-то сердечная рана, и хотела по мере возможности помочь этому славному юноше, брату ее подруги Ниси.

И помогла, но совершенно невольно. В офис к Сиру как-то заглянула Лижия, и он познакомил их с Дудой. Дуда пришла в восторг от кроткой, обаятельной девушки. Сидя вечером в кафе с Луисом-Карлусом, она не могла не поделиться своим восхищением.

— Только настоящий мужчина с тонким вкусом может оценить прелесть этой девушки, — говорила она. — Она похожа на изысканный цветок, неброский, но полный удивительного аромата.

Луис-Карлус почувствовал себя польщенным — как-никак, его признали настоящим мужчиной и оценили его вкус, но сердце его больно защемило. Он невольно опустил глаза и крепко стиснул зубы.

Дуда поняла, что попала в точку, теперь она знала, кто нанес Луису-Карлусу сердечную рану, от которой хочет излечиться с ее помощью.

Он был еще слишком юн, чтобы знать, что любовные раны не излечиваются поверхностными увлечениями. С тех пор Дуда время от времени хвалила Лижию, бередя его сердечную рану и не давая потускнеть ее образу, и мало-помалу Луис-Карлус стал с ней откровеннее, и ему уже хотелось повидаться с Дудой для того, чтобы поговорить о Лижии.

А в доме Лижии разгорались скандалы один громче другого. До Марилу дошли какие-то слухи о том, что у Сиру есть любовница, и она, не стесняясь в выражениях, крыла своего муженька, который шляется неведомо где, пренебрегая собственной женой.

Слушая ссоры родителей, думая о семейной жизни Ниси с Родригу, полной ссор и неурядиц, Лижия невольно все чаще вспоминала спокойного, уравновешенного Луиса-Карлуса. Он ни разу не сказал ей обидного слова, ни разу не разозлился на нее, даже когда она сама несправедливо сердилась на него, невольно мстя за обиды, нанесенные Родригу. Слушая ее несправедливые упреки, он только мрачнел, веселая открытая улыбка сползала с его лица, и оно становилось очень серьезным.